Вторая группа будет уезжать в четверть девятого. У шофера инструкции никого не ждать, кто не садится в это время. О'кей?
Это было «о'кей», если она так сказала.
— Наконец, — добавила она, — как сказал мистер Гаррисон, вам раздадут размноженные листы со всеми правилами, которые вы должны выполнять, находясь здесь. Однако они будут получены довольно поздно, и некоторые из вас не смогут прочесть слишком внимательно в это время вечера; поэтому я прочту вам правила сейчас же. В этом случае никто из вас не сможет утверждать, что какое-нибудь правило затерялось, прежде чем вы его увидели. Начнем.
Она читала правила полчаса. Потом мы разошлись по номерам зализывать раны.
4
Донна высказалась за всех нас. Она сказала, обращаясь ко мне:
— Слушайте, цвет молодых американских женщин, разве в конституции не записано, что каждый человек имеет право на жизнь, свободу и обретение счастья и все в этом роде?
— Не в конституции. В Декларации независимости, — уточнила я.
— О'кей, о'кей, давай не будем заниматься деталями. Я хочу знать, какого черта они пытаются сделать с нами?
— По-моему, они думают, что стараются защитить нас от самих себя, — предположила я.
— Так ли? — проворчала она. — Люди говорят о том, что происходит в Сибири. Ха. Они должны посмотреть, что происходит прямо у них под носом.
Это, я думаю, было немного притянуто за уши. Я имею в виду, что не было необходимости преувеличивать. Все, что произошло, насколько я могла понять, это было то, что «Магна Интернэшнл эйрлайнз» просто скопировала свои правила с правил женской тюрьмы. Не более того. Разумеется, были некоторые различия. Например, вместо того чтобы обращаться к заключенным, они всегда обращались к студенткам-стюардессам; но в действительности эти два термина были полностью равнозначны. Кто-то в Великой компании просто был тактичен.
Размноженные листы начинались с общего вступления. Ничего определенного. Просто туманные угрозы:
«Добро пожаловать в Майами-Бич. Мы рады вашему присутствию на борту и надеемся, что вам понравится четыре недели заключения в отеле „Шалеруа“. Прежде всего мы хотели бы внушить вам, что к нормам поведения всех заключенных, или студенток-стюардесс, предъявляются самые высокие требования. Заключенные, или студентки-стюардессы, должны всегда вести себя как леди. Нарушение этого основного правила является серьезным проступком».
— Это предполагает, — сказала Донна, -три дня одиночного заключения.
За вступлением следовали конкретные требования. Заключенные, проживающие в отеле «Шалеруа», должны были проявлять уважение ко всей собственности отеля и нести личную ответственность за любой ущерб. Мы должны были обращаться со всеми гостями отеля вежливо. Нам не разрешалось посещать никакие бары ни в этом, ни в других отелях Майами-Бич. Нам не разрешалось пить никаких алкогольных напитков в отеле, и тот заключенный, который будет обнаружен пьяным во время обучения, будет немедленно уволен.
Затем оговаривался внешний вид. От заключенных требовалось в любое время быть подтянутым. Заключенные должны появляться в отеле одетыми со вкусом. Заключенные должны предъявлять самые высокие требования к своей внешности, включая уход за цветом лица и надлежащее употребление косметики; уход за руками и ногтями; уход за волосами и соблюдение общего стиля; контроль веса и фигуры. Более того, кроме мест купания, заключенные должны, быть полностью одеты, когда появляются на публике. «Полностью одеты» расшифровывалось так: носить чулки и пояса.
— Великолепно, — с горечью сказала Донна. — Чулки и пояса. Чаша моего счастья переполнилась.
— О, ребята, — сказала Аннетт, — это значит, что мы носим чулки и пояса на занятиях и когда выходим погулять…
— Даже тогда, когда ты спускаешься в вестибюль, чтобы отправить письмо, — добавила я.
— Меня поражает, какого черта они не заставляют нас спать в чулках и поясах, — заметила Донна.
— Не дерзи, — сказала я.
Затем в правилах оговаривалась социальная жизнь. Объяснялось, в несомненно разумной манере, что из-за напряженной учебной подготовки наша социальная жизнь должна быть слегка ограничена, чтобы у нас оставалось достаточно времени для занятий и отдыха. Затем большими буквами была выделена сущность:
БУДНИЕ ВЕЧЕРА (С ВОСКРЕСЕНЬЯ ПО ЧЕТВЕРГ):
1. НИКАКИХ СВИДАНИЙ.
2. НАХОДИТЬСЯ В КОМНАТАХ К 10.30 ВЕЧЕРА.
Все яснее ясного. Свидания не разрешались, находиться в комнатах в десять тридцать вечера с воскресенья по четверг.
