Если бы я сделал попытку, то, наверное, без труда поднял бы его.
Возле просвета в навесе – именно через него Карлу открывался вид на лагуну и пещеры – стояла половинка скорлупы кокосового ореха, наполненная водой, и лежала порция риса в банановом листе. Я увидел, что остатки риса уже стали серыми. И сделал вывод, что это высушенная солнцем еда, которую вчера оставила шведу Франсуаза. Значит, сегодня Франсуаза не приносила ему свежей еды. Я предположил, что тут кроется новый вид терапии с ее стороны, – игнорировать Карла, вынуждая его подавать признаки жизни, – но потом отклонил этот вариант. Вероятнее всего, Франсуаза просто забыла принести еду, охваченная внезапным общим сумасшествием среди обитателей лагеря. Я вспомнил о нашем с ней вчерашнем разговоре. Казалось, она была озабочена тем, чтобы Карл вернулся в лагерь. Просто интересно, как быстро изменили обстановку похороны Стена!
– Карл, – позвал я его.
Может быть, причиной послужил звук его имени, а может, меня ввел в заблуждение ветерок, шевеливший пальмовые листья и игравший тенями на его голове, но мне показалось, что швед шевельнулся. Я воспринял это как ответную реакцию.
– Карл, ты – чертов хомут на шее.
Меня не особенно волновало, что он не понимает меня. И в каком-то смысле это было лучше для него.
– Эй ты, черная туча.
На этот раз Карл сделал какое-то движение. Точно. Он немного резко подался вперед, как будто искал облегчения для онемевшего от долгого сидения на месте тела. Потом он медленно просунул руку через навес и взял скорлупу кокоса.
– О, – сказал я, – ты пьешь. Это хорошо.
Он сделал небольшой глоток – им можно было лишь смочить рот – и вернул скорлупу на место. Я заглянул в нее. На дне оставалось еще на глоток воды.
– Ты не допил. Не хочешь выпить до конца? Очень вкусно. Давай пей.
Он не шевелился. Я немного понаблюдал за ним и покачал головой:
– Нет, Карл. Ты не будешь пить. Я уверен. Ты будешь вести себя так день за днем. Ты станешь таким худым и слабым, что не сможешь больше пить, даже если захочешь. Тогда нам придется кормить тебя насильно или еще что-то придумать, и это акулье происшествие через несколько недель закончится… А может быть, и позже!
Я вздохнул и, поддавшись внезапному порыву, пнул его навес.
– Будь же благоразумным, Карл! Не теряй зря времени. Ведь Христо скоро тоже умрет.
Тс-с
Как бы в подтверждение моих опасений по поводу черной тучи, по возвращении в лагерь я обнаружил, что из-за нее ухудшается обстановка. Франсуаза, Этьен и Кити сидели кружком, и Этьен с Кити снова вели прежний спор, который я уже слышал раньше.
– Не пойму, в чем тут проблема, – говорил игравший с «Геймбоем» Кити. – Он же пьет воду. Это ведь хорошо?
– Хорошо? – с сарказмом переспросил Этьен. – С какой стати небольшое количество воды принесет ему пользу? В его состоянии нет ничего хорошего. Карлу здесь не место. Для меня это совершенно очевидно, и я не могу поверить, что другие этого не понимают.
– Прекрати, Этьен, черт тебя возьми! Мы уже говорили об этом сотню ра… Хоп! – Он замолчал, сосредоточенно нахмурившись. Потом его тело обмякло, и «Нинтендо» скользнула ему на колени. – Сто пятьдесят три линии. Я играл очень хорошо, пока ты не отвлек меня.
Этьен сплюнул в пыль:
– О, как я сожалею! Как же я могу отвлекать тебя от игры просто потому, что нашему другу требуется помощь.
– Он не был моим другом. Мы почти не разговаривали.
– И из этого следует, что тебе наплевать на него?
– Конечно нет. Но меня больше заботит пляж. И тебя это тоже должно больше тревожить. О'кей. Сейчас я собираюсь установить рекорд, так что не лезь ко мне со всякой ерундой.
Этьен встал:
– Что же сможет отвлечь тебя, Кити? Ответь мне, пожалуйста. Тогда я буду молиться, чтобы никогда этого не увидеть.
Вопрос остался без ответа.
– Сядь, Этьен, – предложил я, пытаясь разрядить обстановку. – Вспомни, о чем говорила на похоронах Сэл. Мы должны справиться со всеми трудностями.
– С трудностями, – холодно повторил он.
– Каждый из нас прикладывает для этого усилия.
– Правда? Удивляюсь, что ты считаешь это для себя усилием.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что больше не понимаю тебя, Ричард. Я узнаю тебя, когда ты приближаешься ко мне, но когда ты оказываешься рядом, я ничего не понимаю из того, что вижу в твоих глазах.
Я воспринял это как переведенную на английский какую-то французскую пословицу.
– Этьен, это глупо. Вспомни, как Сэл…
– Сэл, – перебил он меня, – пусть идет в задницу. – С этими словами он направился в сторону тропинки, ведущей к водопаду.
