Не забыв и суммы, предназначенной для бедных.
Потом она растопила свою печку. И зажгла свечи, что стояли в серебряном семисвечнике перед зеркалом.
Все время пока Последняя воля Иакова горела в чугунном чреве печки, Дина улыбалась.
Потом она положила написанную ею бумагу на полированную доску конторки из орехового дерева. Открыто, чтобы каждый зашедший мог ее видеть.
И наконец, не раздеваясь, легла навзничь на кровать.
Неожиданно она почувствовала на себе тяжесть Иакова. Его тело. Дыхание Иакова было незнакомым. Руки — грубыми. Она сердито оттолкнула его. И Иаков, подхватив брюки и шелковый жилет, ушел сквозь стену.
Я Дина. Я чувствую, как у меня под ребрами бьется рыба. Она играет со мной. Она еще принадлежит морю и звездам. Плавает во мне и пожирает меня. Я буду носить ее в себе, пока могу. Все равно она не так тяжела и не так легка, как Ертрюд.
Важно не что и как происходит на самом деле, а что и как происходит в представлении людей.
Дина встала и заглянула в печку. Подкинула дров. Она стояла и следила, чтобы огонь ничего не оставил от Последней воли Иакова.
В ту ночь никто не слышал, чтобы железные подковки Дины стучали по полу.
В следующий раз ленсман привез с собой писца и двух свидетелей.
За овальным столом в зале вместе с мужчинами сидели и обе вдовы, старая и молодая.
Динина бумага с воспоминаниями о Последней воле Иакова была доведена до сведения всех, кого она касалась, в присутствии свидетелей.
Юхан был в Копенгагене, но матушка Карен представляла его интересы.
Дина была одета подобающим случаю образом. В черном платье, сшитом к похоронам Иакова. Позвали всех обитателей дома.
Стоя с опущенными головами вокруг стола, люди выслушали Последнюю волю Иакова, которую рокочущим голосом им сообщил ленсман. Все было очень чинно. И торжественно.
Завещания никто не требовал. Ведь произошел просто несчастный случай, предусмотреть который было невозможно. Царство Небесное покойному хозяину. Благодетелю.
Все так или иначе получили признание. И люди благословляли Иакова, позаботившегося обо всех.
Ленсман считал, что нет необходимости записывать в документ, что Юхан будет получать содержание из своей доли наследства, пока не закончит занятий, ибо долг всех родителей заботиться о том, чтобы обеспечить своим детям условия, подобающие их положению. Не следует считать это авансом из наследства.
Но Дина, улыбаясь, покачала головой.
«Мы не имеем права забывать, что его отец умер», — написала она на доске.
Ленсман смутился и с уважением посмотрел на дочь. Потом продиктовал писцу желание Дины. Матушка Карен кивнула, выражая свое согласие. И все скрепила гербовая печать.
Ленсман произнес речь в память о своем покойном зяте и друге, а также в честь своей дочери и призвал всех честно трудиться. Хозяйство нуждается в твердой руке.
Матушка Карен вздохнула с облегчением. Жизнь продолжалась. Дина спустилась из залы.
С каждым днем солнце поднималось все выше. Вскоре оно уже не сходило с северных небес даже в полночь.
Морские птицы на свой лад помогали ему, куропатки клали яйца. Цвела черемуха.
Матушка Карен получила письмо от Юхана.
Он выражал свое соболезнование и был настроен на печально-торжественный лад. Он не собирался приезжать домой, пока не сдаст самый главный экзамен. А на похороны отца он все равно опоздал бы.
Между строк матушка Карен прочла то, что знала и так. Юхан ничего не понимает ни в хозяйстве, ни в торговле. Он не хочет заниматься лавкой и мало что смыслит в бухгалтерии. Он хочет получать содержание в счет будущего наследства, пока учится, чтобы стать пастором.
Если он и скорбел по отцу, то, во всяком случае, это не выразилось в желании взять на себя отцовские дела.
Матушка Карен прочла Дине письмо вслух.
«Мое глубочайшее соболезнование и поклон Дине в эти тяжелые дни» — так Юхан закончил свое письмо.
ГЛАВА 2
И поставил Иаков памятник на месте, на котором говорил ему Бог, памятник каменный; и возлил на него возлияние, и возлил на него елей. И нарек Иаков имя месту, на котором Бог говорил ему: Вефиль.
И отправилися из Вефиля. И когда еще оставалось некоторое расстояние земли до Ефрафы, Рахиль родила, и роды ее были трудны. Когда же она страдала в родах, повивальная бабка сказала ей: не бойся; ибо и это тебе сын. И когда выходила из нее душа, ибо она умирала, то нарекла ему имя: Бенони. Но отец его назвал его Вениамином.
Бытие, 35:14-18
Однажды матушка Карен зашла в залу не постучавшись. Дина одевалась, стоя посреди комнаты.
