Не хватало последнего действия, чтобы с успехом завершить
комедию "Покорение Согдианы", которую Александр придумал сам и сам же,
поддавшись очарованию происходящего, стал, незаметно для себя, принимать
всерьез.
Но наступил и этот желанный миг. Когда Александр приблизился к
городу, из ворот выехала толпа знатных согдийцев. Все остановились.
Наступила мертвая тишина, хотя равнина перед Маракандой была черна от
тысяч и тысяч людей.
Толпа телохранителей с той и другой стороны раздалась. Александр и
Спантамано очутились лицом к лицу. Холодный, высокомерный взгляд македонца
столкнулся с живым, проникновенным, выжидающим взглядом согдийца. Оба
сидели на прекрасных конях. Оба, в отличие от хваставших роскошью нарядов
присутствующих вельмож, облачились в простую, грубую, поношенную одежду,
как бы подчеркивающую бескорыстие предводителей двух народов. Правда, если
дырявый шерстяной плащ, толстые ремни и тусклые медные бляхи на Александре
говорили для тех, кто его знал плохо или совсем не знал, о суровой силе и
солдатской прямоте, то шкуры леопарда на Спантамано свидетельствовали о
небывалой ловкости и хитрости их владельца.
Ни тот ни другой не шевелился. Казалось, ни тот ни другой не хотел
первым произнести слово приветствия. Они молча сидели на конях и
пристально, в упор, смотрели: Александр - сердито и требовательно на
Спантамано, Спантамано - спокойно и чуть насмешливо на Александра. Тишина
невыносимо затягивалась. Улыбки на лицах окружающих погасли. Над равниной
взмахнула невидимым крылом угроза. И Александр ощутил это прежде всех. Он
закусил губу и выразительно прищурился. Спантамано ответил
многозначительным взглядом. "Птолемайос ошибся тогда, - подумал сын
Филиппа. - Он утверждал, что Спитамен походит на Диогена. Но если тот
разбил чашу, когда убедился, что может без нее обойтись, то этот мне
скорей голову разобьет". Договорившись глазами о чем-то важном, но
понятном им двоим, македонец и согдиец одновременно улыбнулись и
склонились в поклоне. Вздох облегчения, вырвавшийся из груди тысяч людей,
перерос в протяжный радостный рев. Толпа ликовала.
Через мгновение Александр и Спантамано ехали уже бок о бок на своих
редкостных конях, и ни тот ни другой конь не вырывался вперед даже на пол
головы.
ДРАКИЛ. О Гермес! Меня качает, как моряка на палубе триеры. А
кажется, выпил немного. Крепкое же вино у согдийцев. Прекрасное, как
из-под Исмара. Ну, друг мой Лаэрт, как тебе понравился пир?
ЛАЭРТ. Клянусь Вакхом, я никогда не видел подобного пира! Бедный
Лаэрт на обычных пирах редко бывал, а тут... Какой дворец! Признаться, эти
согдийцы - не такие варвары, как я ожидал. Особенно великолепны белые
алебастровые узоры на стенах и резьба на дверях. А решетки на окнах?
Волшебство! А пестрые ковры? Чародейство! А золотые, серебряные чаши и
вазы? Умопомрачение! А яркие одежды? Колдовство! А женщины? Нимфы, дриады,
наяды! Клянусь монетой, у меня голова кружится не от вина, а от того, что
я там видел.
ДРАКИЛ. Благодари меня. Ведь это я тебя провел во дворец, хотя туда
пускали даже не всех гетайров. Ик! А каков этот дикарь Спитамен, а?
ЛАЭРТ. Он, кажется, не такой уж дикарь, хотя и оделся в шкуры
леопардов. Спитамен хорошо держится. У него умные глаза.
