Сбросив с себя кожаную куртку, голый по пояс, он принял у юнги ведерко. И приказал принести еще.
Несчастный юнга еле стоял на ногах. Слабый после морской болезни, испуганный и растерянный. Его лицо напоминало ладонь с ободранной кожей после работы с железом на сильном морозе.
— Шевелись, собака! — рявкнул Андерс. Это было так на него не похоже, что парня как ветром сдуло.
Дина затихла. Она позволила Андерсу перекатить себя на бок, чтобы вытащить из-под нее кровавые простыни. Андерс видел, что они насквозь мокрые.
От них шел сладковатый, тошнотворный запах. Андерса чуть не вывернуло. Усилием воли он подавил рвоту.
Ничего не соображая, Андерс обмыл и уложил Дину. Так близко к женщине он еще никогда не был. Его охватило желание, смущение и бешенство.
Он подложил старый кожаный плащ под чистую простыню, которую нашел в сундучке у Дины. Уложил ее поудобней. Она была очень тяжелая и почти безжизненная. Не открывала глаз, лишь тяжело дышала и хватала его за руки. Ему пришлось стряхнуть ее руки, чтобы она не мешала ему.
Кровотечение у нее уменьшилось, но не прекратилось. Андерс ногой задвинул в угол грязные простыни.
Вдруг он увидел среди яркой крови что-то синеватое, как бы затянутое пленкой. Он похолодел. Кого благодарить за этот подарок? Андерс стиснул зубы, чтобы ничего не сказать.
Дина унеслась далеко отсюда. Должно быть, она потеряла слишком много крови. Только бы она не… Андерс гнал от себя эту мысль. Он выпятил губу и затолкал шерстяную рубаху ей между ногами. Шерсть впитает все — и чистое, и нечистое. Он читал все известные ему молитвы.
Дина временами приходила в себя и смотрела на него остекленевшими глазами. Несчастье вползло в каюту и забралось к Дине на койку.
Андерс тихо молился.
Ветер немного утих, шхуна игриво покачивалась на тяжелых волнах.
Андерс заметил, что с парусами на палубе управились без него. Ему стало чуть-чуть легче. Но кровотечение у Дины все еще продолжалось.
К Андерсу то и дело приходил кто-нибудь из команды. То один, то другой. Он встречал всех в дверях. Приказал принести горячего супа и еще горячей воды.
В конце концов Антон заорал, что Андерс должен вытащить хозяйку Рейнснеса на палубу и пусть блюет в море, как все люди.
Андерс рванул дверь и чуть не съездил Антону кулаком по челюсти. Потом захлопнул дверь с такой силой, что едва не зажал ею большой нос штурмана.
На палубе царила тишина. Шхуна мирно разрезала волны. Принесли котелок с супом. Потом горячую воду.
Команда справилась со штормом. В конце концов все поняли, что у Дины не просто морская болезнь. И занялись своими делами.
Прошли сутки. Выглянуло солнце. Ветер торопился на юг.
В каюте, ничего не замечая вокруг, дремала Дина. Кровотечение у нее прекратилось.
Андерс, который уже отчаялся вымыть Дину, смог наконец передвинуть ее в сторону и вытереть под ней старый кожаный плащ. Она держала его за шею, когда он передвигал ее. Он действовал осторожно, опасаясь, как бы у нее снова не открылось кровотечение.
Она даже не пыталась прикрыться. После всех часов, что они провели вместе в геенне огненной, в этом не было необходимости.
Достоинство Дины не страдало от подобных вещей. Она вверила свою жизнь в его руки. Время от времени она теряла сознание. Потом снова приходила в себя и тихо звала его. Однажды она что-то пробормотала, но он не разобрал слов. Кажется, она звала этого библейского разбойника. Верно, она звала Варавву.
Андерс заставил ее проглотить несколько ложек супа. Воду она пила жадными глотками. Вода бежала по подбородку, и на рубашке расплылись мокрые пятна. Волосы у нее свалялись и слиплись от пота. Андерс даже не пытался расчесать их.
Время от времени он осторожно встряхивал Дину, чтобы убедиться, что она жива. Увидев, что ей неприятен свет, он задернул иллюминаторы. Даже полумрак не мог скрыть ее неестественную бледность. Чернота, залегшая вокруг глаз, стекала на щеки. Нос заострился. Ноздри были совсем белые.
Андерс не умел лечить людей. Да и молиться, пожалуй, тоже. Но в то воскресное утро, в каюте, где пахло несвежей кровью, он молился, чтобы Дина осталась жива.
Тем временем команда привела в порядок груз, и «Матушка Карен», направляясь домой, уже миновала Вегу.
Помогла ли молитва Андерса или что другое, но дыхание у Дины стало ровным, длинные белые пальцы лежали на покрывале. Он видел, что по ее рукам до самых розовых ногтей ветвятся синие жилки.
Он легонько прикоснулся к ее бровям, чтобы посмотреть, дрогнут ли у нее веки. Она открыла глаза, словно только что вынырнула из тумана.