— Воскресенье! — завопила Донна. — В воскресенье я должна быть в комнате в десять тридцать!
— Да, — подтвердила я.
Но у нас было немного больше свободы в пятницу и субботу вечером. Нам разрешалось назначать свидания, и нам можно было отсутствовать до двух часов ночи. Более того, можно было в особых случаях получить разрешение уехать из города на уик-энд и побыть с друзьями или родными. Я не могла сказать, что это меня как-то затронуло, но Донна просто ухватилась, за это.
— Ну, слава Богу, — сказала она. — У меня есть друзья и родственники во всей Флориде, которых я не видела много лет. Наконец я смогу повидать их в выходные… и сбросить пояс с чулками на сорок восемь часов!
Наконец был сформулирован закон всех законов. Он был выражен чугунным, юридически непробиваемым языком. Друзьям-мужчинам или родственникам ни в какое время не разрешалось посещать студенток-стюардесс на четырнадцатом этаже отеля. Равно как и студенткам-стюардессам, не разрешалось встречаться с друзьями-мужчинами или родственниками в комнате или номере этого же отеля. По великодушному разрешению дирекции друзья-мужчины или родственники могли приниматься в холле отеля и только там.
— Смешно, — сказала Донна.
Аннетт сказала:
— Ну, по-моему, главная мысль в том, что они хотят, чтобы мы работали, какая бы работа ни была. В конце концов, им стоит ужасно много денег привезти нас сюда и оплачивать наше пребывание в отеле целый месяц. Поэтому они должны установить целую кучу правил.
Донна спросила, поворачиваясь к Мэри Рут Джурдженс:
— Ты тоже так думаешь?
— Я?
— Да, ты. Кстати, как мы тебя зовем? Мэри или Рут, или как?
— Мэри Рут.
— Двуствольное имя, а?
— Некоторые берегут дыхание, называя меня Джурди. Пожалуйста, зовите меня так.
— О'кей, Джурди, — сказала Донна. — Что ты думаешь об этих сумасшедших правилах?
— Это их авиалиния.
— Конечно, это их авиалиния, но это не дает им права приказывать нам как скотине.
— Они не присылали мне приглашения приехать сюда, — возразила Джурди. — Я просила их об этом. Они уверены, что я должна носить чулки и пояс. О'кей. Я буду носить чулки и пояс. Вот и все.
Донна посмотрела на нее с интересом.
— Послушай, Джурди, чем ты занималась до того, как приехала сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Это было «о'кей», если она так сказала.
— Наконец, — добавила она, — как сказал мистер Гаррисон, вам раздадут размноженные листы со всеми правилами, которые вы должны выполнять, находясь здесь. Однако они будут получены довольно поздно, и некоторые из вас не смогут прочесть слишком внимательно в это время вечера; поэтому я прочту вам правила сейчас же. В этом случае никто из вас не сможет утверждать, что какое-нибудь правило затерялось, прежде чем вы его увидели. Начнем.
Она читала правила полчаса. Потом мы разошлись по номерам зализывать раны.
4
Донна высказалась за всех нас. Она сказала, обращаясь ко мне:
— Слушайте, цвет молодых американских женщин, разве в конституции не записано, что каждый человек имеет право на жизнь, свободу и обретение счастья и все в этом роде?
— Не в конституции. В Декларации независимости, — уточнила я.
— О'кей, о'кей, давай не будем заниматься деталями. Я хочу знать, какого черта они пытаются сделать с нами?
— По-моему, они думают, что стараются защитить нас от самих себя, — предположила я.
— Так ли? — проворчала она. — Люди говорят о том, что происходит в Сибири. Ха. Они должны посмотреть, что происходит прямо у них под носом.
Это, я думаю, было немного притянуто за уши. Я имею в виду, что не было необходимости преувеличивать. Все, что произошло, насколько я могла понять, это было то, что «Магна Интернэшнл эйрлайнз» просто скопировала свои правила с правил женской тюрьмы. Не более того. Разумеется, были некоторые различия. Например, вместо того чтобы обращаться к заключенным, они всегда обращались к студенткам-стюардессам; но в действительности эти два термина были полностью равнозначны. Кто-то в Великой компании просто был тактичен.
Размноженные листы начинались с общего вступления. Ничего определенного. Просто туманные угрозы:
«Добро пожаловать в Майами-Бич. Мы рады вашему присутствию на борту и надеемся, что вам понравится четыре недели заключения в отеле „Шалеруа“. Прежде всего мы хотели бы внушить вам, что к нормам поведения всех заключенных, или студенток-стюардесс, предъявляются самые высокие требования. Заключенные, или студентки-стюардессы, должны всегда вести себя как леди. Нарушение этого основного правила является серьезным проступком».
