Воцарилось молчание. Все уставились на меня, ожидая ответа. Я пожал плечами:
– Ну хорошо, ваша взяла. По-моему, он козел.
На этот раз мы смеялись так долго и беспомощно, что другие стали глазеть на нас, пытаясь понять, что происходит.
Такси!
– Спокойной ночи, Джон-бой, – произнес голос. Голос Багза, громкий и решительный.
– Спокойной ночи, Рич, – тут же подхватил эстафету кто-то. Трудно было понять кто, но я решил, что это Моше.
Я ухмыльнулся в темноте. Я знал, что Багза вывело из себя то, как мы посмеялись над ним, и догадался, что это был способ укрепить… что? Авторитет. Сейчас его слова были направлены в мой адрес – в адрес человека, который вызвал этот смех. Это должно было меня задеть.
Моя ухмылка стала еще шире, я позволил себе несколько секунд помолчать, а затем сказал:
– Спокойной ночи, Джессе.
Джессе, в свою очередь, передал эстафету Элле, которая передала ее австралийцу-плотнику, а тот – двум югославкам. Я не дослушал всю игру до конца.
Лежа на кровати и прислушиваясь к ударам «лазерных лучей» по крыше дома, я понял, что мне надо найти ответ на один вопрос. Почему Багз так сильно действует мне на нервы? Ведь он на самом деле действовал мне на нервы. Я даже не осознавал, насколько сильно, пока Джед не настоял, чтобы я признался в этом.
Нет, он не сделал мне ничего плохого и не сказал ничего грубого. Фактически, мы с ним почти не разговаривали. Не вели бесед. Мы говорили только о работе, обсуждали некоторые плотницкие детали по изготовлению новых острог; я передавал ему сообщения от Грегорио и Грязнули и все такое.
Чтобы ответить на вопрос, я мысленно составил перечень вещей, благодаря которым он настроил меня против себя. Это был его глупый стоицизм, когда он поранил себе ногу; история с супом; его дурацкое имя. У него была еще одна невыносимая черта – стремление выглядеть самым крутым. Если вы рассказывали о том, что наблюдали восход над Боробудуром, он говорил, что следовало еще посмотреть и закат, а если вы знали хорошее местечко в Сингапуре, где можно перекусить, он говорил, что знает места и получше. А если вы поймали акулу голыми руками…
Я решил не предоставлять ему случая рассказывать мне о поимке тигровой акулы.
Но все это были недостаточно веские причины. Здесь, скорее всего, крылось что-то еще.
– Значит, просто интуиция, – пробормотал я, засыпая, но данный ответ не удовлетворил меня.
Хорошо бы сегодня ночью, подумал я, повидаться с мистером Даком, потому что я мог бы попросить его рассказать о характере Багза поподробнее. Но, к сожалению, мистер Дак так и не появился тогда. В этом отношении он вел себя, как такси. Такси и ночные автобусы.
Видение в красном цвете
Дождь лил всю неделю и еще половину следующей, но рано утром в четверг перестал. Все облегченно вздохнули, и прежде всего рыбаки. Опускаться под воду не больше, чем на минуту, время от времени замечать рыбу и бросать острогу, как правило, промахиваясь, – все это уже порядком поднадоело. Когда мы проснулись и увидели вновь голубые небеса, мы помчались к морю. Нас обуяла какая-то страсть убивать: мы справились с дневной работой за полтора часа, а затем только оставалось найти, как убить время.
Грегорио с Этьеном поплыли к коралловым рифам, а мы с Франсуазой вернулись на берег – позагорать. Сначала мы лежали молча: я наблюдал, сколько пота соберется в моем пупке, прежде чем пот польется через край, а Франсуаза, лежа на животе, пересыпала между пальцами песок. В нескольких метрах поодаль, в тени деревьев, плескался в ведрах наш улов. Учитывая его происхождение, звук был необычайно умиротворяющим. Он служил прекрасным дополнением к морскому ветерку и сиянию солнца. Мне не хватало этого звука потом, когда вся рыба умерла.
Вскоре за последним всплеском Франсуаза грациозно приподнялась и теперь, подбоченившись, стояла на коленях, вытянув загорелые голени. Затем она закатала до талии купальник и вскинула руки в голубое небо. Она застыла в этой позе на несколько секунд, а потом снова расслабилась и опустила руки на колени.
Я невольно вздохнул, и она взглянула не меня:
– В чем дело?
Я заморгал:
– Ни в чем.
– Ты вздохнул.
– А. Я просто думал… – В моей голове начали прокручиваться варианты ответа: я думал о возвращении солнца, о тишине в лагуне, о белизне песка. – Как просто было бы остаться здесь.
