Может быть, там было даже лучше.
Я оглянулся и увидел четырех человек, загоравших на песке. Это были две девушки-англичанки и два парня-австралийца. Все они разговаривали очень громко, так громко, что, казалось, адресовались больше к прохожим, чем друг к другу.
– Да, но если Сайгон – сумасшедшее место, то Кампучия была чертовски нереальной, – сказал второй австралиец, тощий парень с коротко стриженными волосами, длинными баками и крошечной бородкой. – Мы пробыли там шесть недель. Остались бы и дольше, но уже заканчивались деньги. Нужно было возвращаться в Таиланд, чтобы забрать на почте перевод.
– Там хорошо, – согласился первый парень. – Можно было задержаться там на все шесть месяцев.
– Даже на шесть лет.
Я повернулся обратно к морю. Знакомый обмен мнениями, подумал я про себя, и не стоит в него включаться. Но тут я обнаружил, что не в состоянии от него отключиться. Все объяснялось даже не громкостью разговора – меня заинтриговали слова этого парня о Кампучии. Мне стало интересно, не новое ли это название Камбоджи.
Не раздумывая больше ни секунды, я повернулся к ним.
– Эй! – сказал я. – Любопытно, почему вы называете Камбоджу Кампучией?
Все четверо, как по команде, посмотрели на меня.
– Вы говорите о Камбодже, да? – продолжал я.
Второй австралиец покачал головой, но не потому, что был не согласен со мной, – это был отклик человека, который пытался определить, кто я такой.
– Вы говорите о Камбодже, правда? – переспросил я на тот случай, если он не расслышал меня.
– О Кампучии. Я только что оттуда.
Я поднялся и подошел к ним.
– Но кто называет эту страну Кампучией?
– Камбоджийцы.
– Но не кампучийцы же.
Он нахмурился:
– Что ты сказал?
– Мне просто интересно, откуда вы взяли слово «Кампучия»?
– Приятель, – вмешался первый австралиец, – какая разница, что мы называем Кампучией?
– Дело не в этом. Мне просто стало интересно, потому что раньше я думал, что Кампучия – это название, придуманное красными кхмерами. Наверное, я ошибся. Может быть, это старинное название Камбоджи, но…
Я осекся. Неожиданно до меня дошло, что все четверо смотрят на меня, как на сумасшедшего. Я неуверенно улыбнулся:
– Это не важно… Мне просто стало интересно, вот и все… Кампучия… Звучит как-то странно.
Молчание.
Я чувствовал, как мое лицо покрывается краской. Я знал, что совершил какой-то faux pas, но не догадывался, какой именно. С улыбкой отчаяния на лице я попытался яснее изложить свое мнение, но мое смущение и нервозность окончательно испортили дело.
– Я просто сидел здесь, а вы сказали «Кампучия», а я думал, что это название придумали красные кхмеры, но вы еще упомянули старое название Хошимина… Сайгон. Я не провожу параллелей между Вьетконгом и красными кхмерами. Нет, однако…
– Ну и что?
Это был закономерный вопрос! Секунду-другую я обдумывал его, а затем сказал:
– Да вообще-то ничего, по-моему.
– Так чего ж ты пристаешь к нам, приятель?
Я не знал, что ответить. Я неуклюже пожал плечами и повернул обратно, чтобы забрать свою сумку с покупками, а у меня за спиной, я услышал, кто-то из них забормотал: «Еще один лунатик. Никуда не деться от них». От этого комментария мои уши зарделись, а кончики пальцев стало покалывать. Такого со мной не случалось с раннего детства.
Когда я сел на свое прежнее место, то почувствовал себя скверно. Хорошее настроение моментально улетучилось. Я не мог понять, что уж такого я сказал. Я лишь хотел присоединиться к их разговору – что за преступление? Есть пляж и есть мир – провел я решительную черту. Мой пляж, где можно в любое время присоединиться к чьему-либо разговору, и мир, где подобное запрещалось.
Через несколько минут я поднялся, чтобы двинуться дальше. Я обратил внимание, что голоса стали тише, и с тоской подумал, что разговор идет обо мне. Я пошел и вскоре обнаружил уединенную пальму, под которой и расположился. Мы с Джедом условились встретиться в том же кафе, в котором съели ланч, поэтому у меня в запасе было еще несколько часов. Слишком много часов. Ожидание, похоже, превращалось в тяжкое испытание.
Я выкурил подряд две с половиной сигареты. Мне хотелось выкурить три или даже больше, но, куря третью, я раскашлялся на добрых пять минут. Я с неохотой загасил ее и втоптал в песок.
