Как это было глупо с моей стороны! Может быть, завтра…
Ксинем тяжело вздохнул.
– Нет, Акка. Он вообще не желает тебя видеть.
Дойдя до самого центра знаменитой Кампозейской агоры, Ахкеймион остановился у лотка с бронзовой посудой и, не обращая внимания на то, как нахмурился торговец, взял с прилавка большое блюдо, делая вид, что проверяет, хорошо ли оно отполировано. Он вертел его в руках, всматриваясь в искаженное изображение толп, проходящих у него за спиной. И наконец снова увидел этого человека – тот, по всей видимости, торговался с продавцом колбасок. Чисто выбритый. Черные волосы подстрижены кое-как, на рабский манер. Одет в голубую льняную тунику, а поверх нее – полосатый нильнамешский балахон. Ахкеймион заметил, как в тени лотка перешли из рук в руки несколько медных монет. Отражение человека повернулось навстречу солнцу, держа в руке колбаску, засунутую в надрезанную булку. Он обводил скучающим взглядом рыночную толпу, задерживаясь то на том, то на этом. Откусил кусочек, потом поглядел в спину Ахкеймиону.
«Кто ты?»
– Ну чего ты там высматриваешь? – бросил торговец посудой. – Дырку, что ли, в зубе нашел?
– Да нет, вот разглядываю, не оспа ли у меня, – мрачно ответил Ахкеймион. – Боюсь, что все-таки оспа…
Ему не нужно было видеть торговца – он и так знал, какой ужас отразился у того на лице. Тетка, перебиравшая кубки для вина, тут же исчезла в толпе.
Ахкеймион смотрел, как отражение в блюде лениво направилось прочь от лотка с колбасками. Он не думал, что ему грозят какая-то серьезная опасность, однако же, если за тобой следят, пренебрегать этим не годится. Велика вероятность, что этот человек работает на Багряных Шпилей, у которых есть очевидные причины интересоваться им, или даже на императора, который шпионит за всеми просто ради того, чтобы шпионить за всеми. Однако всегда есть шанс, что этот человек принадлежит к коллегии лютимов. Если это Тысяча Храмов убила Инрау, тогда они, по всей вероятности, знают, что он здесь. А если этот человек действительно из лютимов, Ахкеймиону необходимо узнать, много ли ему известно.
Ахкеймион, улыбнувшись, протянул блюдо обратно торговцу – тот съежился, как будто ему подсунули раскаленный уголь. Ахкеймион бросил блюдо обратно на прилавок, уставленный блестящей посудой, заставив прохожих оглянуться на грохот. «Пусть думает, что я торгуюсь».
Однако если ему нужно поговорить с этим человеком лицом к лицу, вопрос не в том как, а в том где. Кампозейская агора – явно не самое подходящее место.
«Наверное, в каком-нибудь переулке».
Ахкеймион увидел стаю птиц, кружащих над огромными куполами храма Ксотеи, силуэт которого вздымался над крышами многоэтажных домов, выходящих на рыночную площадь с севера. К востоку от храма высились огромные строительные леса, от которых тянулась сеть канатов к наклонному обелиску, – то был последний дар императора храмовому комплексу Кмираль. Ахкеймион заметил, что этот несколько меньше, чем обелиски, виднеющиеся в дымке позади него.
Он принялся прокладывать себе путь к северу через толпу покупателей и шумных лоточников, высматривая проходы между зданиями, которые могли бы представлять собой какой-нибудь мало используемый выход с рынка. Ахкеймион рассчитывал, что тот человек по-прежнему следует за ним. Он едва не споткнулся о павлина – великолепный широкий веер с сердитыми красными глазками. Нансурцы считали эту птицу священной и позволяли им бродить повсюду. Потом Ахкеймион заметил женщину, сидящую в окне одного из зданий, выходящих на площадь, и ему вспомнилась Эсменет.
«Если они знают обо мне, значит, знают и о ней…»
Еще одна причина отловить глупца, который за ним увязался.
Он дошел до северного края площади, пробрался между загонов, набитых овцами и свиньями. В одном стоял даже огромный храпящий бык. Видимо, то были жертвенные животные, которых пригнали на продажу для жрецов Кмираля. И наконец Ахкеймион нашел переулок, какой искал: узкую щель между глинобитными стенами. Он миновал слепца, сидящего у коврика, заваленного всякими безделушками, и устремился во влажный полумрак.
Его уши тут же наполнил звон мух. Он увидел груды золы и вонючих кишок, обглоданных костей и тухлой рыбы. Воняло тут сногсшибательно, однако Ахкеймион забился в угол, где преследователь наверняка не сразу его увидит, и принялся ждать.
Вскоре от вони его прошиб кашель.