ДРАКИЛ. Хм!.. В том-то и беда, что хорошо держится. И лучше бы у него
были глупые глаза. Так как я доверенное лицо божественного - ик! -
Александра, а ты, Лаэрт, - ик! - мое доверенное лицо, то я скажу тебе, не
опасаясь измены: этот согдиец хитер, ай, как хитер! Конечно, ему - ик! -
далеко до меня, Дракила, однако скажу тебе прямо, Лаэрт, - от Спантамена
не жди добра. Александр полагал, видно, что согдиец - дурак какой-нибудь,
вроде Оробы. Ты заметил его? Но, оказывается, этого милягу вокруг пальца
не обведешь, Правда, Лаэрт, - ик! - не обведешь?
ЛАЭРТ. Так оно и есть, Дракил, - не обведешь.
ДРАКИЛ. Но пока возле Александра такой пройдоха, как я, царю нечего
бояться. Не так ли, друг Лаэрт, а?
ЛАЭРТ. Истинно так, Дракил. Ему нечего бояться, раз ты рядом.
ДРАКИЛ. То-то же. Ох! Я набил шишку о ствол дерева! Куда ты смотришь,
негодяй? Или ты ослеп, нахал, и не видишь, куда мы идем? Почему ты не
поддерживаешь своего благодетеля, наглец? Разве у тебя руки отсохли? Может
быть, ты забыл, что Дракил является для тебя виновником добра, прожженный
ты прохвост? Так я живо освежу твою память, мерзавец ты этакий! Ага, ты
образумился плут! Наконец-то догадался, повеса, подать мне свою лапу.
Держи меня крепче, судейский ты крючок. Вот так. Хорошо, громила ты
несчастный, клянусь лысиной, хорошо! Ты вовсе не бахвал, как я думал.
Оказывается, ты юноша хоть куда. Дай поцелую тебя. Но где же мой шатер?
ЛАЭРТ. Мы прямо к нему направляемся.
ДРАКИЛ. Да будет тебе благо. Ик! Скажи мне, Лаэрт, понравилась ли
тебе жена этого хитроумного Спитамена?
ЛАЭРТ. Очень понравилась.
ДРАКИЛ. Мне тоже. И Александру приглянулась. Ты слышал, что он сказал
ей? Такой прекрасной женщины, сказал он, я еще не видел на Востоке. Как
она засияла! Бабник наш повелитель, - ик! - упаси меня бог. Любит
варварских женщин и варварскую музыку любит. Заметил ты это?
ЛАЭРТ. Да, я заметил. Зара хороша. Но супруга Дарейоса лучше.
ДРАКИЛ. Супруга Дарейоса лучше? Вот лгун! Вот надувала! Вот клещ! Что
бы ты понимал в женщинах, скопидом? Я бы за эту Зару отдал половину своего
имущества. А ты, Лаэрт, отдал бы?
ЛАЭРТ. Отдал бы Дракил.
ДРАКИЛ. Ну и дурак же ты, братец! Ты ветреник, срамник, мот и больше
никто. Разве женщины стоят того, чтобы за них отдавали половину имущества?
Отвечай, когда тебя спрашивают!
ЛАЭРТ. Нет, не стоят, Дракил.
ДРАКИЛ. То-то же. Береги золото. Будет золото - женщина найдется. Ик!
Но где же мой шатер? Куда ты ведешь меня, разбойник? Ты сдается мне,
хочешь убить меня и ограбить, громила? Эй, гетайры!
ЛАЭРТ. Мы уже в шатре, дорогой Дракил, и ты лежишь на своей постели.
ДРАКИЛ. Да? Что же ты молчал, негодяй? Неси скорей таз. Та-а-аз!..
Да, Спантамано оказался не таким глупцом, как ожидал сын бога Аммона.
Больше всего Александра смущали глаза согдийца. В них не было страха и
раболепия. Они таили угрозу. Спантамано казался македонцу зверем, который
высматривает в нем, Александре, место повкусней, чтобы начать его есть.
Сын Филиппа догадался: его терпят здесь лишь как освободителя от персов.