Мое замешательство быстро сменилось раздражением. До этого Хатрин вызывал у меня сдержанное любопытство, но теперь я смотрел на него с ненавистью. Все вокруг было дерьмо: таиландцы улыбались, как акулы, и беззаботный гедонизм был подчеркнуто беззаботным, чтобы казаться правдоподобным. А главное, мой взгляд повсюду замечал признаки упадка. Дух разложения висел над Хатрином, как над загорающими москиты, привлеченные запахом пота и сладковатого лосьона для загара. Серьезные путешественники уже отправились на следующий в цепочке остров, недозревшие путешественники ломали головы, куда же исчезла отсюда вся настоящая жизнь, а орды туристов – те всегда катятся по наезженной колее.
Здесь я впервые осознал подлинную ценность нашего тайного пляжа. При мысли о том, что лагуну постигнет судьба Хатрина, кровь застыла у меня в жилах. Я начал рассматривать загорелые тела вокруг, как будто фотографировал врагов, запоминая образы и накапливая их. Время от времени мимо меня проходили парочки, и до меня долетали обрывки их разговоров.
Я услышал, должно быть, десятка два разных акцентов и языков. Я не понимал большинства из них, но все слова воспринимались как угроза.
Время тянулось, заполненное лишь этими мыслями, поэтому, когда мои веки отяжелели, я позволил им опуститься. Сказались жара и ранний подъем. Дневная сиеста представлялась желанным спасением от мира.
Я провинился
В восемь часов зазвучала музыка. Это было как нельзя кстати, иначе я проспал бы до полуночи. На пляже одновременно заработали четыре или пять стереосистем, каждая со своим репертуаром. Я отчетливо слышал лишь две из них, расположенные по обе стороны от меня, но казалось, что все раздававшиеся на пляже басы гудят у меня в голове. Выругавшись и стряхнув с глаз сон, я вскочил на ноги и побежал обратно к кафе.
В кафе было уже полно народу, но я сразу же увидел Джеда. Он сидел за тем же самым столиком, за которым мы сидели днем. В руках он держал бутылку пива и выглядел крайне раздраженным.
– Где тебя носило? – сердито спросил он, когда я подсел к нему. – Я уже давно жду тебя.
– Извини, – ответил я. – Я заснул… У меня был неудачный день.
– Да что ты! Держу пари, что с моим и сравнивать нечего.
– Что случилось? Ты что, не достал риса?
– Я достал рис, Ричард. Не беспокойся на этот счет.
Я пристально взглянул на него. В его голосе звучала тревожная нотка угрозы.
– А в чем же тогда дело?
– Вот ты и объясни мне в чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Я оглянулся и увидел четырех человек, загоравших на песке. Это были две девушки-англичанки и два парня-австралийца. Все они разговаривали очень громко, так громко, что, казалось, адресовались больше к прохожим, чем друг к другу.
– Да, но если Сайгон – сумасшедшее место, то Кампучия была чертовски нереальной, – сказал второй австралиец, тощий парень с коротко стриженными волосами, длинными баками и крошечной бородкой. – Мы пробыли там шесть недель. Остались бы и дольше, но уже заканчивались деньги. Нужно было возвращаться в Таиланд, чтобы забрать на почте перевод.
– Там хорошо, – согласился первый парень. – Можно было задержаться там на все шесть месяцев.
– Даже на шесть лет.
Я повернулся обратно к морю. Знакомый обмен мнениями, подумал я про себя, и не стоит в него включаться. Но тут я обнаружил, что не в состоянии от него отключиться. Все объяснялось даже не громкостью разговора – меня заинтриговали слова этого парня о Кампучии. Мне стало интересно, не новое ли это название Камбоджи.
Не раздумывая больше ни секунды, я повернулся к ним.
– Эй! – сказал я. – Любопытно, почему вы называете Камбоджу Кампучией?
Все четверо, как по команде, посмотрели на меня.
– Вы говорите о Камбодже, да? – продолжал я.
Второй австралиец покачал головой, но не потому, что был не согласен со мной, – это был отклик человека, который пытался определить, кто я такой.
– Вы говорите о Камбодже, правда? – переспросил я на тот случай, если он не расслышал меня.
– О Кампучии. Я только что оттуда.
Я поднялся и подошел к ним.
– Но кто называет эту страну Кампучией?
– Камбоджийцы.
– Но не кампучийцы же.
Он нахмурился:
– Что ты сказал?
– Мне просто интересно, откуда вы взяли слово «Кампучия»?
– Приятель, – вмешался первый австралиец, – какая разница, что мы называем Кампучией?
– Дело не в этом. Мне просто стало интересно, потому что раньше я думал, что Кампучия – это название, придуманное красными кхмерами. Наверное, я ошибся. Может быть, это старинное название Камбоджи, но…
Я осекся. Неожиданно до меня дошло, что все четверо смотрят на меня, как на сумасшедшего. Я неуверенно улыбнулся:
– Это не важно… Мне просто стало интересно, вот и все… Кампучия… Звучит как-то странно.
