– Почему ты улыбаешься? – спросила Тинкер.
– Я… я не слышал, как ты проснулась.
– Долго я проспала?
– Не знаю точно, час или чуть дольше, – сказал он, усаживаясь на полу.
– Спасибо за то, что укрыл меня, – Тинкер, лениво потягиваясь, стала выбираться из-под парки. – Это, должно быть, смена часовых поясов.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, волнуясь.
– Так, словно я проспала несколько дней. Словно заново родилась, словно цыпленок, только что вылупившийся из яйца.
– Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
– М-м… нет, – сказала она задумчиво. – Боже ты мой… добрый, милосердный… Я только помню, что смотрела твои картины, а потом, после этого… провал. Скажи, а кто снял с меня ботинки?
– Фея, – сказал Том, сел на ложе, обнял ее и поцеловал. – Это тебе ничего не напоминает?
– Я не уверена… пожалуй… немножко. – Казалось, она пребывает в сомнениях.
– А тебе это нравится? – спросил он и поцеловал ее еще раз, до дрожи. «Не надо было позволять ей спать, – подумал он, – нельзя было выпускать ее из объятий, теперь мы уже не дышим в унисон. Но, с другой стороны, если бы она не уснула, разве смог бы я так быстро понять, что я ее люблю?»
– Нравится? Да, очень, – ответила Тинкер. – Очень нравится.
– Ты все еще боишься?
– М-м, – недоверчиво протянула Тинкер. – Я действительно так сказала?
– Ты совсем ничего не помнишь?
– Ну… может быть… Я не могу сказать с уверенностью. – Она улыбнулась коротко и лукаво, давая понять, что готова играть с ним, пока не устанет. «Она опять возвращается к флирту, автоматически используя технику, которая в прошлом приносила успех, – отметил Том, – но я ей не позволю». Он решил, что она действительно смущается, и подумал, что снять это можно только шоковой терапией.
– Я кое-что для тебя приготовил, – сказал он, подчеркнуто от нее отстраняясь и наклоняясь за наброском, который он оставил на ковре. – Вот тебе сходство, – сказал он, протягивая ей набросок и поднося свечу, чтобы она могла как следует разглядеть его.
– О! – удивленно сказала Тинкер и наклонила голову, чтобы в тусклом пламени свечи прочесть написанные там слова. – О, – снова сказала она изменившимся голосом – почти без голоса. – Это правда, Том?
– Да, помоги мне господи.
Он затаил дыхание. Мгновение Тинкер сидела молча, по-прежнему наклонив голову. Наконец он поставил на пол свечу, положил набросок обратно на ковер и, одним пальцем приподняв ей подбородок, повернул ее лицо к себе. Его сердце подпрыгнуло – у нее на глазах блестели слезы.
– Я понимаю, что ты боишься, но все же помоги мне, – сказал Том. – Для тебя это хорошая новость?
Тинкер кивнула; слезинки выкатились из глаз и потекли по щекам.
– Я тебе нравлюсь? – спросил он. Сначала она покачала головой, но затем решительно кивнула. – Я тебе не просто нравлюсь, а очень нравлюсь? – перевел он. Она кивнула еще более определенно. – А ты могла бы… когда-нибудь… полюбить меня? – спросил он так тихо, что если бы она не захотела отвечать, то могла бы притвориться, что не расслышала. Тинкер заставила себя посмотреть ему в глаза и наклонила голову – короткий кивок, молчаливое, но безусловное «да». А потом она кинулась к нему на шею, обеими руками обняла его и потянула вниз, так что они оказались лежащими рядом. А потом она приподнялась и стала горячо целовать Тома в лицо и в шею.
– Здесь, и здесь, и здесь, – бормотала она, неожиданно страстно впечатывая губы в каждый доступный ей дюйм его лица, пока он не засмеялся, потому что она щекотала ему ухо и нечаянно заехала локтем в подбородок.
– Подожди, – выдохнул он, ловя ее руки и удерживая их. – Что же дальше? Тинкер, милая Тинкер, пожалуйста, скажи мне. Я же знаю, ты умеешь говорить, когда ты в настроении, ты ведь разговаривала со мной раньше.
– А что обычно ты делаешь дальше?
– При чем здесь обычно, сегодня все необычно. Я впервые в жизни влюбился.
– Я тоже.
– Наконец-то ты это сказала! – с торжеством воскликнул он.
– Нет, не сказала.
– Ты сию секунду сказала, что влюблена в меня, – настаивал Том.
– Нет, не сказала. Ты пришел к такому заключению. Я, Тинкер Осборн, люблю тебя, Том Страусс. Вот теперь сказала. Уфф… и сразу стало легче.
– Повтори!
– Заставь меня, – поддразнила она.
– А, так ты просишь об этом, ты этого хочешь, да?
– Это угроза? Или обещание? – проворковала она.
– О, Тинкер, ты хочешь свести меня с ума, правда ведь?
– Время покажет, – ответила она, стаскивая свитер. – Время покажет, и скоро, – повторила она, сбрасывая лосины и с улыбкой вытягиваясь на белом ложе во всем великолепии своей юной, нежной красоты.
Сдерживая дыхание, Том кончиком пальца притронулся к розовому бутону ее соска и тотчас почувствовал, как он отвердел.
«Безумец, настоящий безумец», – думал он, сбрасывая одежду. Она сведет его с ума, она вернет ему рассудок, она заменит ему весь мир.

11
– Фрэнки в ярости, – пожаловалась Эйприл Мод Каллендер, когда они столкнулись в вестибюле у доски объявлений. – Тинкер сегодня не ночевала здесь, и она ведет себя так, словно я в этом виновата, – а с каких это пор я стала хранительницей нравственности?
– А когда ты в последний раз видела Тинкер? – с интересом спросила Мод.
– Вчера за ужином. Потом она ушла с одним из этой компании, а мы с Джордан поехали в другой клуб и несколько часов танцевали. Теперь Джордан тоже ушла, и я осталась в полном одиночестве. Фрэнки звала после ленча пойти в Лувр, говорила, что мы еще недостаточно ознакомились с французской культурой. «Недостаточно ознакомились!» Слова-то какие! Так же моя бабушка говорила о Бетховене, когда мне было двенадцать лет. Фрэнки слушать не хочет, когда я объясняю, что в Париже, должно быть, найдется и более приятное занятие, чем смотреть эти бесконечные картины. Фрэнки превратилась в тирана, а я – ее единственная жертва.
– Лучше вместо этого пообедай со мной, – предложила Мод. – Я покажу тебе настоящий Париж, ну, во всяком случае, его маленький кусочек. Я уже много лет наезжаю сюда, порой надолго, и на то, чтобы узнать этот город хорошо, у меня ушло немало времени. И ты удивишься, узнав, как мало времени я провела в Лувре.
– Спасибо, Мод, господь услышал мои молитвы и послал мне тебя. Я пойду оставлю записку Фрэнки. Встречаемся внизу через пять минут, о'кей?
– Отлично.
«И действительно отлично», – подумала Мод. Она почти отчаялась застать кого-нибудь из девушек одну, без их вездесущей бонны мисс Северино. Первое правило работы любого интервьюера – это избавиться от бонны. И неважно, что это за бонна – официальный представитель по связям с общественностью, гид-переводчик, друг-любовник, сестра, мать, даже ребенок. Присутствие третьего лица для интервьюера меняет все: он уже не так свободно задает вопросы, а интервьюируемый, в свою очередь, отвечает не так открыто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91