Ничто не скрывало ее беременности. Солнце светило в высокие окна, и мудрые глаза матушки Карен сразу увидели все. Дина вдовела пять месяцев.
Матушка Карен была маленькая и хрупкая. Рядом с крупной и высокой Диной она скорее была похожа на редкую фарфоровую куклу, простоявшую всю жизнь за стеклом шкафа, нежели на живого человека из плоти и крови.
Тонкая паутина морщин дрогнула в лучах солнца, когда матушка Карен подошла к окну, чтобы почувствовать себя ближе к Богу, к Которому она вознесла свою благодарность.
Она протянула к Дине обе руки. Но взгляд Дины был холоден, как вода, берущая начало из ледника.
— Благослови тебя Бог, милая Дина, у тебя будет ребенок! — растроганно прошептала она.
Дина быстро натянула юбку и, словно защищаясь, загородилась блузкой.
Но матушка Карен не собиралась уходить, и тогда Дина выразительно шагнула вперед. Один небольшой, но решительный шажок.
Матушка Карен не успела опомниться, как уже стояла в темном коридоре перед закрытой дверью.
Взгляд Дины преследовал матушку Карен. Не только днем, но и ночью, во сне. Она не знала, как ей приблизиться к этому замкнутому созданию.
На третий день после безрезультатных попыток поговорить с Диной она пришла на кухню к Олине, чтобы найти у нее утешение и добрый совет.
Олине приняла ее, сидя у стола. На ней было два передника — один поверх другого.
Пышнотелая, полногрудая, никогда не вскормившая ни одного живого существа, Олине между тем держала себя так, словно была матерью всего сущего.
Она знала, даже не задумываясь об этом, что повелевает всеми благодаря одному своему присутствию. Своими опущенными уголками губ и морщинистым лбом, за которым скрывалась забота обо всех.
Олине считала, что молодой хозяйке прежде всего нужен покой. И хорошее питание. И теплые лопарские сапожки вместо этих ужасных башмаков, в которых она ходит по комнате, где вечно дует.
По мнению Олине, Дина, в ее положении, должна была чувствовать тревогу, потому что рядом с ней не было мужа.
— Женщину и не такие напасти способны выбить из колеи, — сказал она, закатив глаза к потолку. Словно знала десяток подобных случаев.
Нельзя ждать, чтобы такая молодая женщина после всех испытаний, выпавших на ее долю, видела благословение Божье в том, что ей дано продолжить род.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Потом она растопила свою печку. И зажгла свечи, что стояли в серебряном семисвечнике перед зеркалом.
Все время пока Последняя воля Иакова горела в чугунном чреве печки, Дина улыбалась.
Потом она положила написанную ею бумагу на полированную доску конторки из орехового дерева. Открыто, чтобы каждый зашедший мог ее видеть.
И наконец, не раздеваясь, легла навзничь на кровать.
Неожиданно она почувствовала на себе тяжесть Иакова. Его тело. Дыхание Иакова было незнакомым. Руки — грубыми. Она сердито оттолкнула его. И Иаков, подхватив брюки и шелковый жилет, ушел сквозь стену.
Я Дина. Я чувствую, как у меня под ребрами бьется рыба. Она играет со мной. Она еще принадлежит морю и звездам. Плавает во мне и пожирает меня. Я буду носить ее в себе, пока могу. Все равно она не так тяжела и не так легка, как Ертрюд.
Важно не что и как происходит на самом деле, а что и как происходит в представлении людей.
Дина встала и заглянула в печку. Подкинула дров. Она стояла и следила, чтобы огонь ничего не оставил от Последней воли Иакова.
В ту ночь никто не слышал, чтобы железные подковки Дины стучали по полу.
В следующий раз ленсман привез с собой писца и двух свидетелей.
За овальным столом в зале вместе с мужчинами сидели и обе вдовы, старая и молодая.
Динина бумага с воспоминаниями о Последней воле Иакова была доведена до сведения всех, кого она касалась, в присутствии свидетелей.
Юхан был в Копенгагене, но матушка Карен представляла его интересы.
Дина была одета подобающим случаю образом. В черном платье, сшитом к похоронам Иакова. Позвали всех обитателей дома.
Стоя с опущенными головами вокруг стола, люди выслушали Последнюю волю Иакова, которую рокочущим голосом им сообщил ленсман. Все было очень чинно. И торжественно.
Завещания никто не требовал. Ведь произошел просто несчастный случай, предусмотреть который было невозможно. Царство Небесное покойному хозяину. Благодетелю.
Все так или иначе получили признание. И люди благословляли Иакова, позаботившегося обо всех.
Ленсман считал, что нет необходимости записывать в документ, что Юхан будет получать содержание из своей доли наследства, пока не закончит занятий, ибо долг всех родителей заботиться о том, чтобы обеспечить своим детям условия, подобающие их положению. Не следует считать это авансом из наследства.
