Ладони марафонца истосковались по доброй человеческой работе. Он оглянулся
вокруг и почувствовал, как нелепо то, что он, труженик, плетется где-то
вдали от родины по цветущей чужой долине с оружием в руке. Торчащие кверху
пики так не вязались с ясной улыбкой природы, что Феаген ощутил стыд за
себя. Ему хотелось сломать свой дротик и бросить его в поток.
Постепенно холмы вздымались круче, покров густых трав уже разрывали
острые углы выступающих камней. Река зашумела громче, и ласка в ее голосе
сменилась недобрым ворчанием. По берегам там и сям начали попадаться
валуны величиной с барана. Долина сузилась и помрачнела. Тень от скал
падала на лица воинов и гасила радость в их глазах.
На закате солнца отряды остановились и разбили лагерь на речном
берегу, поближе к воде. Утолив голод, воины залегли у погасших костров, но
долго не могли заснуть. Наступил час, когда разговоры стихают и человек
остается наедине со своей душой. В горах было нестерпимо тихо. В
сине-черном прозрачном небе, от которого веяло холодом неведомых миров,
невыносимо ярко сверкали южные звезды. И чем больше глядел на них человек,
тем сумрачней становилось у него на душе.
Что такое небо, звезды и земля? Для чего они существуют? Откуда и
куда все это движется? В темный разум людей проникало смутное ощущение
бесконечного, их постепенно охватывал ужас перед неразрешимой для них
загадкой бытия. Всех начинало угнетать чувство обреченности. У слабых
стыла от страха кровь; они со стоном падали ниц и жалобно молились богу.
Пылкие, чтобы заглушить этот страх, яростно вскакивали с мест, опять
разжигали костры и жадно, до умопомрачения пили вино. Даже сильный
печально опускал голову и неподвижно сидел у огня, не понимая, отчего ему
так тяжело.
Перейдя вброд Кофен, войско отправилось утром вверх по реке Пяти
Львов на северо-восток. Чем выше поднимались отряды, тем угрюмей
становилась природа. Вместо пологих бугров по сторонам уже чернели хмурые
зубчатые утесы. Река ревела, воинам приходилось кричать, чтобы услышать
друг друга. Под напором воды, бегущей вниз со скорость, почти неуловимой
для ока, дрожали и гудели огромные глыбы известняка. Из темного ущелья,
куда войско ползло, как сказочный змей в пещеру, навстречу македонцам
полетела клочьями сырая мгла. Солнце исчезло. Продрогшие люди, страшась
неведомой опасности, крепче сжимали копья.
Стены ущелья подвинулись так близко, что тропа на левом берегу
оборвалась и продолжалась уже на правом. Воины передового отряда
остановились. Великий Змей, который минуту назад, извиваясь и поблескивая
чешуей панцирей и щитов, медленно двигался по тропе, замер над потоком. В
горах таяли снега, речка была наполнена мутной водой. Волны угрожающе
рычали и бросались под ноги людей, точно косматые серые собаки. Никто не
смел первым начать переправу. Кто знает, какова здесь глубина?
Показался верхом на черном коне царь. После Кабуры македонцы не
узнавали своего повелителя. Он еще больше отдалился от них, и многих
отталкивало надменное выражение его лица.
- Почему остановились? - сухо спросил Александр у старшего
проводника.
- Дальше пути нет.
- Трусы! - воскликнул Александр с презрением. - Не возвращаться же
нам в Кабуру из-за этого ручейка?
Он был так непоколебимо уверен в себе и в силе своего коня, что не
стал раздумывать и тотчас же ударил вороного пятками в бока. Конь взвился
на дыбы и бросился в поток. Изумленных солдат окатил целый каскад брызг.
Не успели воины опомниться, как их повелитель очутился на той стороне.
Вороной фыркал и отряхивался, точно пес. Восхищенные отвагой царя, воины
бросились за ним, словно бурный вал.
Великий Змей снова двинулся вперед. Но его подстерегало множество
новых неожиданностей. Тропа часто переходила то на левый, то на правый
берег, изгибы "змеиного тела" следовали по ней, сразу в трех или четырех
местах пересекая речку наискось. Камни выскальзывали из-под ног, воины
падали, и вода волокла и уносила их вниз. Иногда сверху, прыгая на порогах
и перекатах, с грохотом мчался по реке округлый валун. Точно ядро,
выпущенное из баллисты, врезался он в ряды онемевших от ужаса воинов,
разбивал вдребезги панцири и черепа, ломал кости и разносил туловища в
клочья. Стволы ободранных о камни горных елей ударяли, словно тараны, и
производили в отрядах большое опустошение. В довершение всего неожиданно
пошел крупный град, и льдины величиной с голубиное яйцо хлестали
македонцев, точно свинцовые шары, брошенные из пращей. Затем полил дождь.
Солдаты промокли с головы до пят и дрожали от холода и усталости.
Наконец, когда стало уже совсем темно, дорога отошла от реки влево и
запетляла по склону крутого, почти неприступного хребта. Великий Змей
медленно карабкался вверх по откосам, и пляшущее от ветра пламя двух
факелов, зажатых в руках воинов передового отряда, напоминало мерцающие от
печали глаза чудовища.
Не было ни травы, ни кустарников, чтобы разжечь костры, согреться и
обсушиться. Не было и сил идти дальше. Чтобы не свалиться, воины
прицепились к выступам скал и так лежали на мокрых камнях до утра. Их бил
озноб. В ответ на судорожное скрежетание зубов и взрывы хриплого кашля из
темноты раздавалось рычание снежного барса. Низко над головой, на южной
стороне мрачного неба, зловеще сверкала меж облаков звезда Канопус.
- Афина-Паллада! - ворчал Феаген, лежа в расселине среди
остроребристых камней.
От счастливого волнения, которое он испытывал вчера утром, не
осталось и следа. Тело бедняги застыло и онемело, и только внутри, в
сердце, горела живая искра. Феаген пытался расправить члены и разогнать по
жилам кровь, но едва не сорвался под обрыв. Это привело грека в ярость.
"Какое преступление совершил Феаген, чтобы терпеть такие мучения?" -
со злобой спрашивал себя марафонец.
Он перебирал в памяти все свои поступки, но не находил ничего
недостойного. Честно жил. Честно трудился и кормил себя и своего отца.
Почему же он страдает?
Рассвет долго не наступал. Окоченевшие люди истомились от ожидания. К
утру все потонуло в тумане. Он забирался под плащи, забивал рот и оставлял
на языке вкус пустоты и сырости. Наконец ледяной ветер, дующий с
заснеженных вершин, развеял густые пласты тумана, и Великий Змей ожил.
Проводники и разведчики отправились вверх по тропе и наткнулись на заросли
мастикового дерева. Застучали топоры. К радости воинов, мастиковое дерево
хорошо горело даже зеленое, и дым от него благоухал, словно фимиам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75