Похоже, все знали, что в Сумне клеймят своих шлюх.
Когда группа наконец отправилась в путь, Эсменет присоединилась к ней, стараясь держаться как можно незаметнее. Группу возглавляли несколько синекожих жрецов, служители Джукана. Они распевали тихие гимны и позванивали крохотными цимбалами. Еще несколько путников шли за ними следом и подпевали, но большинство держались сами по себе, брели, вполголоса переговариваясь. Эсменет увидела, как один из стариков разговаривает с кучером повозки. Тот оглянулся и посмотрел на нее нарочито равнодушным взглядом, какие ей так часто доводилось видеть: взглядом человека, жаждущего того, к чему вообще-то следует испытывать отвращение. Она улыбнулась, и кучер отвернулся. Эсменет знала, что рано или поздно он придумает повод поговорить с ней.
И тогда придется решать.
Но тут у нее лопнул ремень на левой сандалии. Ей удалось кое-как связать концы, но узел натирал кожу под шерстяным носком. Через некоторое время мозоль лопнула, и Эсменет захромала. Она мысленно ругала кучера: отчего же тот медлит? И от души проклинала закон, согласно которому женщинам в Нансурии запрещено носить сапоги. А потом узел тоже лопнул, и она, как ни старалась, не сумела его связать снова.
Группа путников уходила от нее все дальше.
Эсменет плюнула, сунула сандалию в котомку и пошла дальше без нее. Нога тут же онемела от холода. Шагов через двадцать в носке появилась первая дырка. А через некоторое время носок превратился в драную тряпку, болтающуюся на щиколотке. Группа, к которой она было присоединилась, давно скрылась из виду. Однако позади показалась другая группа людей. Они, похоже, вели под уздцы то ли вьючных животных, то ли боевых коней.
Эсменет молилась, чтобы это оказались кони.
Дорога, по которой она шла, называлась Карийский тракт – древнее наследие Кенейской империи, которое, однако, император поддерживал в хорошем состоянии. Дорога пересекала по прямой провинцию Массентия, которую летом люди называли Золотой за бесконечные поля пшеницы. Одно было плохо: Карийский тракт уходил в глубь Киранейских равнин вместо того, чтобы направляться прямо к Момемну. Более тысячи лет тому назад он соединял Священную Сумну с древним Кенеем. Теперь же его поддерживали в порядке лишь постольку, поскольку он служил Массентии, – Эсменет говорили, что после пересечения с куда более оживленным Понским трактом, который ведет в Момемн, он теряется в лугах.
Однако Эсменет, поразмыслив, все же выбрала именно Карийский тракт, несмотря на то что так ее дорога получалась длиннее. Эсменет не могла позволить себе приобрести карту, да и пользоваться ими она не умела, кроме того, она вообще никогда прежде не покидала пределов Сумны – однако, несмотря на это, неплохо разбиралась в дорогах Нансурии.
Все проститутки отбирают своих клиентов в соответствии с собственными вкусами. Некоторые предпочитают крупных мужиков, другие – помельче. Некоторые предпочитают жрецов, неуверенных, с мягкими руками без мозолей. Другие выбирают солдат, наглых и грубых. Эсменет же всегда ценила опыт. Людей, которые страдали, которые преодолевали трудности, которые повидали дальние страны и удивительные вещи.
Когда Эсменет была помоложе, она совокуплялась с такими мужчинами и думала: «Теперь и я – часть того, что они повидали. Теперь я стала значительнее, чем была прежде». И потом, осыпая их вопросами, она делала это не только из любопытства, но и затем, чтобы узнать подробности того, чем обогатила ее судьба. Они уходили, оставляя у нее свое семя и свои деньги, однако Эсменет тешила себя надеждой, что они уносят с собой частичку ее, что она каким-то образом разрастается, пребывая в глазах тех, кто видит мир и борется с ним.
Несколько человек исцелили ее от этого заблуждения. Одной из них была старая шлюха Пираша, которая давно бы померла с голоду, если бы Эсменет ее не подкармливала.
– Нет, милочка, – сказала ей как-то Пираша. – Когда женщина опускает в мужчину свою чашку, она зачерпывает только то, что удастся уворовать.
Потом еще был сногсшибательный конник-кидрухиль – Эсменет даже подумала, что влюбилась в него. Он явился во второй раз, начисто забыв о том, что уже был у нее.
– Даты, наверно, ошиблась! – воскликнул он. – Такую красотку я бы непременно запомнил!
Потом у нее родилась дочка.