Но Дина, улыбаясь, покачала головой.
«Мы не имеем права забывать, что его отец умер», — написала она на доске.
Ленсман смутился и с уважением посмотрел на дочь. Потом продиктовал писцу желание Дины. Матушка Карен кивнула, выражая свое согласие. И все скрепила гербовая печать.
Ленсман произнес речь в память о своем покойном зяте и друге, а также в честь своей дочери и призвал всех честно трудиться. Хозяйство нуждается в твердой руке.
Матушка Карен вздохнула с облегчением. Жизнь продолжалась. Дина спустилась из залы.
С каждым днем солнце поднималось все выше. Вскоре оно уже не сходило с северных небес даже в полночь.
Морские птицы на свой лад помогали ему, куропатки клали яйца. Цвела черемуха.
Матушка Карен получила письмо от Юхана.
Он выражал свое соболезнование и был настроен на печально-торжественный лад. Он не собирался приезжать домой, пока не сдаст самый главный экзамен. А на похороны отца он все равно опоздал бы.
Между строк матушка Карен прочла то, что знала и так. Юхан ничего не понимает ни в хозяйстве, ни в торговле. Он не хочет заниматься лавкой и мало что смыслит в бухгалтерии. Он хочет получать содержание в счет будущего наследства, пока учится, чтобы стать пастором.
Если он и скорбел по отцу, то, во всяком случае, это не выразилось в желании взять на себя отцовские дела.
Матушка Карен прочла Дине письмо вслух.
«Мое глубочайшее соболезнование и поклон Дине в эти тяжелые дни» — так Юхан закончил свое письмо.
ГЛАВА 2
И поставил Иаков памятник на месте, на котором говорил ему Бог, памятник каменный; и возлил на него возлияние, и возлил на него елей. И нарек Иаков имя месту, на котором Бог говорил ему: Вефиль.
И отправилися из Вефиля. И когда еще оставалось некоторое расстояние земли до Ефрафы, Рахиль родила, и роды ее были трудны. Когда же она страдала в родах, повивальная бабка сказала ей: не бойся; ибо и это тебе сын. И когда выходила из нее душа, ибо она умирала, то нарекла ему имя: Бенони. Но отец его назвал его Вениамином.
Бытие, 35:14-18
Однажды матушка Карен зашла в залу не постучавшись. Дина одевалась, стоя посреди комнаты.
Ничто не скрывало ее беременности. Солнце светило в высокие окна, и мудрые глаза матушки Карен сразу увидели все. Дина вдовела пять месяцев.
Матушка Карен была маленькая и хрупкая. Рядом с крупной и высокой Диной она скорее была похожа на редкую фарфоровую куклу, простоявшую всю жизнь за стеклом шкафа, нежели на живого человека из плоти и крови.
Тонкая паутина морщин дрогнула в лучах солнца, когда матушка Карен подошла к окну, чтобы почувствовать себя ближе к Богу, к Которому она вознесла свою благодарность.
Она протянула к Дине обе руки. Но взгляд Дины был холоден, как вода, берущая начало из ледника.
— Благослови тебя Бог, милая Дина, у тебя будет ребенок! — растроганно прошептала она.
Дина быстро натянула юбку и, словно защищаясь, загородилась блузкой.
Но матушка Карен не собиралась уходить, и тогда Дина выразительно шагнула вперед. Один небольшой, но решительный шажок.
Матушка Карен не успела опомниться, как уже стояла в темном коридоре перед закрытой дверью.
Взгляд Дины преследовал матушку Карен. Не только днем, но и ночью, во сне. Она не знала, как ей приблизиться к этому замкнутому созданию.
На третий день после безрезультатных попыток поговорить с Диной она пришла на кухню к Олине, чтобы найти у нее утешение и добрый совет.
Олине приняла ее, сидя у стола. На ней было два передника — один поверх другого.
Пышнотелая, полногрудая, никогда не вскормившая ни одного живого существа, Олине между тем держала себя так, словно была матерью всего сущего.
Она знала, даже не задумываясь об этом, что повелевает всеми благодаря одному своему присутствию. Своими опущенными уголками губ и морщинистым лбом, за которым скрывалась забота обо всех.
Олине считала, что молодой хозяйке прежде всего нужен покой. И хорошее питание. И теплые лопарские сапожки вместо этих ужасных башмаков, в которых она ходит по комнате, где вечно дует.
По мнению Олине, Дина, в ее положении, должна была чувствовать тревогу, потому что рядом с ней не было мужа.
— Женщину и не такие напасти способны выбить из колеи, — сказал она, закатив глаза к потолку. Словно знала десяток подобных случаев.
Нельзя ждать, чтобы такая молодая женщина после всех испытаний, выпавших на ее долю, видела благословение Божье в том, что ей дано продолжить род.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119