А ведь был рис… Больше тридцати человек ежедневно два раза в день ели рис. Для риса нужно много акров ровной, с системой искусственного орошения земли, которой у нас просто не было. Поэтому я был совершенно уверен, что мы не выращиваем рис. Если бы мне самому не пришлось отправиться за рисом, я бы так и не узнал, откуда он попадает сюда. Если бы не случай, я бы и не поинтересовался этим.
Ассимиляция. С самого первого дня мы уже трудились, все уже знали наши имена, и нам выделили кровати в доме. У меня появилось чувство, что я живу здесь всю жизнь.
Со мной случилось то же самое, что тогда, в самолете, – отключилась память. Самуй казался далеким сном; Бангкок был не больше чем знакомым словом. Помню, как на третий или четвертый день я подумал, что скоро могут появиться Зеф и Сэмми. Как обитатели лагеря отреагируют на их появление? И тогда же я поймал себя на мысли, что не помню лиц Зефа и Сэмми. Дня через два я и вовсе забыл о том, что они, возможно, появятся.
Есть такая поговорка – ночью все кошки серые. Для меня в этих словах теперь заключен большой смысл. Если что-то кажется странным, можно поставить это под сомнение. Но если внешний мир далеко, сравнить не с чем, и ничто уже не удивляет.
Почему я вообще должен о чем-то думать? Ассимиляция для меня – естественнейшая на свете вещь. Я только и делаю, что привыкаю ко всему заново с тех пор, как начал путешествовать. Есть еще одна поговорка: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Среди десяти заповедей путешественника это первая по счету заповедь. Ведь вы не входите в индуистский храм и не спрашиваете: «Почему здесь поклоняются корове?» Оглядитесь по сторонам, присмотритесь как следует, приспособьтесь, примиритесь.
Ассимиляция и рис. Это были вещи, которые нужно было просто принять, – новые стороны новой жизни.
Не важно, почему мне было так легко привыкнуть к пляжной жизни. На самом деле, вопрос в том, почему пляжная жизнь так легко подчинила меня себе?
Первые две-три недели у меня не выходила из головы одна песня. Вообще-то, это была не песня – всего лишь две строчки из песни. Я даже не знаю ее названия. Подозреваю, что она называется «Уличная жизнь», потому что слова, которые я помню, следующие: «Уличная жизнь – это единственная жизнь, известная мне, уличная жизнь, та-та-та та-та-та та-та-та». Вместо слов «уличная жизнь» я подставлял «пляжная жизнь», снова и снова повторяя эти слова.
Кити возмущался. Он говорил:
– Ричард, прекрати петь эту чертову песню.
Я пожимал плечами и отвечал:
– Кити, я не могу выкинуть ее из головы.
Потом я делал над собой усилие, чтобы некоторое время не напевать ее, но часа через два снова машинально начинал петь. И понимал это лишь тогда, когда Кити хлопал себя рукой по лбу и шипел:
– Я же просил тебя не петь эту проклятую песню! Боже правый, Ричард!
Я снова пожимал плечами. В конце концов Кити тоже запел ее, и когда я обратил его внимание на это, он только ответил:
– А-а.
И целый день не давал мне играть в «Нинтендо».
Спокойной ночи, John-boy
Я быстро привыкал к новому режиму.
Я просыпался около семи – семи тридцати и бежал вместе с Кити и Этьеном на пляж. Франсуаза обычно с нами не плавала, поскольку для нее было утомительно каждый день очищать свои длинные волосы от соли, но иногда она присоединялась к нам. Потом мы возвращались в лагерь и шли в душевую хижину.
Завтрак был в восемь. Каждое утро наши повара готовили целую гору риса, и вы были вольны выбирать, с чем будете его есть. Большинство ело один лишь рис, а некоторые варили себе вдобавок рыбу или овощи. У меня по этому поводу не возникало проблем. Первые три дня мы добавляли в рис для аромата «Маги-Нудл», а когда пакетики закончились, мы присоединились к большинству.
После завтрака все расходились. По утрам мы должны были работать, и у каждого имелись свои обязанности. К девяти в лагере уже никого не оставалось.
Было четыре основных вида занятий: рыбная ловля, работа в огороде, приготовление еды и плотницкие работы.
Этьен, Франсуаза и я занимались рыбной ловлей. До нашего появления в лагере уже трудились две бригады рыболовов, а мы сформировали третью. Точнее, эту третью составляли Грегорио и мы втроем; еще была группа из Моше и двух югославок, а также другая – из нескольких шведов. Рыболовы очень серьезно относились к своим обязанностям и каждый день выплывали в открытое море через проем в скалах. И иногда возвращались с рыбинами в полчеловека, чем вызывали бурю восторга у остальных в лагере.
С работой мне повезло. Если бы Этьен с Франсуазой не вызвались в первый же день ловить рыбу, мы, новички, не познакомились бы с Грегорио, и мне в конце концов пришлось бы работать на огороде. Там работал Кити, и он все время жаловался. Его место работы находилось в получасе ходьбы от лагеря, у водопада. Главным огородником был Жан, сын фермера из юго-западной Франции. Он произносил свое имя так, будто прочищал горло, и управлял огородом железной рукой. Проблема заключалась в том, что выбранное однажды занятие было очень трудно сменить. На этот счет не существовало никаких правил, но здесь работали группами, поэтому если ты менял работу, то приходилось покидать одну группу и врастать в другую.
Если бы я не стал рыбаком, то попробовал бы заняться плотничеством. Кухня меня совсем не привлекала. Помимо ежедневного адского труда по приготовлению обеда на тридцать человек, троим поварам пришлось насквозь провонять запахом рыбных потрохов. У шеф-повара по прозвищу «Грязнуля» хранился в палатке запас собственного мыла. Похоже, что бедняга тратил по куску мыла в неделю, но это не помогало.
Плотниками руководил Багз. Багз был другом Сэл, и он раньше работал плотником. Он был ответственным за состояние дома и всех хижин, и именно ему принадлежала идея связать вместе ветки, чтобы получился живой шатер. Судя по отношению остальных к Багзу, было ясно, что он пользуется большим уважением. Отчасти это объяснялось тем, что сделанное им надежно служило, а отчасти – тем, что он был другом Сэл.
Если кого-то здесь и можно было назвать лидером, так это Сэл. Когда она говорила, все слушали. Она целый день ходила – проверяла работу бригад и следила за тем, чтобы все было как следует. Вначале она немало времени потратила на наше благоустройство. И часто плавала вместе с нами к валунам. Но спустя неделю она, по-видимому, уже была спокойна за нас и впоследствии лишь изредка наведывалась в нам в рабочее время.
Единственным человеком без определенных занятий был Джед. Он проводил дни в одиночестве, первым, как правило, покидал лагерь утром и последним возвращался. Кити сказал мне, что Джед подолгу бродил возле водопада и среди скал. Он часто исчезал, ночуя где-то на острове. Возвращаясь, он обычно приносил свежей марихуаны, несомненно украденной с поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98