– Вообще-то, – задумчиво пробормотал Кити, не отрываясь от монохромного экрана, – у меня большие сомнения, что с такой задачей способна справиться даже Сэл.
Через минуту-другую Франсуаза тоже ушла. У нее был сердитый вид, поэтому я предположил, что она не согласна с Этьеном.
После того как Кити завершил рекордную попытку в «Тетрисе», у меня наконец появилась возможность спросить его, нравится ли ему, что он поплывет за продуктами вместе с Багзом. Кити ответил, что он не нервничает по этому поводу. А также сказал, что сначала испытал нечто вроде шока, но потом у него возникла мысль, что это пойдет на пользу лагерю. Это будет подобающий акт примирения, а кроме того, Кити хотелось, чтобы у нас на праздник была отличная еда.
Я бы побольше разузнал у него про Тэт, но Сэл хотела, чтобы они управились в один день, поэтому им нужно было отправляться рано утром, и Кити уже собирался ложиться спать. Я посидел в одиночестве минут двадцать, наспех куря косячок, предназначенный на сон грядущий, а потом тоже решил идти спать. Зеф с Сэмми были уже в пути, и тяжелый день предстоял не только Кити.
По дороге я сунул голову в палатку-больницу, решив, что Джеду будет приятно, если я снова загляну к нему. Но как только я увидел, что там творится, то пожалел о своем порыве.
Джед уже спал, лежа рядом с Христо. Но Христо не спал. Он даже узнал меня.
– Ричард, – прошептал он, а затем забормотал по-шведски, и в горле у него булькнуло.
Мгновение я оставался в нерешительности, не зная, поговорить мне с ним или нет.
– Ричард.
– Да, – шепнул я ему в ответ. – Как ты себя чувствуешь?
– Очень плохо, Ричард. Я чувствую себя очень плохо.
– Я знаю, но скоро тебе станет лучше.
– Звезды…
– Ты их видишь?
– Све… све…
– …чение, – закончил я. – Ты видишь его?
– Мне очень плохо.
– Тебе нужно поспать.
– Стен…
– Утром ты увидишься с ним.
– Грудь… – Закрой глаза.
– … болит…
– Я знаю. Закрой глаза.
– Очень плохо…
– Тс-с.
Около него заворочался Джед, и Христо слегка повернул голову.
– Карл?
– Он здесь, рядом с тобой. Не двигайся, а то разбудишь его.
Христо кивнул и закрыл наконец глаза.
– Приятного сна, – пожелал я, может быть, слишком тихо для того, чтобы он мог расслышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Возле просвета в навесе – именно через него Карлу открывался вид на лагуну и пещеры – стояла половинка скорлупы кокосового ореха, наполненная водой, и лежала порция риса в банановом листе. Я увидел, что остатки риса уже стали серыми. И сделал вывод, что это высушенная солнцем еда, которую вчера оставила шведу Франсуаза. Значит, сегодня Франсуаза не приносила ему свежей еды. Я предположил, что тут кроется новый вид терапии с ее стороны, – игнорировать Карла, вынуждая его подавать признаки жизни, – но потом отклонил этот вариант. Вероятнее всего, Франсуаза просто забыла принести еду, охваченная внезапным общим сумасшествием среди обитателей лагеря. Я вспомнил о нашем с ней вчерашнем разговоре. Казалось, она была озабочена тем, чтобы Карл вернулся в лагерь. Просто интересно, как быстро изменили обстановку похороны Стена!
– Карл, – позвал я его.
Может быть, причиной послужил звук его имени, а может, меня ввел в заблуждение ветерок, шевеливший пальмовые листья и игравший тенями на его голове, но мне показалось, что швед шевельнулся. Я воспринял это как ответную реакцию.
– Карл, ты – чертов хомут на шее.
Меня не особенно волновало, что он не понимает меня. И в каком-то смысле это было лучше для него.
– Эй ты, черная туча.
На этот раз Карл сделал какое-то движение. Точно. Он немного резко подался вперед, как будто искал облегчения для онемевшего от долгого сидения на месте тела. Потом он медленно просунул руку через навес и взял скорлупу кокоса.
– О, – сказал я, – ты пьешь. Это хорошо.
Он сделал небольшой глоток – им можно было лишь смочить рот – и вернул скорлупу на место. Я заглянул в нее. На дне оставалось еще на глоток воды.
– Ты не допил. Не хочешь выпить до конца? Очень вкусно. Давай пей.
Он не шевелился. Я немного понаблюдал за ним и покачал головой:
– Нет, Карл. Ты не будешь пить. Я уверен. Ты будешь вести себя так день за днем. Ты станешь таким худым и слабым, что не сможешь больше пить, даже если захочешь. Тогда нам придется кормить тебя насильно или еще что-то придумать, и это акулье происшествие через несколько недель закончится… А может быть, и позже!
Я вздохнул и, поддавшись внезапному порыву, пнул его навес.
– Будь же благоразумным, Карл! Не теряй зря времени. Ведь Христо скоро тоже умрет.