– Да. – Она кивнула. – Остаться на пляже навсегда. Очень просто…
Я замолчал на мгновение, а потом тоже сел. Пот вылился из созданного мною резервуара и просочился под резинку на шортах. – Ты вспоминаешь о доме, Франсуаза?
– О Париже?
– О Париже, о родителях, о подругах… Обо всем этом.
– Нет, Ричард, не вспоминаю.
– Я тоже. Но тебе это не кажется странным? Я хочу сказать, что у меня целая жизнь прошла в Англии, но я плохо помню ее и, к тому же, совсем не скучаю по ней. С того момента, как я приехал в Таиланд, я не звонил и не писал родителям, и я знаю, что они беспокоятся обо мне, но не испытываю необходимости что-то предпринять. Когда я был на Пхангане, мне даже не приходило это в голову… Тебе это не кажется странным?
– Родители… – Франсуаза нахмурилась, будто силилась вспомнить, что значит данное слово. – Да, это странно, но…
– А когда ты в последний раз связывалась с ними?
– Не знаю… Это было… на той улице. На улице, где мы с тобой познакомились.
– Кхаосан.
– Я звонила им оттуда…
– Три месяца назад.
– Три месяца… Да…
Мы легли обратно на горячий песок. Думаю, что упоминание о родителях взволновало нас, и никто не испытывал желания развивать эту тему.
Но мне было интересно обнаружить, что не со мной одним на пляже случилась амнезия. Мне очень хотелось знать, какова причина этого явления и отчего оно возникло, – под влиянием самого пляжа или живущих на нем людей. Неожиданно до меня дошло, что я ничего не знаю о прошлом обитателей лагеря, за исключением того, откуда они родом. Мы провели вместе с Кити бесчисленное количество часов, и единственное, что я знал из его биографии, – это то, что он посещал воскресную школу. Но я не знал, есть ли у него братья или сестры, чем занимаются его родители, в каком районе Лондона он вырос. У нас могло быть множество общих впечатлений, о которых мы даже и не пытались поговорить.
Единственная тема наших разговоров, которая касалась мира за пределами лагуны, это были путешествия. Мы очень много говорили о них. Даже сейчас я могу перечислить страны, в которых побывали мои друзья. В некотором отношении это было неудивительным, если принять в расчет, что (помимо одного возраста) единственным сближающим нас всех интересом был интерес к путешествиям. И вообще, разговор о путешествиях очень хорошо заменял разговор о доме. Можно многое узнать о человеке по местам, которые он выбрал для путешествий, и по тому, какие из них ему больше всего понравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Ну хорошо, ваша взяла. По-моему, он козел.
На этот раз мы смеялись так долго и беспомощно, что другие стали глазеть на нас, пытаясь понять, что происходит.
Такси!
– Спокойной ночи, Джон-бой, – произнес голос. Голос Багза, громкий и решительный.
– Спокойной ночи, Рич, – тут же подхватил эстафету кто-то. Трудно было понять кто, но я решил, что это Моше.
Я ухмыльнулся в темноте. Я знал, что Багза вывело из себя то, как мы посмеялись над ним, и догадался, что это был способ укрепить… что? Авторитет. Сейчас его слова были направлены в мой адрес – в адрес человека, который вызвал этот смех. Это должно было меня задеть.
Моя ухмылка стала еще шире, я позволил себе несколько секунд помолчать, а затем сказал:
– Спокойной ночи, Джессе.
Джессе, в свою очередь, передал эстафету Элле, которая передала ее австралийцу-плотнику, а тот – двум югославкам. Я не дослушал всю игру до конца.
Лежа на кровати и прислушиваясь к ударам «лазерных лучей» по крыше дома, я понял, что мне надо найти ответ на один вопрос. Почему Багз так сильно действует мне на нервы? Ведь он на самом деле действовал мне на нервы. Я даже не осознавал, насколько сильно, пока Джед не настоял, чтобы я признался в этом.
Нет, он не сделал мне ничего плохого и не сказал ничего грубого. Фактически, мы с ним почти не разговаривали. Не вели бесед. Мы говорили только о работе, обсуждали некоторые плотницкие детали по изготовлению новых острог; я передавал ему сообщения от Грегорио и Грязнули и все такое.
Чтобы ответить на вопрос, я мысленно составил перечень вещей, благодаря которым он настроил меня против себя. Это был его глупый стоицизм, когда он поранил себе ногу; история с супом; его дурацкое имя. У него была еще одна невыносимая черта – стремление выглядеть самым крутым. Если вы рассказывали о том, что наблюдали восход над Боробудуром, он говорил, что следовало еще посмотреть и закат, а если вы знали хорошее местечко в Сингапуре, где можно перекусить, он говорил, что знает места и получше. А если вы поймали акулу голыми руками…
Я решил не предоставлять ему случая рассказывать мне о поимке тигровой акулы.