Сделай Александр один неверный шаг - и улыбка на лице Спантамано тотчас же
сменится злобой. Вместо цветов на головы македонцев посыплются камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
комедию "Покорение Согдианы", которую Александр придумал сам и сам же,
поддавшись очарованию происходящего, стал, незаметно для себя, принимать
всерьез.
Но наступил и этот желанный миг. Когда Александр приблизился к
городу, из ворот выехала толпа знатных согдийцев. Все остановились.
Наступила мертвая тишина, хотя равнина перед Маракандой была черна от
тысяч и тысяч людей.
Толпа телохранителей с той и другой стороны раздалась. Александр и
Спантамано очутились лицом к лицу. Холодный, высокомерный взгляд македонца
столкнулся с живым, проникновенным, выжидающим взглядом согдийца. Оба
сидели на прекрасных конях. Оба, в отличие от хваставших роскошью нарядов
присутствующих вельмож, облачились в простую, грубую, поношенную одежду,
как бы подчеркивающую бескорыстие предводителей двух народов. Правда, если
дырявый шерстяной плащ, толстые ремни и тусклые медные бляхи на Александре
говорили для тех, кто его знал плохо или совсем не знал, о суровой силе и
солдатской прямоте, то шкуры леопарда на Спантамано свидетельствовали о
небывалой ловкости и хитрости их владельца.
Ни тот ни другой не шевелился. Казалось, ни тот ни другой не хотел
первым произнести слово приветствия. Они молча сидели на конях и
пристально, в упор, смотрели: Александр - сердито и требовательно на
Спантамано, Спантамано - спокойно и чуть насмешливо на Александра. Тишина
невыносимо затягивалась. Улыбки на лицах окружающих погасли. Над равниной
взмахнула невидимым крылом угроза. И Александр ощутил это прежде всех. Он
закусил губу и выразительно прищурился. Спантамано ответил
многозначительным взглядом. "Птолемайос ошибся тогда, - подумал сын
Филиппа. - Он утверждал, что Спитамен походит на Диогена. Но если тот
разбил чашу, когда убедился, что может без нее обойтись, то этот мне
скорей голову разобьет". Договорившись глазами о чем-то важном, но
понятном им двоим, македонец и согдиец одновременно улыбнулись и
склонились в поклоне. Вздох облегчения, вырвавшийся из груди тысяч людей,
перерос в протяжный радостный рев. Толпа ликовала.
Через мгновение Александр и Спантамано ехали уже бок о бок на своих
редкостных конях, и ни тот ни другой конь не вырывался вперед даже на пол
головы.
ДРАКИЛ. О Гермес! Меня качает, как моряка на палубе триеры. А
кажется, выпил немного. Крепкое же вино у согдийцев. Прекрасное, как
из-под Исмара. Ну, друг мой Лаэрт, как тебе понравился пир?
ЛАЭРТ. Клянусь Вакхом, я никогда не видел подобного пира! Бедный
Лаэрт на обычных пирах редко бывал, а тут... Какой дворец! Признаться, эти
согдийцы - не такие варвары, как я ожидал. Особенно великолепны белые
алебастровые узоры на стенах и резьба на дверях. А решетки на окнах?
Волшебство! А пестрые ковры? Чародейство! А золотые, серебряные чаши и
вазы? Умопомрачение! А яркие одежды? Колдовство! А женщины? Нимфы, дриады,
наяды! Клянусь монетой, у меня голова кружится не от вина, а от того, что
я там видел.
ДРАКИЛ. Благодари меня. Ведь это я тебя провел во дворец, хотя туда
пускали даже не всех гетайров. Ик! А каков этот дикарь Спитамен, а?
ЛАЭРТ. Он, кажется, не такой уж дикарь, хотя и оделся в шкуры
леопардов. Спитамен хорошо держится. У него умные глаза.
