Некоторые живут как звери — врываются к людям в дома, убивают их, берут себе все, что хотят. То, что у меня есть, — это мое. Я заработал все тяжелым трудом, и ни один ниггер не вломится сюда и ничего здесь не возьмет.
—Так все плохо, да?
—Хуже некуда.
—Который час? — спросила она, понимая, что лучше сменить тему разговора.
— Около двенадцати. Ты хочешь есть?
—Если честно, то умираю с голоду.
—Отлично. Мне нравятся женщины, которые едят с аппетитом.
—А что у тебя на завтрак?
—Все, что пожелаешь.
—Выбор за тобой.
—Вероятно, все уже готово. Я постараюсь показать тебе настоящее джамайское гостеприимство.
—Ты уже показал. — Улыбка сияла на ее лице.
—Ты еще ничего не видела, бэби, нам приготовили традиционный джамайский завтрак, который в гостинице тебе не подадут. На что ты так смотришь, а?
—На тебя, — негромко сказала она, и ее глаза обольстительно загорелись.
—А что во мне такого? — спросил он, тронув рукой бородку и усы.
—Твое лицо — сильное, мужественное, но и чувственное, очень привлекательное. — Она могла заметить, что это ему польстило. — Кем ты себя считаешь, белым или черным?
—Джамайцем.
—Но каким джамайцем?
—Американцы, — и он покачал головой, — вы все время думаете о расах. Мы — нет, понимаешь.
—Что? — воскликнула она.
Он протянул руку и включил музыку.
—Ты прекрасная женщина. Одевайся и пойдем завтракать. У меня сегодня несколько встреч.
Комната наполнилась пульсациями захватывающих эротических ритмов, которые они называли реггей. Ди-джей, по говору джамаец, без особого успеха имитирующий черных американцев, балаболил что-то о «жарком пирожке прямо из империи Хилтона».
—Эй, тебя ведь зовут Хилтон?
—В музыкальном бизнесе — да, это я.
—Бизнесе? Он сказал: империя, ты, значит, император?
—Чисто ди-джейские глупости, — скромно ответил он. — Император, скажут тоже!
—А ты забавный… забавный и очень милый, — сказала она императору. — Выходит, ты богат?
Он громко рассмеялся.
—Не очень, но на жизнь хватает. Нужно еще оставить кое-что родственникам, чтобы им было за что драться. Живем всего один раз, и потому жить надо хорошо.
Снова в его голосе проступили нотки умудренности и глубины.
—Так у тебя есть семья?
—Если ты имеешь в виду жену и детей, то нет, ничего такого.
—Неужели ты не был женат?
В ее голосе прозвучало открытое недоверие.
—Не понимаю, зачем покупать корову, если есть бесплатное молоко? — сказал он и от всего сердца рассмеялся. — В чем дело? — спросил он, заметив ее озабоченный взгляд.
—Я думаю, что буду выглядеть более солидно, если надену что-нибудь черное.
—Нет проблем, — ответил он, указывая на шкаф. — Взгляни там, может, что-то и приглянется.
Шкаф был полон.
—О мой Бог! У тебя правда не было жены?
—Никогда ничего такого. Это досталось от друзей.
Она прошлась по одежде и выбрала себе вечерний костюм. Он оказался ей впору.
—Очень мило, — сказал он. — Он тебе идет, дарю его. На память обо мне.
—Я не могу принять такой подарок.
—Не бери в голову, пойдем завтракать.
Он вставил кобуру в ремень и прикрыл сверху просторной рубахой.
—Тебе это разрешено?
—Я бизнесмен, и страна нуждается во мне. Я даю людям работу, вкладываю деньги. Я должен защищать свою жизнь и имущество, так ведь?
Они прошли через весь дом и вышли в патио, затененное большим деревом манго.
—Бог мой, — вздохнула она, — настоящий рай.
Окруженное папоротниками в больших горшках и другими тропическими растениями с широкими листьями самых разных расцветок и форм, патио находилось в прохладной тени. Ослепительно резкий солнечный свет, казалось, похрустывал лучами на белых и красных гибискусах и бугенвиллиях. Совсем неподалеку был голубой океан, простирающийся до самого горизонта.
—Бог мой, я, наверное, вконец обкурилась? Ты каждое утро здесь завтракаешь и видишь все это?
Вероятно, в ее голосе прозвучала обвинительная нотка, хотя она вовсе не собиралась говорить в таком тоне. Он коротко ответил: «Я это заслужил». Потом улыбнулся довольной улыбкой собственника, словно это он нес личную ответственность за все красоты здешнего ландшафта. «Еда остывает». Он подвинул ей стул.
На столе было накрыто на двоих, но хватило бы и на десятерых. Еда была непривычной на вкус, очень пестрой, со множеством экзотических приправ.
—Ты должен про все мне рассказать, — сказала она. — Как все замечательно!