Эсменет помнила, как ей вскоре после родов подумалось, что рождение ребенка положило конец всем ее заблуждениям. Однако теперь она поняла, что тогда просто сменила один самообман на другой. На самом деле конец ее заблуждениям положила смерть девочки. Когда она собирала в узел детские вещички, чтобы отдать их молодой матери, живущей этажом ниже, и произносила какие-то добрые слова, чтобы та не смущалась, хотя, по правде говоря, никто не нуждался в добрых словах сильнее ее самой…
Много глупых заблуждений умерло вместе с ее дочкой, и взамен их родилось немало горечи. Однако Эсменет в отличие от многих людей не была склонна к озлобленности. Хотя теперь она и понимала, что это принижает ее, но продолжала жадно домогаться историй о мире и выбирать себе лучших рассказчиков. Она обвивала их ногами – с радостью. Она делала вид, что откликается на их пыл, и временами, повинуясь тому странному закону, по которому вымысел порой становится реальностью, в самом деле откликалась. После их интересы отступали к темному миру, из которого они явились, и эти мужчины становились непроницаемыми. Даже более доброжелательные клиенты делались опасными. Эсменет обнаружила, что у большинства мужчин есть внутри какая-то пустота, место, открытое лишь другим мужчинам.
Тут-то и начиналось подлинное соблазнение.
– Скажи мне, – мурлыкала она временами, – что в тебе есть такое, из-за чего ты кажешься каким-то… каким-то особенным, не таким, как другие мужчины?
Большинство этот вопрос забавлял. Некоторые смущались, раздражались, оставались равнодушны или приходили в ярость. Некоторых – немногих, и Ахкёймион был из их числа – этот вопрос буквально зачаровывал. Однако все как один отвечали на него. Мужчине необходимо чувствовать себя особенным. Эсменет пришла к выводу, что именно поэтому столь многие из них увлекаются азартными играми – конечно, и из корысти тоже, но в первую очередь им нужно показать себя, убедиться, что мир, боги, судьба – короче, некто или нечто – выделил их, сделал не такими, как другие.
И они рассказывали ей о себе – за эти годы Эсменет выслушала тысячи таких историй. Они улыбались, думая, что эти байки завораживают ее – как это и было в молодости, – что она трепещет от возбуждения при мысли о том, с кем переспала. И никто из них, за одним-единственным исключением, не догадывался, что ей плевать на тех, кто рассказывает эти байки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Когда группа наконец отправилась в путь, Эсменет присоединилась к ней, стараясь держаться как можно незаметнее. Группу возглавляли несколько синекожих жрецов, служители Джукана. Они распевали тихие гимны и позванивали крохотными цимбалами. Еще несколько путников шли за ними следом и подпевали, но большинство держались сами по себе, брели, вполголоса переговариваясь. Эсменет увидела, как один из стариков разговаривает с кучером повозки. Тот оглянулся и посмотрел на нее нарочито равнодушным взглядом, какие ей так часто доводилось видеть: взглядом человека, жаждущего того, к чему вообще-то следует испытывать отвращение. Она улыбнулась, и кучер отвернулся. Эсменет знала, что рано или поздно он придумает повод поговорить с ней.
И тогда придется решать.
Но тут у нее лопнул ремень на левой сандалии. Ей удалось кое-как связать концы, но узел натирал кожу под шерстяным носком. Через некоторое время мозоль лопнула, и Эсменет захромала. Она мысленно ругала кучера: отчего же тот медлит? И от души проклинала закон, согласно которому женщинам в Нансурии запрещено носить сапоги. А потом узел тоже лопнул, и она, как ни старалась, не сумела его связать снова.
Группа путников уходила от нее все дальше.
Эсменет плюнула, сунула сандалию в котомку и пошла дальше без нее. Нога тут же онемела от холода. Шагов через двадцать в носке появилась первая дырка. А через некоторое время носок превратился в драную тряпку, болтающуюся на щиколотке. Группа, к которой она было присоединилась, давно скрылась из виду. Однако позади показалась другая группа людей. Они, похоже, вели под уздцы то ли вьючных животных, то ли боевых коней.
Эсменет молилась, чтобы это оказались кони.
Дорога, по которой она шла, называлась Карийский тракт – древнее наследие Кенейской империи, которое, однако, император поддерживал в хорошем состоянии. Дорога пересекала по прямой провинцию Массентия, которую летом люди называли Золотой за бесконечные поля пшеницы. Одно было плохо: Карийский тракт уходил в глубь Киранейских равнин вместо того, чтобы направляться прямо к Момемну. Более тысячи лет тому назад он соединял Священную Сумну с древним Кенеем. Теперь же его поддерживали в порядке лишь постольку, поскольку он служил Массентии, – Эсменет говорили, что после пересечения с куда более оживленным Понским трактом, который ведет в Момемн, он теряется в лугах.
