Да, Кальмемунис действительно погиб: фаним прислали в доказательство его отрубленную голову. Нет, как именно язычникам удалось их разгромить – этого никто доподлинно не знает. Ксинем сказал, что выжившие утверждали, будто язычникам не было числа, по меньшей мере двое на каждого из айнрити. Однако Пройас знал, что те, кто остался в живых после подобного поражения, всегда утверждают нечто в этом духе. Пройаса мучило множество вопросов, и все они были настолько неотложны, что порой он перебивал Ксинема на полуслове. А еще его мучило странное чувство, что его обманули, как будто время, проведенное в Конрии и в море, было потеряно в результате чьих-то махинаций.
Он даже не заметил приближающуюся процессию имперцев, пока те не подошли вплотную.
– Сам Конфас собственной персоной, – мрачно сказал Ксинем, кивнув в сторону берега. – Тоже явился обхаживать вас, мой принц.
Пройас никогда не встречался с Икуреем Конфасом, однако признал его с первого взгляда. Этот человек являл собой живое воплощение обычаев Нансурской империи: божественно-невозмутимое выражение лица, воинственная уверенность, с какой он держал под мышкой посеребренный шлем. Он даже по песку шагал с кошачьей легкостью и грацией.
Они встретились глазами, и Конфас улыбнулся: улыбка героев, которые до сих пор знали друг друга лишь по слухам и восторженным рассказам. И вот Пройас очутился лицом к лицу с легендарным человеком, который одержал победу над скюльвендами. Он невольно проникся к нему почтением, даже, пожалуй, легким благоговением.
Конфас слегка поклонился, протянул руку для солдатского рукопожатия и сказал:
– От имени Икурея Ксерия III, императора Нансурии, я приветствую вас, принц Нерсей Пройас, на наших берегах и в Священном воинстве.
«На ваших берегах… Можно подумать, будто Священное воинство тоже ваше».
Пройас не поклонился в ответ и не пожал протянутой руки.
Конфас не выказал ни возмущения, ни гнева – напротив, взгляд его сделался одновременно ироничным и оценивающим.
– Боюсь, – продолжал он небрежным тоном, – в результате недавних событий нам будет нелегко доверять друг другу.
– Где Готиан? – спросил Пройас.
– Великий магистр шрайских рыцарей ждет вас наверху. Он не любит, когда ему в сапоги набивается песок.
– А вы?
– А мне хватило ума надеть сандалии.
Раздался хохот. Пройас скрипнул зубами.
Когда Пройас снова ничего не ответил, Конфас продолжал:
– Насколько я понимаю, Кальмемунис был вашим человеком. Неудивительно, что вы стараетесь обвинить во всем кого-то другого. Но позвольте вас заверить: палатин Канампуреи погиб исключительно по собственной глупости.
– В этом я не сомневаюсь, главнокомандующий.
– Так значит, вы примете приглашение императора и посетите его в Андиаминских Высотах?
– Очевидно, чтобы обсудить договор.
– В том числе и для этого.
– Я хотел бы сперва поговорить с Готианом.
– Как вам угодно, принц. Но, возможно, я смогу избавить вас от лишних бесед и передать то, что скажет великий магистр. Готиан сообщит вам, что в катастрофе на равнине Менгедда святейший шрайя всецело винит вашего человека, Кальмемуниса. И еще он скажет, что шрайя глубоко огорчен случившимся несчастьем и теперь всерьез обдумывает единственное и вполне оправданное требование императора. Я вас уверяю, оно действительно абсолютно оправданное. В родословных любого мало-мальски значительного семейства империи вы найдете десятки имен тех, кто погиб, сражаясь за те самые земли, которые предстоит отвоевать Священному воинству.
– Быть может и так, Икурей, но на этот раз жертвовать жизнью предстоит нам.
– Император ценит и понимает это. Именно поэтому он предложил даровать право собственности на потерянные провинции – под протекторатом империи, разумеется.
– Этого недостаточно.
– Ну разумеется. Всегда хочется большего, не правда ли? Должен признаться, принц, что мы оказались в весьма странном и затруднительном положении. В отличие от вас дом Икуреев никогда не славился своим благочестием, и теперь, когда мы наконец-то защищаем правое дело, нас зачастую упрекают за наши былые деяния. Однако личность спорящего, сколь бы одиозна она ни была, не имеет отношения к правоте или ложности его аргументов. Разве не так говорит нам сам Айенсис? Я прошу вас, принц, позабыть о наших недостатках и обдумать эти требования в свете чистой логики.
– А если чистая логика подскажет мне, что вы правы?
– Ну что ж, тогда вы можете последовать примеру Кальмемуниса, не так ли? Возможно, вам неприятно себе в этом признаваться, однако Священному воинству без нас не обойтись.
И снова Пройас ничего не ответил. Конфас усмехнулся, полуприкрыв глаза:
– Как видите, Нерсей Пройас, и логика, и обстоятельства на нашей стороне.
Видя, что Пройас по-прежнему молчит, главнокомандующий поклонился, небрежно развернулся и направился прочь. За ним потянулась его сверкающая свита. Валы накатывались на берег с удвоенной яростью, и ветер осыпал Пройаса и его людей мелкими брызгами. Становилось холодно.
Пройас из всех сил старался спрятать трясущиеся руки. В битве за Священную войну только что произошла первая стычка, и Икурей Конфас взял над ним верх на глазах у его собственных людей – и притом взял без малейшего груда! Пройас понял, что все его прежние проблемы были все равно что мелкие мошки по сравнению с главнокомандующим и его трижды проклятым дядюшкой.
– Идем, Ксинем, – отсутствующе сказал он, – надо проследить за тем, чтобы высадка прошла благополучно.
– И еще одно, мой принц… Я забыл об этом упомянуть.
Пройас тяжело вздохнул и встревожился: в этом вздохе отчетливо слышалась охватившая его дрожь.
– Ну, что еще, Ксин?
– Друз Ахкеймион здесь.
Ахкеймион сидел один у костра и ждал возвращения Ксинема. Если не считать горстки рабов и проходивших мимо Людей Бивня, конрийский лагерь был пуст. Ахкеймион знал, что люди маршала еще на берегу, встречают своего принца и соплеменников. Вид опустевших полотняных шатров тревожил Ахкеймиона. Темные, пустые палатки. Остывшие кострища…
Вот именно так все и будет, если маршал и его люди падут на поле брани. Оставленные вещи. Места, где некогда слова и взгляды согревали воздух. Отсутствие.
Ахкеймион содрогнулся.
В первые несколько дней после того, как Ахкеймион присоединился к Ксинему и Священному воинству, он занимался делами, связанными с Багряными Шпилями. Окружил свою палатку несколькими оберегающими заклинаниями – потихоньку, чтобы не оскорбить чувств айнрити. Нашел местного жителя, который проводил его к вилле, где поселили Багряных Шпилей. Составил схемы, карты, списки имен. Даже нанял трех братьев-подростков, сыновей раба из Шайгека, принадлежавшего тидонскому тану, чтобы те следили за дорогой, ведущей к вилле, и докладывали ему обо всех приходящих и уходящих, кто заслуживает внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165