Оттягивал их пальцами и тут же отпускал. Они щелкали по груди, выражая сдерживаемую ярость.
– Гляди, не потеряй штаны, – сказала жена домашним голосом, к которому он привык как к символу утверждения давно установленного незыблемого порядка.
Невестка принесла ему бутерброд с ветчиной. Он надкусил его и подумал, что отцу уже не придется насладиться останками свиньи, павшей в неравной борьбе.
– Спасибо, Жунка, Я, оказывается, проголодался и сам того не заметил. – Этой фразой он хотел спровадить невестку и остаться наедине с Додо. Может, она откроет ему планы своей борьбы против Каэтаны.
– Чего ты хочешь, в конце концов?
– Вернуть свое, – ответила Додо.
Полидоро встал со стула. Пальцы его засалились, он вызывающим жестом яростно вытер их о брюки.
– Мало тебе богатства? Всех земель и коров? Или проклятого золота, которым набит твой матрас? – Он намекал на ее отчаянное одиночество, на бездействующее, никому не нужное тело.
Додо не пала духом, решив вернуть мужа в дом любой ценой. Хотя тело ее давно остудило душу, дух воительницы не иссяк. Полидоро побаивался ее решимости и приготовился к схватке.
Услышав голос из окна кухни, оба онемели.
– Идите скорей, сеу Жоакин умер.
Эту весть сообщила им та же невестка, которая принесла бутерброд.
Полидоро побежал к двери, ведущей в дом. Додо на секунду задержала его.
– Бежать бесполезно, даже под предлогом смерти: с нынешнего дня я буду подстерегать тебя на каждом углу.
Облицованная изразцами кухня в июне казалась еще холодней. Полидоро вздрогнул, почувствовав, как скрипят его суставы. В первый раз он увидит отца недвижным, что через годы ждет и его самого. Оглянулся.
– Да будет так, – сказал он и исчез в доме.
Поднялась общая суматоха. Сбежались соседи свершать ночное бдение у тела покойного. Полидоро в нарушение традиции предлагал похоронить отца сразу же: либо утром, либо в полдень.
Ко всеобщему изумлению, Додо воспротивилась.
– Тело еще не остыло, а ты уже торопишься закопать его в землю? Это оскорбило бы память сеу Жоакина.
Он сделал ей знак рукой, чтобы она помолчала, слегка покраснев оттого, что жена на людях командует им. У Додо, однако, была сила, которой не хватало женам остальных наследников Жоакина. Войдя в их сельскую компанию, она принесла золото и свои заветные мечты, поэтому братья Полидоро благоразумно не вмешивались в спор.
– Я с дочерьми пойду на кладбище не раньше четырех пополудни, когда начнет смеркаться. А до этого гроб не вынесут из этого дома.
Забыв о печальных обстоятельствах, Полидоро посмотрел на часы. Его обеспокоило появление сбежавшего из «Ириса» Эрнесто.
Желая унизить жену, Полидоро изобразил равнодушие. Как будто спор его не касался.
– Как там дела в «Ирисе»? Все, наверно, удивились, что я не вернулся? – озабоченно спросил он у аптекаря.
Эрнесто посмотрел на бледное лицо Додо. Унижение при родственниках отозвалось болью во всем ее теле, и Эрнесто ничего не ответил Полидоро, тем более что явилась Вивина и обняла Додо за плечи.
Аптекарь боялся, что под влиянием смерти отца, который лежал чуточку посиневший в гробу, Полидоро мог, не подумав, произнести имя Каэтаны. Впрочем, того же опасались Додо и ее дочери. Сгрудившись посреди гостиной у гроба, они образовали живую чащу, нетерпеливо вздымавшую ветви.
– Ты самый старший и самый богатый, но смертью ты не командуешь, – взял слово младший из братьев. – Похоронная процессия пройдет к тому месту, где лежит мать, как только зайдет солнце. Додо права. Не надо мешать пот со слезами.
Полидоро в последний раз посмотрел на отца, но мысли его были далеко. Несмотря на его отсутствие, жизнь в «Ирисе» идет своим чередом. Так и с отцом. Он только что умер, а все кругом движется по заведенному порядку.
– Встретимся на похоронах. Час я назначу сам, – раздраженно сказал он, не глядя на Додо.
На кладбище Нарсисо избегал его, даже не подошел выразить соболезнование. При виде Полидоро как будто смущался. Руки у него дрожали, и он прятал их в карманы, надвинув фуражку так, чтобы не видно было его глаз.
– Ах он Иуда, – сказал Полидоро стоявшему рядом Эрнесто.
Полидоро сожалел, что нет Виржилио, занятого в «Ирисе»: чутьем историка он угадал бы причину такого предательства.
– С ума ты сошел, Полидоро. Не хватало тебе еще мании преследования. Нарсисо всегда выказывал дружелюбие, к тому же он пачкает штаны от страха перед тобой.