Молчание.
Я чувствовал, как мое лицо покрывается краской. Я знал, что совершил какой-то faux pas, но не догадывался, какой именно. С улыбкой отчаяния на лице я попытался яснее изложить свое мнение, но мое смущение и нервозность окончательно испортили дело.
– Я просто сидел здесь, а вы сказали «Кампучия», а я думал, что это название придумали красные кхмеры, но вы еще упомянули старое название Хошимина… Сайгон. Я не провожу параллелей между Вьетконгом и красными кхмерами. Нет, однако…
– Ну и что?
Это был закономерный вопрос! Секунду-другую я обдумывал его, а затем сказал:
– Да вообще-то ничего, по-моему.
– Так чего ж ты пристаешь к нам, приятель?
Я не знал, что ответить. Я неуклюже пожал плечами и повернул обратно, чтобы забрать свою сумку с покупками, а у меня за спиной, я услышал, кто-то из них забормотал: «Еще один лунатик. Никуда не деться от них». От этого комментария мои уши зарделись, а кончики пальцев стало покалывать. Такого со мной не случалось с раннего детства.
Когда я сел на свое прежнее место, то почувствовал себя скверно. Хорошее настроение моментально улетучилось. Я не мог понять, что уж такого я сказал. Я лишь хотел присоединиться к их разговору – что за преступление? Есть пляж и есть мир – провел я решительную черту. Мой пляж, где можно в любое время присоединиться к чьему-либо разговору, и мир, где подобное запрещалось.
Через несколько минут я поднялся, чтобы двинуться дальше. Я обратил внимание, что голоса стали тише, и с тоской подумал, что разговор идет обо мне. Я пошел и вскоре обнаружил уединенную пальму, под которой и расположился. Мы с Джедом условились встретиться в том же кафе, в котором съели ланч, поэтому у меня в запасе было еще несколько часов. Слишком много часов. Ожидание, похоже, превращалось в тяжкое испытание.
Я выкурил подряд две с половиной сигареты. Мне хотелось выкурить три или даже больше, но, куря третью, я раскашлялся на добрых пять минут. Я с неохотой загасил ее и втоптал в песок.
Мое замешательство быстро сменилось раздражением. До этого Хатрин вызывал у меня сдержанное любопытство, но теперь я смотрел на него с ненавистью. Все вокруг было дерьмо: таиландцы улыбались, как акулы, и беззаботный гедонизм был подчеркнуто беззаботным, чтобы казаться правдоподобным. А главное, мой взгляд повсюду замечал признаки упадка. Дух разложения висел над Хатрином, как над загорающими москиты, привлеченные запахом пота и сладковатого лосьона для загара. Серьезные путешественники уже отправились на следующий в цепочке остров, недозревшие путешественники ломали головы, куда же исчезла отсюда вся настоящая жизнь, а орды туристов – те всегда катятся по наезженной колее.
Здесь я впервые осознал подлинную ценность нашего тайного пляжа. При мысли о том, что лагуну постигнет судьба Хатрина, кровь застыла у меня в жилах. Я начал рассматривать загорелые тела вокруг, как будто фотографировал врагов, запоминая образы и накапливая их. Время от времени мимо меня проходили парочки, и до меня долетали обрывки их разговоров.
Я услышал, должно быть, десятка два разных акцентов и языков. Я не понимал большинства из них, но все слова воспринимались как угроза.
Время тянулось, заполненное лишь этими мыслями, поэтому, когда мои веки отяжелели, я позволил им опуститься. Сказались жара и ранний подъем. Дневная сиеста представлялась желанным спасением от мира.
Я провинился
В восемь часов зазвучала музыка. Это было как нельзя кстати, иначе я проспал бы до полуночи. На пляже одновременно заработали четыре или пять стереосистем, каждая со своим репертуаром. Я отчетливо слышал лишь две из них, расположенные по обе стороны от меня, но казалось, что все раздававшиеся на пляже басы гудят у меня в голове. Выругавшись и стряхнув с глаз сон, я вскочил на ноги и побежал обратно к кафе.
В кафе было уже полно народу, но я сразу же увидел Джеда. Он сидел за тем же самым столиком, за которым мы сидели днем. В руках он держал бутылку пива и выглядел крайне раздраженным.
– Где тебя носило? – сердито спросил он, когда я подсел к нему. – Я уже давно жду тебя.
– Извини, – ответил я. – Я заснул… У меня был неудачный день.
– Да что ты! Держу пари, что с моим и сравнивать нечего.
– Что случилось? Ты что, не достал риса?
– Я достал рис, Ричард. Не беспокойся на этот счет.
Я пристально взглянул на него. В его голосе звучала тревожная нотка угрозы.
– А в чем же тогда дело?
– Вот ты и объясни мне в чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98