Однако Эсменет, поразмыслив, все же выбрала именно Карийский тракт, несмотря на то что так ее дорога получалась длиннее. Эсменет не могла позволить себе приобрести карту, да и пользоваться ими она не умела, кроме того, она вообще никогда прежде не покидала пределов Сумны – однако, несмотря на это, неплохо разбиралась в дорогах Нансурии.
Все проститутки отбирают своих клиентов в соответствии с собственными вкусами. Некоторые предпочитают крупных мужиков, другие – помельче. Некоторые предпочитают жрецов, неуверенных, с мягкими руками без мозолей. Другие выбирают солдат, наглых и грубых. Эсменет же всегда ценила опыт. Людей, которые страдали, которые преодолевали трудности, которые повидали дальние страны и удивительные вещи.
Когда Эсменет была помоложе, она совокуплялась с такими мужчинами и думала: «Теперь и я – часть того, что они повидали. Теперь я стала значительнее, чем была прежде». И потом, осыпая их вопросами, она делала это не только из любопытства, но и затем, чтобы узнать подробности того, чем обогатила ее судьба. Они уходили, оставляя у нее свое семя и свои деньги, однако Эсменет тешила себя надеждой, что они уносят с собой частичку ее, что она каким-то образом разрастается, пребывая в глазах тех, кто видит мир и борется с ним.
Несколько человек исцелили ее от этого заблуждения. Одной из них была старая шлюха Пираша, которая давно бы померла с голоду, если бы Эсменет ее не подкармливала.
– Нет, милочка, – сказала ей как-то Пираша. – Когда женщина опускает в мужчину свою чашку, она зачерпывает только то, что удастся уворовать.
Потом еще был сногсшибательный конник-кидрухиль – Эсменет даже подумала, что влюбилась в него. Он явился во второй раз, начисто забыв о том, что уже был у нее.
– Даты, наверно, ошиблась! – воскликнул он. – Такую красотку я бы непременно запомнил!
Потом у нее родилась дочка.
Эсменет помнила, как ей вскоре после родов подумалось, что рождение ребенка положило конец всем ее заблуждениям. Однако теперь она поняла, что тогда просто сменила один самообман на другой. На самом деле конец ее заблуждениям положила смерть девочки. Когда она собирала в узел детские вещички, чтобы отдать их молодой матери, живущей этажом ниже, и произносила какие-то добрые слова, чтобы та не смущалась, хотя, по правде говоря, никто не нуждался в добрых словах сильнее ее самой…
Много глупых заблуждений умерло вместе с ее дочкой, и взамен их родилось немало горечи. Однако Эсменет в отличие от многих людей не была склонна к озлобленности. Хотя теперь она и понимала, что это принижает ее, но продолжала жадно домогаться историй о мире и выбирать себе лучших рассказчиков. Она обвивала их ногами – с радостью. Она делала вид, что откликается на их пыл, и временами, повинуясь тому странному закону, по которому вымысел порой становится реальностью, в самом деле откликалась. После их интересы отступали к темному миру, из которого они явились, и эти мужчины становились непроницаемыми. Даже более доброжелательные клиенты делались опасными. Эсменет обнаружила, что у большинства мужчин есть внутри какая-то пустота, место, открытое лишь другим мужчинам.
Тут-то и начиналось подлинное соблазнение.
– Скажи мне, – мурлыкала она временами, – что в тебе есть такое, из-за чего ты кажешься каким-то… каким-то особенным, не таким, как другие мужчины?
Большинство этот вопрос забавлял. Некоторые смущались, раздражались, оставались равнодушны или приходили в ярость. Некоторых – немногих, и Ахкёймион был из их числа – этот вопрос буквально зачаровывал. Однако все как один отвечали на него. Мужчине необходимо чувствовать себя особенным. Эсменет пришла к выводу, что именно поэтому столь многие из них увлекаются азартными играми – конечно, и из корысти тоже, но в первую очередь им нужно показать себя, убедиться, что мир, боги, судьба – короче, некто или нечто – выделил их, сделал не такими, как другие.
И они рассказывали ей о себе – за эти годы Эсменет выслушала тысячи таких историй. Они улыбались, думая, что эти байки завораживают ее – как это и было в молодости, – что она трепещет от возбуждения при мысли о том, с кем переспала. И никто из них, за одним-единственным исключением, не догадывался, что ей плевать на тех, кто рассказывает эти байки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165