Полидоро забыл об отце. Пристально глядел на Додо, не пропускал ни одного ее движения. Из-за платка, смоченного лживыми слезами, который он прижимал к груди, он заметил, как она передала начальнику полиции пачку банкнот. Этот блюститель закона всегда любил тайные сделки, заслуживающие общественного порицания. Так он и остался простолюдином, подумал Полидоро, огорченный предательством бывшего союзника. Как это он ничего не заподозрил, когда речь шла о сговоре между Додо и Нарсисо? Теперь он думал, что дружба между этими двумя завязалась давно. Возможно, они не раз встречались по вечерам и не поддавались соблазну вступить в связь только потому, что оба изливали свои жалобы: Додо обвиняла мужа во всех смертных грехах, а Нарсисо со своей стороны плакался, что семья его в Рио не понимает, какой тяжкий крест он несет, не говоря уже о том, что его могут перевести из Триндаде к черту на рога.
Могильщики шустро работали лопатами, забрасывали гроб землей, кладя конец церемонии, к удовольствию родственников: с кладбища они пойдут пить пиво в какой-нибудь из баров.
– Я знаю, как Додо подкупила начальника полиции, – шепнул Эрнесто на ухо Полидоро. Он тоже держал платок, изображая скорбь, которой не испытывал. В последние годы Жоакин и аптекарь все больше раздражались друг на друга, чуть ли не ссорились.
– Нарсисо собирается предать меня не потому, что влюбился, – стоял на своем Полидоро. – Я даже подозреваю, не пустой ли он фантик: давно уже не был в доме Джоконды.
– Ради Бога, Полидоро, мы же на похоронах. Вот уже выстраивается очередь выражающих соболезнование.
Полидоро пощупал грудь там, где сердце. Не то чтобы он чувствовал неладное – ему захотелось, чтобы Каэтана, уединившись с ним, впивалась зубами в его соски в безумном экстазе, как это делают пылкие проститутки. Пусть рвала бы его плоть, чтобы он, изнемогая, все же показал ей, что не умер для проявлений страсти.
– Спасибо, – говорил он, обнимаясь с очередным соболезнующим, не испытывавшим, как и все остальные, добрых чувств к нему: ведь он был самым богатым и могущественным из сыновей Жоакина.
Додо подошла после всех, будто чужая.
– Я предупредила, чтобы ты поостерегся, Полидоро, если не попросишь у меня прощения.
Прежде чем он мог бы выразить на людях свое неудовольствие, дочери окружили Додо, встали на ее защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Гляди, не потеряй штаны, – сказала жена домашним голосом, к которому он привык как к символу утверждения давно установленного незыблемого порядка.
Невестка принесла ему бутерброд с ветчиной. Он надкусил его и подумал, что отцу уже не придется насладиться останками свиньи, павшей в неравной борьбе.
– Спасибо, Жунка, Я, оказывается, проголодался и сам того не заметил. – Этой фразой он хотел спровадить невестку и остаться наедине с Додо. Может, она откроет ему планы своей борьбы против Каэтаны.
– Чего ты хочешь, в конце концов?
– Вернуть свое, – ответила Додо.
Полидоро встал со стула. Пальцы его засалились, он вызывающим жестом яростно вытер их о брюки.
– Мало тебе богатства? Всех земель и коров? Или проклятого золота, которым набит твой матрас? – Он намекал на ее отчаянное одиночество, на бездействующее, никому не нужное тело.
Додо не пала духом, решив вернуть мужа в дом любой ценой. Хотя тело ее давно остудило душу, дух воительницы не иссяк. Полидоро побаивался ее решимости и приготовился к схватке.
Услышав голос из окна кухни, оба онемели.
– Идите скорей, сеу Жоакин умер.
Эту весть сообщила им та же невестка, которая принесла бутерброд.
Полидоро побежал к двери, ведущей в дом. Додо на секунду задержала его.
– Бежать бесполезно, даже под предлогом смерти: с нынешнего дня я буду подстерегать тебя на каждом углу.
Облицованная изразцами кухня в июне казалась еще холодней. Полидоро вздрогнул, почувствовав, как скрипят его суставы. В первый раз он увидит отца недвижным, что через годы ждет и его самого. Оглянулся.
– Да будет так, – сказал он и исчез в доме.
Поднялась общая суматоха. Сбежались соседи свершать ночное бдение у тела покойного. Полидоро в нарушение традиции предлагал похоронить отца сразу же: либо утром, либо в полдень.
Ко всеобщему изумлению, Додо воспротивилась.
– Тело еще не остыло, а ты уже торопишься закопать его в землю? Это оскорбило бы память сеу Жоакина.
Он сделал ей знак рукой, чтобы она помолчала, слегка покраснев оттого, что жена на людях командует им. У Додо, однако, была сила, которой не хватало женам остальных наследников Жоакина. Войдя в их сельскую компанию, она принесла золото и свои заветные мечты, поэтому братья Полидоро благоразумно не вмешивались в спор.