—Девушка превосходно готовит. Я сам ее учил. Когда она спустилась сюда с гор, она не могла отличить ножа от вилки.
Казалось, он гордится этим.
—Даже не хочется ничего портить, — сказала она.
—Еда для того, чтобы есть, — ответил он. — Попробуй.
Он ел много, со смаком, и скулы его ходили вверх-вниз с методичностью и проворством прожорливого морского плотоядного. Равномерный ритм его жевания прерывался лишь тогда, когда он рассказывал про то или иное блюдо.
—Для американской женщины у тебя отличный аппетит, это хорошо, — кивнул он одобрительно.
—Как все вкусно и, кроме того, хороший секс разбудил во мне прожорливость.
—Я знаю, — ответил он. — У меня есть старый приятель, владелец гостиницы. Он говорит, что по тому, как парочка утром ест завтрак, можно точно сказать, как они ночью трахались. Особенно это касается женщин.
Он громко рассмеялся, с удовольствием потер живот и подмигнул девушке, которая стояла по ту сторону стола. Она послушно захихикала. Он откинулся назад, одобрительно осмотрел остатки еды на тарелке и сделал легкий жест, пощелкивая при этом пальцами. Девушка принялась с молчаливым проворством вытирать стол.
—Кажется, я съел бы чего-нибудь еще, — задумчиво сказал он. Девушка смотрела на него в напряженном ожидании. — Зельда, у нас еще остались молоки селедки, а? Отлично! Поджарь мне одну, хорошо?
Девушка принесла большую коричневую молоку, выглядевшую как отбивная. Он перехватил тарелку прежде, чем она успела поставить ее на стол, и понюхал.
—Ааах, — вздохнул он, и его глаза загорелись чем-то близким к праведному пылу. — Какая вкуснятина! Какая вкуснятина! После шпанской мушки — лучшее, что есть в мире. Возьми себе на заметку. Устрицы по сравнению с этим — чистая глупость. — Он поддел кусок вилкой, пожевал его с закрытыми глазами, проглотил и просиял.
—Мне нравятся мужчины, которые едят с удовольствием, — сказала она.
Он съел еще кусок, потом спросил:
—Откуда ты, говоришь, родом?
—Из Утики, штат Нью-Йорк. Сейчас там двадцать градусов мороза и лежит снег.
—У меня двоюродная сестра живет в Бруклине, — сказал он. — А ты, значит, учительница?
—Разве я тебе говорила? Да, учительница третьего класса.
—По-моему, ты не учительница третьего класса, а фотомодель первого класса или кинозвезда.
—Я, наверное, должна тебя поблагодарить за комплимент?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
—Так все плохо, да?
—Хуже некуда.
—Который час? — спросила она, понимая, что лучше сменить тему разговора.
— Около двенадцати. Ты хочешь есть?
—Если честно, то умираю с голоду.
—Отлично. Мне нравятся женщины, которые едят с аппетитом.
—А что у тебя на завтрак?
—Все, что пожелаешь.
—Выбор за тобой.
—Вероятно, все уже готово. Я постараюсь показать тебе настоящее джамайское гостеприимство.
—Ты уже показал. — Улыбка сияла на ее лице.
—Ты еще ничего не видела, бэби, нам приготовили традиционный джамайский завтрак, который в гостинице тебе не подадут. На что ты так смотришь, а?
—На тебя, — негромко сказала она, и ее глаза обольстительно загорелись.
—А что во мне такого? — спросил он, тронув рукой бородку и усы.
—Твое лицо — сильное, мужественное, но и чувственное, очень привлекательное. — Она могла заметить, что это ему польстило. — Кем ты себя считаешь, белым или черным?
—Джамайцем.
—Но каким джамайцем?
—Американцы, — и он покачал головой, — вы все время думаете о расах. Мы — нет, понимаешь.
—Что? — воскликнула она.
Он протянул руку и включил музыку.
—Ты прекрасная женщина. Одевайся и пойдем завтракать. У меня сегодня несколько встреч.
Комната наполнилась пульсациями захватывающих эротических ритмов, которые они называли реггей. Ди-джей, по говору джамаец, без особого успеха имитирующий черных американцев, балаболил что-то о «жарком пирожке прямо из империи Хилтона».
—Эй, тебя ведь зовут Хилтон?
—В музыкальном бизнесе — да, это я.
—Бизнесе? Он сказал: империя, ты, значит, император?
—Чисто ди-джейские глупости, — скромно ответил он. — Император, скажут тоже!
—А ты забавный… забавный и очень милый, — сказала она императору. — Выходит, ты богат?
Он громко рассмеялся.
—Не очень, но на жизнь хватает. Нужно еще оставить кое-что родственникам, чтобы им было за что драться. Живем всего один раз, и потому жить надо хорошо.
Снова в его голосе проступили нотки умудренности и глубины.
—Так у тебя есть семья?
—Если ты имеешь в виду жену и детей, то нет, ничего такого.