Тс-с
Как бы в подтверждение моих опасений по поводу черной тучи, по возвращении в лагерь я обнаружил, что из-за нее ухудшается обстановка. Франсуаза, Этьен и Кити сидели кружком, и Этьен с Кити снова вели прежний спор, который я уже слышал раньше.
– Не пойму, в чем тут проблема, – говорил игравший с «Геймбоем» Кити. – Он же пьет воду. Это ведь хорошо?
– Хорошо? – с сарказмом переспросил Этьен. – С какой стати небольшое количество воды принесет ему пользу? В его состоянии нет ничего хорошего. Карлу здесь не место. Для меня это совершенно очевидно, и я не могу поверить, что другие этого не понимают.
– Прекрати, Этьен, черт тебя возьми! Мы уже говорили об этом сотню ра… Хоп! – Он замолчал, сосредоточенно нахмурившись. Потом его тело обмякло, и «Нинтендо» скользнула ему на колени. – Сто пятьдесят три линии. Я играл очень хорошо, пока ты не отвлек меня.
Этьен сплюнул в пыль:
– О, как я сожалею! Как же я могу отвлекать тебя от игры просто потому, что нашему другу требуется помощь.
– Он не был моим другом. Мы почти не разговаривали.
– И из этого следует, что тебе наплевать на него?
– Конечно нет. Но меня больше заботит пляж. И тебя это тоже должно больше тревожить. О'кей. Сейчас я собираюсь установить рекорд, так что не лезь ко мне со всякой ерундой.
Этьен встал:
– Что же сможет отвлечь тебя, Кити? Ответь мне, пожалуйста. Тогда я буду молиться, чтобы никогда этого не увидеть.
Вопрос остался без ответа.
– Сядь, Этьен, – предложил я, пытаясь разрядить обстановку. – Вспомни, о чем говорила на похоронах Сэл. Мы должны справиться со всеми трудностями.
– С трудностями, – холодно повторил он.
– Каждый из нас прикладывает для этого усилия.
– Правда? Удивляюсь, что ты считаешь это для себя усилием.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что больше не понимаю тебя, Ричард. Я узнаю тебя, когда ты приближаешься ко мне, но когда ты оказываешься рядом, я ничего не понимаю из того, что вижу в твоих глазах.
Я воспринял это как переведенную на английский какую-то французскую пословицу.
– Этьен, это глупо. Вспомни, как Сэл…
– Сэл, – перебил он меня, – пусть идет в задницу. – С этими словами он направился в сторону тропинки, ведущей к водопаду.
– Вообще-то, – задумчиво пробормотал Кити, не отрываясь от монохромного экрана, – у меня большие сомнения, что с такой задачей способна справиться даже Сэл.
Через минуту-другую Франсуаза тоже ушла. У нее был сердитый вид, поэтому я предположил, что она не согласна с Этьеном.
После того как Кити завершил рекордную попытку в «Тетрисе», у меня наконец появилась возможность спросить его, нравится ли ему, что он поплывет за продуктами вместе с Багзом. Кити ответил, что он не нервничает по этому поводу. А также сказал, что сначала испытал нечто вроде шока, но потом у него возникла мысль, что это пойдет на пользу лагерю. Это будет подобающий акт примирения, а кроме того, Кити хотелось, чтобы у нас на праздник была отличная еда.
Я бы побольше разузнал у него про Тэт, но Сэл хотела, чтобы они управились в один день, поэтому им нужно было отправляться рано утром, и Кити уже собирался ложиться спать. Я посидел в одиночестве минут двадцать, наспех куря косячок, предназначенный на сон грядущий, а потом тоже решил идти спать. Зеф с Сэмми были уже в пути, и тяжелый день предстоял не только Кити.
По дороге я сунул голову в палатку-больницу, решив, что Джеду будет приятно, если я снова загляну к нему. Но как только я увидел, что там творится, то пожалел о своем порыве.
Джед уже спал, лежа рядом с Христо. Но Христо не спал. Он даже узнал меня.
– Ричард, – прошептал он, а затем забормотал по-шведски, и в горле у него булькнуло.
Мгновение я оставался в нерешительности, не зная, поговорить мне с ним или нет.
– Ричард.
– Да, – шепнул я ему в ответ. – Как ты себя чувствуешь?
– Очень плохо, Ричард. Я чувствую себя очень плохо.
– Я знаю, но скоро тебе станет лучше.
– Звезды…
– Ты их видишь?
– Све… све…
– …чение, – закончил я. – Ты видишь его?
– Мне очень плохо.
– Тебе нужно поспать.
– Стен…
– Утром ты увидишься с ним.
– Грудь… – Закрой глаза.
– … болит…
– Я знаю. Закрой глаза.
– Очень плохо…
– Тс-с.
Около него заворочался Джед, и Христо слегка повернул голову.
– Карл?
– Он здесь, рядом с тобой. Не двигайся, а то разбудишь его.
Христо кивнул и закрыл наконец глаза.
– Приятного сна, – пожелал я, может быть, слишком тихо для того, чтобы он мог расслышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98