Но все это были недостаточно веские причины. Здесь, скорее всего, крылось что-то еще.
– Значит, просто интуиция, – пробормотал я, засыпая, но данный ответ не удовлетворил меня.
Хорошо бы сегодня ночью, подумал я, повидаться с мистером Даком, потому что я мог бы попросить его рассказать о характере Багза поподробнее. Но, к сожалению, мистер Дак так и не появился тогда. В этом отношении он вел себя, как такси. Такси и ночные автобусы.
Видение в красном цвете
Дождь лил всю неделю и еще половину следующей, но рано утром в четверг перестал. Все облегченно вздохнули, и прежде всего рыбаки. Опускаться под воду не больше, чем на минуту, время от времени замечать рыбу и бросать острогу, как правило, промахиваясь, – все это уже порядком поднадоело. Когда мы проснулись и увидели вновь голубые небеса, мы помчались к морю. Нас обуяла какая-то страсть убивать: мы справились с дневной работой за полтора часа, а затем только оставалось найти, как убить время.
Грегорио с Этьеном поплыли к коралловым рифам, а мы с Франсуазой вернулись на берег – позагорать. Сначала мы лежали молча: я наблюдал, сколько пота соберется в моем пупке, прежде чем пот польется через край, а Франсуаза, лежа на животе, пересыпала между пальцами песок. В нескольких метрах поодаль, в тени деревьев, плескался в ведрах наш улов. Учитывая его происхождение, звук был необычайно умиротворяющим. Он служил прекрасным дополнением к морскому ветерку и сиянию солнца. Мне не хватало этого звука потом, когда вся рыба умерла.
Вскоре за последним всплеском Франсуаза грациозно приподнялась и теперь, подбоченившись, стояла на коленях, вытянув загорелые голени. Затем она закатала до талии купальник и вскинула руки в голубое небо. Она застыла в этой позе на несколько секунд, а потом снова расслабилась и опустила руки на колени.
Я невольно вздохнул, и она взглянула не меня:
– В чем дело?
Я заморгал:
– Ни в чем.
– Ты вздохнул.
– А. Я просто думал… – В моей голове начали прокручиваться варианты ответа: я думал о возвращении солнца, о тишине в лагуне, о белизне песка. – Как просто было бы остаться здесь.
– Да. – Она кивнула. – Остаться на пляже навсегда. Очень просто…
Я замолчал на мгновение, а потом тоже сел. Пот вылился из созданного мною резервуара и просочился под резинку на шортах. – Ты вспоминаешь о доме, Франсуаза?
– О Париже?
– О Париже, о родителях, о подругах… Обо всем этом.
– Нет, Ричард, не вспоминаю.
– Я тоже. Но тебе это не кажется странным? Я хочу сказать, что у меня целая жизнь прошла в Англии, но я плохо помню ее и, к тому же, совсем не скучаю по ней. С того момента, как я приехал в Таиланд, я не звонил и не писал родителям, и я знаю, что они беспокоятся обо мне, но не испытываю необходимости что-то предпринять. Когда я был на Пхангане, мне даже не приходило это в голову… Тебе это не кажется странным?
– Родители… – Франсуаза нахмурилась, будто силилась вспомнить, что значит данное слово. – Да, это странно, но…
– А когда ты в последний раз связывалась с ними?
– Не знаю… Это было… на той улице. На улице, где мы с тобой познакомились.
– Кхаосан.
– Я звонила им оттуда…
– Три месяца назад.
– Три месяца… Да…
Мы легли обратно на горячий песок. Думаю, что упоминание о родителях взволновало нас, и никто не испытывал желания развивать эту тему.
Но мне было интересно обнаружить, что не со мной одним на пляже случилась амнезия. Мне очень хотелось знать, какова причина этого явления и отчего оно возникло, – под влиянием самого пляжа или живущих на нем людей. Неожиданно до меня дошло, что я ничего не знаю о прошлом обитателей лагеря, за исключением того, откуда они родом. Мы провели вместе с Кити бесчисленное количество часов, и единственное, что я знал из его биографии, – это то, что он посещал воскресную школу. Но я не знал, есть ли у него братья или сестры, чем занимаются его родители, в каком районе Лондона он вырос. У нас могло быть множество общих впечатлений, о которых мы даже и не пытались поговорить.
Единственная тема наших разговоров, которая касалась мира за пределами лагуны, это были путешествия. Мы очень много говорили о них. Даже сейчас я могу перечислить страны, в которых побывали мои друзья. В некотором отношении это было неудивительным, если принять в расчет, что (помимо одного возраста) единственным сближающим нас всех интересом был интерес к путешествиям. И вообще, разговор о путешествиях очень хорошо заменял разговор о доме. Можно многое узнать о человеке по местам, которые он выбрал для путешествий, и по тому, какие из них ему больше всего понравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98