– Я с дочерьми пойду на кладбище не раньше четырех пополудни, когда начнет смеркаться. А до этого гроб не вынесут из этого дома.
Забыв о печальных обстоятельствах, Полидоро посмотрел на часы. Его обеспокоило появление сбежавшего из «Ириса» Эрнесто.
Желая унизить жену, Полидоро изобразил равнодушие. Как будто спор его не касался.
– Как там дела в «Ирисе»? Все, наверно, удивились, что я не вернулся? – озабоченно спросил он у аптекаря.
Эрнесто посмотрел на бледное лицо Додо. Унижение при родственниках отозвалось болью во всем ее теле, и Эрнесто ничего не ответил Полидоро, тем более что явилась Вивина и обняла Додо за плечи.
Аптекарь боялся, что под влиянием смерти отца, который лежал чуточку посиневший в гробу, Полидоро мог, не подумав, произнести имя Каэтаны. Впрочем, того же опасались Додо и ее дочери. Сгрудившись посреди гостиной у гроба, они образовали живую чащу, нетерпеливо вздымавшую ветви.
– Ты самый старший и самый богатый, но смертью ты не командуешь, – взял слово младший из братьев. – Похоронная процессия пройдет к тому месту, где лежит мать, как только зайдет солнце. Додо права. Не надо мешать пот со слезами.
Полидоро в последний раз посмотрел на отца, но мысли его были далеко. Несмотря на его отсутствие, жизнь в «Ирисе» идет своим чередом. Так и с отцом. Он только что умер, а все кругом движется по заведенному порядку.
– Встретимся на похоронах. Час я назначу сам, – раздраженно сказал он, не глядя на Додо.
На кладбище Нарсисо избегал его, даже не подошел выразить соболезнование. При виде Полидоро как будто смущался. Руки у него дрожали, и он прятал их в карманы, надвинув фуражку так, чтобы не видно было его глаз.
– Ах он Иуда, – сказал Полидоро стоявшему рядом Эрнесто.
Полидоро сожалел, что нет Виржилио, занятого в «Ирисе»: чутьем историка он угадал бы причину такого предательства.
– С ума ты сошел, Полидоро. Не хватало тебе еще мании преследования. Нарсисо всегда выказывал дружелюбие, к тому же он пачкает штаны от страха перед тобой.
Полидоро забыл об отце. Пристально глядел на Додо, не пропускал ни одного ее движения. Из-за платка, смоченного лживыми слезами, который он прижимал к груди, он заметил, как она передала начальнику полиции пачку банкнот. Этот блюститель закона всегда любил тайные сделки, заслуживающие общественного порицания. Так он и остался простолюдином, подумал Полидоро, огорченный предательством бывшего союзника. Как это он ничего не заподозрил, когда речь шла о сговоре между Додо и Нарсисо? Теперь он думал, что дружба между этими двумя завязалась давно. Возможно, они не раз встречались по вечерам и не поддавались соблазну вступить в связь только потому, что оба изливали свои жалобы: Додо обвиняла мужа во всех смертных грехах, а Нарсисо со своей стороны плакался, что семья его в Рио не понимает, какой тяжкий крест он несет, не говоря уже о том, что его могут перевести из Триндаде к черту на рога.
Могильщики шустро работали лопатами, забрасывали гроб землей, кладя конец церемонии, к удовольствию родственников: с кладбища они пойдут пить пиво в какой-нибудь из баров.
– Я знаю, как Додо подкупила начальника полиции, – шепнул Эрнесто на ухо Полидоро. Он тоже держал платок, изображая скорбь, которой не испытывал. В последние годы Жоакин и аптекарь все больше раздражались друг на друга, чуть ли не ссорились.
– Нарсисо собирается предать меня не потому, что влюбился, – стоял на своем Полидоро. – Я даже подозреваю, не пустой ли он фантик: давно уже не был в доме Джоконды.
– Ради Бога, Полидоро, мы же на похоронах. Вот уже выстраивается очередь выражающих соболезнование.
Полидоро пощупал грудь там, где сердце. Не то чтобы он чувствовал неладное – ему захотелось, чтобы Каэтана, уединившись с ним, впивалась зубами в его соски в безумном экстазе, как это делают пылкие проститутки. Пусть рвала бы его плоть, чтобы он, изнемогая, все же показал ей, что не умер для проявлений страсти.
– Спасибо, – говорил он, обнимаясь с очередным соболезнующим, не испытывавшим, как и все остальные, добрых чувств к нему: ведь он был самым богатым и могущественным из сыновей Жоакина.
Додо подошла после всех, будто чужая.
– Я предупредила, чтобы ты поостерегся, Полидоро, если не попросишь у меня прощения.
Прежде чем он мог бы выразить на людях свое неудовольствие, дочери окружили Додо, встали на ее защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107