ДРАКИЛ. Хм!.. В том-то и беда, что хорошо держится. И лучше бы у него
были глупые глаза. Так как я доверенное лицо божественного - ик! -
Александра, а ты, Лаэрт, - ик! - мое доверенное лицо, то я скажу тебе, не
опасаясь измены: этот согдиец хитер, ай, как хитер! Конечно, ему - ик! -
далеко до меня, Дракила, однако скажу тебе прямо, Лаэрт, - от Спантамена
не жди добра. Александр полагал, видно, что согдиец - дурак какой-нибудь,
вроде Оробы. Ты заметил его? Но, оказывается, этого милягу вокруг пальца
не обведешь, Правда, Лаэрт, - ик! - не обведешь?
ЛАЭРТ. Так оно и есть, Дракил, - не обведешь.
ДРАКИЛ. Но пока возле Александра такой пройдоха, как я, царю нечего
бояться. Не так ли, друг Лаэрт, а?
ЛАЭРТ. Истинно так, Дракил. Ему нечего бояться, раз ты рядом.
ДРАКИЛ. То-то же. Ох! Я набил шишку о ствол дерева! Куда ты смотришь,
негодяй? Или ты ослеп, нахал, и не видишь, куда мы идем? Почему ты не
поддерживаешь своего благодетеля, наглец? Разве у тебя руки отсохли? Может
быть, ты забыл, что Дракил является для тебя виновником добра, прожженный
ты прохвост? Так я живо освежу твою память, мерзавец ты этакий! Ага, ты
образумился плут! Наконец-то догадался, повеса, подать мне свою лапу.
Держи меня крепче, судейский ты крючок. Вот так. Хорошо, громила ты
несчастный, клянусь лысиной, хорошо! Ты вовсе не бахвал, как я думал.
Оказывается, ты юноша хоть куда. Дай поцелую тебя. Но где же мой шатер?
ЛАЭРТ. Мы прямо к нему направляемся.
ДРАКИЛ. Да будет тебе благо. Ик! Скажи мне, Лаэрт, понравилась ли
тебе жена этого хитроумного Спитамена?
ЛАЭРТ. Очень понравилась.
ДРАКИЛ. Мне тоже. И Александру приглянулась. Ты слышал, что он сказал
ей? Такой прекрасной женщины, сказал он, я еще не видел на Востоке. Как
она засияла! Бабник наш повелитель, - ик! - упаси меня бог. Любит
варварских женщин и варварскую музыку любит. Заметил ты это?
ЛАЭРТ. Да, я заметил. Зара хороша. Но супруга Дарейоса лучше.
ДРАКИЛ. Супруга Дарейоса лучше? Вот лгун! Вот надувала! Вот клещ! Что
бы ты понимал в женщинах, скопидом? Я бы за эту Зару отдал половину своего
имущества. А ты, Лаэрт, отдал бы?
ЛАЭРТ. Отдал бы Дракил.
ДРАКИЛ. Ну и дурак же ты, братец! Ты ветреник, срамник, мот и больше
никто. Разве женщины стоят того, чтобы за них отдавали половину имущества?
Отвечай, когда тебя спрашивают!
ЛАЭРТ. Нет, не стоят, Дракил.
ДРАКИЛ. То-то же. Береги золото. Будет золото - женщина найдется. Ик!
Но где же мой шатер? Куда ты ведешь меня, разбойник? Ты сдается мне,
хочешь убить меня и ограбить, громила? Эй, гетайры!
ЛАЭРТ. Мы уже в шатре, дорогой Дракил, и ты лежишь на своей постели.
ДРАКИЛ. Да? Что же ты молчал, негодяй? Неси скорей таз. Та-а-аз!..
Да, Спантамано оказался не таким глупцом, как ожидал сын бога Аммона.
Больше всего Александра смущали глаза согдийца. В них не было страха и
раболепия. Они таили угрозу. Спантамано казался македонцу зверем, который
высматривает в нем, Александре, место повкусней, чтобы начать его есть.
Сын Филиппа догадался: его терпят здесь лишь как освободителя от персов.
Сделай Александр один неверный шаг - и улыбка на лице Спантамано тотчас же
сменится злобой. Вместо цветов на головы македонцев посыплются камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75