Он подумал, что она сейчас заплачет. Но она только коротко всхлипнула и снова закрыла глаза.
«Да плакала ли она вообще когда-нибудь? — подумал Андерс. — Если даже теперь не заплакала…»
Ему не хотелось оказаться посвященным в ее жизнь. И он был благодарен ей, что она не плакала.
— Что тут за недуг такой? — спросил Антон. Он успокоился вместе с ветром и пожелал узнать, как обстоят дела.
Андерс закрыл за собой дверь и вышел вместе с ним на палубу.
— Дина заболела не на шутку. Она очень слаба. Ее рвало, и сильно шла кровь. Должно быть, что-то с животом. Что-то съела… Она совсем без сил, бедняжка… Антон кашлянул и извинился — он не понял, что это так серьезно. Но ведь он всегда говорил: баба на судне…
— Она чуть не умерла! — сказал Андерс и привязал отвязавшуюся бочку. — Вели юнге привязать груз покрепче, а то мы все растеряем. И перестань злиться. Не ты же болен!
— Да я не знал, что это так серьезно…
— Ну а теперь знаешь!
Он вернулся в каюту. Словно на палубе у него не было больше никаких обязанностей.
Андерс потихоньку выбросил за борт самые грязные простыни. Он дождался, чтобы непогода стихла, и улучил минуту, когда на палубе никого не было. Его никто не видел.
Подстилка, подзоры. Он все свернул вместе. Синеватый комочек был скрыт навсегда.
С Диной они не обмолвились о нем ни словом. Но оба его видели.
Она подняла на Андерса прозрачные, как вода, глаза. Он сел к ней на койку. Край у койки был высокий, и сидеть на нем было неудобно. Над головой у них жалобно скрипели снасти.
Андерс открыл один из иллюминаторов, чтобы впустить в каюту свежий морской воздух.
На лбу и на шее у Дины выступили капельки пота. Вокруг лихорадочно блестевших глаз лежали коричневые круги. На желтых скулах горели красные пятна. Это был дурной знак.
Андерс всего повидал на своем веку. Чахотку, оспу, проказу. Он знал, что такие пятна — признак жара. Но ничего не сказал. Лишь смочил тряпку и вытер Дине лицо и шею. У нее в глазах мелькнуло выражение, похожее на благодарность. Но он не был в этом уверен. С Диной вообще ни в чем нельзя было быть уверенным. И все-таки он осмелился взять ее за руку.
— Ты ни о чем не хочешь спросить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Несчастный юнга еле стоял на ногах. Слабый после морской болезни, испуганный и растерянный. Его лицо напоминало ладонь с ободранной кожей после работы с железом на сильном морозе.
— Шевелись, собака! — рявкнул Андерс. Это было так на него не похоже, что парня как ветром сдуло.
Дина затихла. Она позволила Андерсу перекатить себя на бок, чтобы вытащить из-под нее кровавые простыни. Андерс видел, что они насквозь мокрые.
От них шел сладковатый, тошнотворный запах. Андерса чуть не вывернуло. Усилием воли он подавил рвоту.
Ничего не соображая, Андерс обмыл и уложил Дину. Так близко к женщине он еще никогда не был. Его охватило желание, смущение и бешенство.
Он подложил старый кожаный плащ под чистую простыню, которую нашел в сундучке у Дины. Уложил ее поудобней. Она была очень тяжелая и почти безжизненная. Не открывала глаз, лишь тяжело дышала и хватала его за руки. Ему пришлось стряхнуть ее руки, чтобы она не мешала ему.
Кровотечение у нее уменьшилось, но не прекратилось. Андерс ногой задвинул в угол грязные простыни.
Вдруг он увидел среди яркой крови что-то синеватое, как бы затянутое пленкой. Он похолодел. Кого благодарить за этот подарок? Андерс стиснул зубы, чтобы ничего не сказать.
Дина унеслась далеко отсюда. Должно быть, она потеряла слишком много крови. Только бы она не… Андерс гнал от себя эту мысль. Он выпятил губу и затолкал шерстяную рубаху ей между ногами. Шерсть впитает все — и чистое, и нечистое. Он читал все известные ему молитвы.
Дина временами приходила в себя и смотрела на него остекленевшими глазами. Несчастье вползло в каюту и забралось к Дине на койку.
Андерс тихо молился.
Ветер немного утих, шхуна игриво покачивалась на тяжелых волнах.
Андерс заметил, что с парусами на палубе управились без него. Ему стало чуть-чуть легче. Но кровотечение у Дины все еще продолжалось.
К Андерсу то и дело приходил кто-нибудь из команды. То один, то другой. Он встречал всех в дверях. Приказал принести горячего супа и еще горячей воды.
В конце концов Антон заорал, что Андерс должен вытащить хозяйку Рейнснеса на палубу и пусть блюет в море, как все люди.