—Неужели ты не был женат?
В ее голосе прозвучало открытое недоверие.
—Не понимаю, зачем покупать корову, если есть бесплатное молоко? — сказал он и от всего сердца рассмеялся. — В чем дело? — спросил он, заметив ее озабоченный взгляд.
—Я думаю, что буду выглядеть более солидно, если надену что-нибудь черное.
—Нет проблем, — ответил он, указывая на шкаф. — Взгляни там, может, что-то и приглянется.
Шкаф был полон.
—О мой Бог! У тебя правда не было жены?
—Никогда ничего такого. Это досталось от друзей.
Она прошлась по одежде и выбрала себе вечерний костюм. Он оказался ей впору.
—Очень мило, — сказал он. — Он тебе идет, дарю его. На память обо мне.
—Я не могу принять такой подарок.
—Не бери в голову, пойдем завтракать.
Он вставил кобуру в ремень и прикрыл сверху просторной рубахой.
—Тебе это разрешено?
—Я бизнесмен, и страна нуждается во мне. Я даю людям работу, вкладываю деньги. Я должен защищать свою жизнь и имущество, так ведь?
Они прошли через весь дом и вышли в патио, затененное большим деревом манго.
—Бог мой, — вздохнула она, — настоящий рай.
Окруженное папоротниками в больших горшках и другими тропическими растениями с широкими листьями самых разных расцветок и форм, патио находилось в прохладной тени. Ослепительно резкий солнечный свет, казалось, похрустывал лучами на белых и красных гибискусах и бугенвиллиях. Совсем неподалеку был голубой океан, простирающийся до самого горизонта.
—Бог мой, я, наверное, вконец обкурилась? Ты каждое утро здесь завтракаешь и видишь все это?
Вероятно, в ее голосе прозвучала обвинительная нотка, хотя она вовсе не собиралась говорить в таком тоне. Он коротко ответил: «Я это заслужил». Потом улыбнулся довольной улыбкой собственника, словно это он нес личную ответственность за все красоты здешнего ландшафта. «Еда остывает». Он подвинул ей стул.
На столе было накрыто на двоих, но хватило бы и на десятерых. Еда была непривычной на вкус, очень пестрой, со множеством экзотических приправ.
—Ты должен про все мне рассказать, — сказала она. — Как все замечательно!
—Девушка превосходно готовит. Я сам ее учил. Когда она спустилась сюда с гор, она не могла отличить ножа от вилки.
Казалось, он гордится этим.
—Даже не хочется ничего портить, — сказала она.
—Еда для того, чтобы есть, — ответил он. — Попробуй.
Он ел много, со смаком, и скулы его ходили вверх-вниз с методичностью и проворством прожорливого морского плотоядного. Равномерный ритм его жевания прерывался лишь тогда, когда он рассказывал про то или иное блюдо.
—Для американской женщины у тебя отличный аппетит, это хорошо, — кивнул он одобрительно.
—Как все вкусно и, кроме того, хороший секс разбудил во мне прожорливость.
—Я знаю, — ответил он. — У меня есть старый приятель, владелец гостиницы. Он говорит, что по тому, как парочка утром ест завтрак, можно точно сказать, как они ночью трахались. Особенно это касается женщин.
Он громко рассмеялся, с удовольствием потер живот и подмигнул девушке, которая стояла по ту сторону стола. Она послушно захихикала. Он откинулся назад, одобрительно осмотрел остатки еды на тарелке и сделал легкий жест, пощелкивая при этом пальцами. Девушка принялась с молчаливым проворством вытирать стол.
—Кажется, я съел бы чего-нибудь еще, — задумчиво сказал он. Девушка смотрела на него в напряженном ожидании. — Зельда, у нас еще остались молоки селедки, а? Отлично! Поджарь мне одну, хорошо?
Девушка принесла большую коричневую молоку, выглядевшую как отбивная. Он перехватил тарелку прежде, чем она успела поставить ее на стол, и понюхал.
—Ааах, — вздохнул он, и его глаза загорелись чем-то близким к праведному пылу. — Какая вкуснятина! Какая вкуснятина! После шпанской мушки — лучшее, что есть в мире. Возьми себе на заметку. Устрицы по сравнению с этим — чистая глупость. — Он поддел кусок вилкой, пожевал его с закрытыми глазами, проглотил и просиял.
—Мне нравятся мужчины, которые едят с удовольствием, — сказала она.
Он съел еще кусок, потом спросил:
—Откуда ты, говоришь, родом?
—Из Утики, штат Нью-Йорк. Сейчас там двадцать градусов мороза и лежит снег.
—У меня двоюродная сестра живет в Бруклине, — сказал он. — А ты, значит, учительница?
—Разве я тебе говорила? Да, учительница третьего класса.
—По-моему, ты не учительница третьего класса, а фотомодель первого класса или кинозвезда.
—Я, наверное, должна тебя поблагодарить за комплимент?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125