Колесо заработало. На берегу в воздух полетели шапки и замелькали платочки, словно им подали сигнал. Со всех сторон слышались крики. Дина подняла руку в белой перчатке.
Большая бузина в саду слегка раскачивалась, хотя ветра не было.
Там сидел Вениамин и плакал, вымещая гнев на дереве. Он пинал бузину ногами, обламывал ветки и обрывал листья. Пусть видит и возмущается.
Дина стояла и улыбалась. Легкий южный ветер гнал мелкую рябь. Пароход шел на север. Матушка Карен благословила ее поездку. Но поможет ли это?
Дина познакомилась с капитаном еще до того, как пароход пришел в Хавнвикен. Ей говорили, что у него большая борода и седые бакенбарды и что зовут его капитан Лоус.
Но перед ней стоял высокий человек, который своим видом и движениями напомнил ей рабочую лошадь. На крупном продолговатом лице героически высился нос. Губы были немного вывернуты. Они все время шевелились, над верхней губой была впадинка, как между грудями у старой женщины. Круглые добродушные глаза прятались под кустистыми бровями.
Он держался весьма учтиво и выразил сожаление, когда Дина спросила его о старом капитане. Он щелкнул каблуками и протянул ей руку, которая никак не вязалась с его обликом. Ладонь была узкая и красивой формы.
— Капитан Давид Христиан Люсхолм, — представился он, и его синие глаза скользнули по Дине.
Он показал ей весь пароход с таким видом, будто это была его собственность. И похвалил Нурланд, будто он принадлежал Дине, а капитан был ее гостем.
Здесь, в Нурланде, еще царят добрые старые обычаи. Состоятельные люди еще могут ездить с роскошью, подобающей их положению. А вот на юге, по мнению капитана, все давно уже изменилось.
Он погладил начищенные медные поручни и кивнул в подтверждение своих слов. Спросил, может ли он закурить трубку в присутствии дамы.
Дина не возражала. Она и сама не отказалась бы от трубки. Капитан оторопел. Дина решила не приносить трубку из каюты. Не стоит слишком привлекать к себе внимание.
Они продолжали оставаться в пределах, огороженных медными поручнями, которые отделяли публику первого класса от остальных пассажиров.
Человек должен занимать место, подобающее его положению, а не бумажнику, считал капитан. Он вел Дину под руку свободно и уверенно.
В Хавнвикене их встретило много шлюпок с молодыми людьми.
Капитан приосанился и поздоровался с единственным пассажиром, который сел здесь на пароход. Это был фохт Он поднялся по сходням с портфелем из свиной кожи, вид у него был очень внушительный.
Капитан поздоровался с фохтом как со старым знакомым и представил его Дине.
Почтмейстер стоял у сходней и разговаривал с местным торговцем о двух письмах, которые были оплачены не по правилам. За них следовало дополучить четыре скиллинга почтового сбора.
Прозвенел третий звонок, лопасти заработали. Одна за другой они скрывались в соленой воде. Люди на берегу превратились в муравьев и мелкий мусор. Горы скользили мимо.
Когда пассажирам казалось, что на них никто не смотрит, они украдкой разглядывали друг друга. У одних лица были замкнутые, у других — светились любопытством и живым интересом. И у каждого были свои причины пуститься в это путешествие.
Капитан поинтересовался, что заставило фохта отправиться на север.
Стало известно, что в нескольких местах русские перешли границу между Норвегией и русской Лапландией. От местных жителей поступили жалобы, что пришельцы захватили норвежскую территорию. Пришельцы утверждали, что это русские земли, и распространились уже до Таны. Местные власти потребовали, чтобы они убрались, но безуспешно. Вот фохт и двинулся на север.
— А как они настроены, мирно или враждебно? — просила Дина.
— Как бы они ни были настроены, уходить они не собираются, — ответил фохт.
В разговор вмешался почтмейстер, он задумчиво посасывал усы и сдвинул на лоб форменную фуражку. Он, например, слышал, что русские ведут себя так, будто эти земли принадлежат их царю. И многие финнмаркцы предпочли бы, чтобы так и было. Местные жители недолюбливают власти в Христиании. Все вопросы улаживают опытные русские дипломаты. А правительство не удосужилось даже палец о палец ударить. Оно и знать не знает, что на севере происходит. Никогда там не бывало.
Произнеся эти тираду, почтмейстер трижды поклонился фохту. Он вдруг сообразил, что не знает, чью сторону держит фохт — правительства, русских или жителей Финнмарка. Вежливость никогда не повредит, особенно когда говоришь то, что думаешь.
Капитан смутился. А фохт нисколько. Он добродушно посмотрел на почтмейстера и сказал:
— Наша страна слишком вытянута. Трудно уследить, что происходит в ее самых отдаленных частях. Весь Хологаланд, и особенно Финнмарк, зависит от хороших отношений с Россией. Оттуда поступают такие необходимые товары, как зерно и веревки. Но конечно, всему есть предел. И с захватом земли мириться нельзя.
Фохт повернулся к Дине и спросил, как обстоят дела в ее краях. И как здоровье ленсмана Холма, ее отца.
Дина ответила коротко: ленсман никогда ничем не болеет, разве иногда у него пошаливает сердце. Весна у них тяжелая. Но сейчас все наладилось.
Фохт был в отличном настроении. Веселые морщины даже украшали его. Он попросил Дину передать поклон ленсману, если она увидит его раньше, чем он.
— Чем закончилось дело с пиратами, которые промышляли в Рафтсунде? — спросила Дина.
— Дело будет слушаться осенью в тинге. А сейчас они сидят в тюрьме в Трондхейме.
— Это правда, что среди них были две женщины?
— Да. Цыганки.
— А как таких опасных преступников перевезли в Трондхейм?
— Для такого фрахта нужны кандалы и надежная охрана, — с удивлением ответил фохт.
Больше Дина ничего не сказала, и мужчины завели привычный разговор о погоде.
Если не считать Дины, горничных и двух сестер, которые ехали третьим классом, женщин на пароходе не было.
Дина удалилась в свою каюту первого класса, которую пока, к счастью, занимала одна. Она открыла саквояж и придирчиво выбрала платье и украшения. Даже забрала волосы в пучок и надела корсет. Но шляпу надевать не стала. С довольным видом она вертелась перед зеркалом.
Надо же так случиться, что ее попутчиком оказался сам фохт. К предстоящему вечеру она относилась как к партии в шахматы.
На пароходе было два лоцмана. Но трезвым был только один. Капитан добродушно заметил, что этого вполне достаточно. Второй лоцман просыхал в кубрике. Но один лоцман на мостике и один — в кубрике, несомненно, обеспечат им спокойное плавание.
Беседа была оживленная. Говорили по-немецки, по-английски и по-датски, не считая, конечно, норвежского.
Пассажиры третьего класса собрались вокруг черной трубы. Они сидели на ящиках и коробках. Кое-кто дремал, пользуясь хорошей погодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119