Андерс рванул дверь и чуть не съездил Антону кулаком по челюсти. Потом захлопнул дверь с такой силой, что едва не зажал ею большой нос штурмана.
На палубе царила тишина. Шхуна мирно разрезала волны. Принесли котелок с супом. Потом горячую воду.
Команда справилась со штормом. В конце концов все поняли, что у Дины не просто морская болезнь. И занялись своими делами.
Прошли сутки. Выглянуло солнце. Ветер торопился на юг.
В каюте, ничего не замечая вокруг, дремала Дина. Кровотечение у нее прекратилось.
Андерс, который уже отчаялся вымыть Дину, смог наконец передвинуть ее в сторону и вытереть под ней старый кожаный плащ. Она держала его за шею, когда он передвигал ее. Он действовал осторожно, опасаясь, как бы у нее снова не открылось кровотечение.
Она даже не пыталась прикрыться. После всех часов, что они провели вместе в геенне огненной, в этом не было необходимости.
Достоинство Дины не страдало от подобных вещей. Она вверила свою жизнь в его руки. Время от времени она теряла сознание. Потом снова приходила в себя и тихо звала его. Однажды она что-то пробормотала, но он не разобрал слов. Кажется, она звала этого библейского разбойника. Верно, она звала Варавву.
Андерс заставил ее проглотить несколько ложек супа. Воду она пила жадными глотками. Вода бежала по подбородку, и на рубашке расплылись мокрые пятна. Волосы у нее свалялись и слиплись от пота. Андерс даже не пытался расчесать их.
Время от времени он осторожно встряхивал Дину, чтобы убедиться, что она жива. Увидев, что ей неприятен свет, он задернул иллюминаторы. Даже полумрак не мог скрыть ее неестественную бледность. Чернота, залегшая вокруг глаз, стекала на щеки. Нос заострился. Ноздри были совсем белые.
Андерс не умел лечить людей. Да и молиться, пожалуй, тоже. Но в то воскресное утро, в каюте, где пахло несвежей кровью, он молился, чтобы Дина осталась жива.
Тем временем команда привела в порядок груз, и «Матушка Карен», направляясь домой, уже миновала Вегу.
Помогла ли молитва Андерса или что другое, но дыхание у Дины стало ровным, длинные белые пальцы лежали на покрывале. Он видел, что по ее рукам до самых розовых ногтей ветвятся синие жилки.
Он легонько прикоснулся к ее бровям, чтобы посмотреть, дрогнут ли у нее веки. Она открыла глаза, словно только что вынырнула из тумана.
Он подумал, что она сейчас заплачет. Но она только коротко всхлипнула и снова закрыла глаза.
«Да плакала ли она вообще когда-нибудь? — подумал Андерс. — Если даже теперь не заплакала…»
Ему не хотелось оказаться посвященным в ее жизнь. И он был благодарен ей, что она не плакала.
— Что тут за недуг такой? — спросил Антон. Он успокоился вместе с ветром и пожелал узнать, как обстоят дела.
Андерс закрыл за собой дверь и вышел вместе с ним на палубу.
— Дина заболела не на шутку. Она очень слаба. Ее рвало, и сильно шла кровь. Должно быть, что-то с животом. Что-то съела… Она совсем без сил, бедняжка… Антон кашлянул и извинился — он не понял, что это так серьезно. Но ведь он всегда говорил: баба на судне…
— Она чуть не умерла! — сказал Андерс и привязал отвязавшуюся бочку. — Вели юнге привязать груз покрепче, а то мы все растеряем. И перестань злиться. Не ты же болен!
— Да я не знал, что это так серьезно…
— Ну а теперь знаешь!
Он вернулся в каюту. Словно на палубе у него не было больше никаких обязанностей.
Андерс потихоньку выбросил за борт самые грязные простыни. Он дождался, чтобы непогода стихла, и улучил минуту, когда на палубе никого не было. Его никто не видел.
Подстилка, подзоры. Он все свернул вместе. Синеватый комочек был скрыт навсегда.
С Диной они не обмолвились о нем ни словом. Но оба его видели.
Она подняла на Андерса прозрачные, как вода, глаза. Он сел к ней на койку. Край у койки был высокий, и сидеть на нем было неудобно. Над головой у них жалобно скрипели снасти.
Андерс открыл один из иллюминаторов, чтобы впустить в каюту свежий морской воздух.
На лбу и на шее у Дины выступили капельки пота. Вокруг лихорадочно блестевших глаз лежали коричневые круги. На желтых скулах горели красные пятна. Это был дурной знак.
Андерс всего повидал на своем веку. Чахотку, оспу, проказу. Он знал, что такие пятна — признак жара. Но ничего не сказал. Лишь смочил тряпку и вытер Дине лицо и шею. У нее в глазах мелькнуло выражение, похожее на благодарность. Но он не был в этом уверен. С Диной вообще ни в чем нельзя было быть уверенным. И все-таки он осмелился взять ее за руку.
— Ты ни о чем не хочешь спросить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119