— Это предполагает, — сказала Донна, -три дня одиночного заключения.
За вступлением следовали конкретные требования. Заключенные, проживающие в отеле «Шалеруа», должны были проявлять уважение ко всей собственности отеля и нести личную ответственность за любой ущерб. Мы должны были обращаться со всеми гостями отеля вежливо. Нам не разрешалось посещать никакие бары ни в этом, ни в других отелях Майами-Бич. Нам не разрешалось пить никаких алкогольных напитков в отеле, и тот заключенный, который будет обнаружен пьяным во время обучения, будет немедленно уволен.
Затем оговаривался внешний вид. От заключенных требовалось в любое время быть подтянутым. Заключенные должны появляться в отеле одетыми со вкусом. Заключенные должны предъявлять самые высокие требования к своей внешности, включая уход за цветом лица и надлежащее употребление косметики; уход за руками и ногтями; уход за волосами и соблюдение общего стиля; контроль веса и фигуры. Более того, кроме мест купания, заключенные должны, быть полностью одеты, когда появляются на публике. «Полностью одеты» расшифровывалось так: носить чулки и пояса.
— Великолепно, — с горечью сказала Донна. — Чулки и пояса. Чаша моего счастья переполнилась.
— О, ребята, — сказала Аннетт, — это значит, что мы носим чулки и пояса на занятиях и когда выходим погулять…
— Даже тогда, когда ты спускаешься в вестибюль, чтобы отправить письмо, — добавила я.
— Меня поражает, какого черта они не заставляют нас спать в чулках и поясах, — заметила Донна.
— Не дерзи, — сказала я.
Затем в правилах оговаривалась социальная жизнь. Объяснялось, в несомненно разумной манере, что из-за напряженной учебной подготовки наша социальная жизнь должна быть слегка ограничена, чтобы у нас оставалось достаточно времени для занятий и отдыха. Затем большими буквами была выделена сущность:
БУДНИЕ ВЕЧЕРА (С ВОСКРЕСЕНЬЯ ПО ЧЕТВЕРГ):
1. НИКАКИХ СВИДАНИЙ.
2. НАХОДИТЬСЯ В КОМНАТАХ К 10.30 ВЕЧЕРА.
Все яснее ясного. Свидания не разрешались, находиться в комнатах в десять тридцать вечера с воскресенья по четверг.
— Воскресенье! — завопила Донна. — В воскресенье я должна быть в комнате в десять тридцать!
— Да, — подтвердила я.
Но у нас было немного больше свободы в пятницу и субботу вечером. Нам разрешалось назначать свидания, и нам можно было отсутствовать до двух часов ночи. Более того, можно было в особых случаях получить разрешение уехать из города на уик-энд и побыть с друзьями или родными. Я не могла сказать, что это меня как-то затронуло, но Донна просто ухватилась, за это.
— Ну, слава Богу, — сказала она. — У меня есть друзья и родственники во всей Флориде, которых я не видела много лет. Наконец я смогу повидать их в выходные… и сбросить пояс с чулками на сорок восемь часов!
Наконец был сформулирован закон всех законов. Он был выражен чугунным, юридически непробиваемым языком. Друзьям-мужчинам или родственникам ни в какое время не разрешалось посещать студенток-стюардесс на четырнадцатом этаже отеля. Равно как и студенткам-стюардессам, не разрешалось встречаться с друзьями-мужчинами или родственниками в комнате или номере этого же отеля. По великодушному разрешению дирекции друзья-мужчины или родственники могли приниматься в холле отеля и только там.
— Смешно, — сказала Донна.
Аннетт сказала:
— Ну, по-моему, главная мысль в том, что они хотят, чтобы мы работали, какая бы работа ни была. В конце концов, им стоит ужасно много денег привезти нас сюда и оплачивать наше пребывание в отеле целый месяц. Поэтому они должны установить целую кучу правил.
Донна спросила, поворачиваясь к Мэри Рут Джурдженс:
— Ты тоже так думаешь?
— Я?
— Да, ты. Кстати, как мы тебя зовем? Мэри или Рут, или как?
— Мэри Рут.
— Двуствольное имя, а?
— Некоторые берегут дыхание, называя меня Джурди. Пожалуйста, зовите меня так.
— О'кей, Джурди, — сказала Донна. — Что ты думаешь об этих сумасшедших правилах?
— Это их авиалиния.
— Конечно, это их авиалиния, но это не дает им права приказывать нам как скотине.
— Они не присылали мне приглашения приехать сюда, — возразила Джурди. — Я просила их об этом. Они уверены, что я должна носить чулки и пояс. О'кей. Я буду носить чулки и пояс. Вот и все.
Донна посмотрела на нее с интересом.
— Послушай, Джурди, чем ты занималась до того, как приехала сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104