Ахкеймион попытался сосредоточиться, повторяя замысловатые слова Напева, которым собирался подчинить своего преследователя. Сложность стоящих за ними мыслей нервировала его, как бывало довольно часто. Ахкеймиону всегда слегка не верилось в то, что он способен творить колдовство, тем более после того, как ему в течение многих дней ни разу не приходилось использовать мало-мальски серьезных Напевов. Однако за тридцать девять лет, проведенных в Завете, способности – по крайней мере по этой части – ни разу его не подводили.
«Я адепт».
Он смотрел, как мимо выхода из переулка проходят туда-сюда озаренные солнцем фигуры. А того человека все не было.
Жидкая грязь заползла ему в сандалии и сочилась между пальцами. Ахкеймион почувствовал, что рыба, на которой он стоит, шевелится. Потом из пустой глазницы выполз червяк.
«Это безумие! Ни один глупец не глуп настолько, чтобы лезть в такую дыру!»
Он поспешно выскочил из переулка, приставил ладонь козырьком ко лбу, оглядывая ту часть рынка, в которой находился.
Того человека нигде не было видно.
«Ну я и дурак! А что, если он вовсе не следил за мной?»
Ахкеймион, весь кипя, оставил свои поиски и отправился покупать то, за чем, собственно, и явился в Момемн.
Он так ничего и не узнал о Багряных Шпилях, а тем более о Майтанете и Тысяче Храмов. И Пройас по-прежнему отказывался встретиться с ним. Поскольку раздобыть новых книг ему не удалось, а Ксинем повадился бранить сто за пьянство, Ахкеймион решил уделить немного внимания своей старой страсти. Он собрался готовить. Все колдуны немного изучали алхимию, а любой алхимик, по крайней мере из тех, что не даром едят свой хлеб, неплохо умеет готовить.
Ксинем полагал, что Ахкеймион позорит себя, что готовить – дело женщин и рабов, однако Ахкеймион думал иначе. Пусть себе Ксинем и его офицеры смеются: попробуют его стряпню – запоют на другой лад. Тогда они станут относиться к нему с уважением, достойным любого мастера, сведущего в древнем искусстве. И Ахкеймион наконец-то сделается для них не просто нечестивым прихлебателем. Быть может, это и опасно для их душ, зато полезно для желудков.
Однако он сразу забыл об утке, порее, карри и чесноке, когда тот человек показался снова, на этот раз под сводами Гильгалльских ворот, в толпе, выходившей из города. Ахкеймион успел лишь мельком заметить его профиль, но это явно был тот самый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Ксинем тяжело вздохнул.
– Нет, Акка. Он вообще не желает тебя видеть.
Дойдя до самого центра знаменитой Кампозейской агоры, Ахкеймион остановился у лотка с бронзовой посудой и, не обращая внимания на то, как нахмурился торговец, взял с прилавка большое блюдо, делая вид, что проверяет, хорошо ли оно отполировано. Он вертел его в руках, всматриваясь в искаженное изображение толп, проходящих у него за спиной. И наконец снова увидел этого человека – тот, по всей видимости, торговался с продавцом колбасок. Чисто выбритый. Черные волосы подстрижены кое-как, на рабский манер. Одет в голубую льняную тунику, а поверх нее – полосатый нильнамешский балахон. Ахкеймион заметил, как в тени лотка перешли из рук в руки несколько медных монет. Отражение человека повернулось навстречу солнцу, держа в руке колбаску, засунутую в надрезанную булку. Он обводил скучающим взглядом рыночную толпу, задерживаясь то на том, то на этом. Откусил кусочек, потом поглядел в спину Ахкеймиону.
«Кто ты?»
– Ну чего ты там высматриваешь? – бросил торговец посудой. – Дырку, что ли, в зубе нашел?
– Да нет, вот разглядываю, не оспа ли у меня, – мрачно ответил Ахкеймион. – Боюсь, что все-таки оспа…
Ему не нужно было видеть торговца – он и так знал, какой ужас отразился у того на лице. Тетка, перебиравшая кубки для вина, тут же исчезла в толпе.
Ахкеймион смотрел, как отражение в блюде лениво направилось прочь от лотка с колбасками. Он не думал, что ему грозят какая-то серьезная опасность, однако же, если за тобой следят, пренебрегать этим не годится. Велика вероятность, что этот человек работает на Багряных Шпилей, у которых есть очевидные причины интересоваться им, или даже на императора, который шпионит за всеми просто ради того, чтобы шпионить за всеми. Однако всегда есть шанс, что этот человек принадлежит к коллегии лютимов. Если это Тысяча Храмов убила Инрау, тогда они, по всей вероятности, знают, что он здесь. А если этот человек действительно из лютимов, Ахкеймиону необходимо узнать, много ли ему известно.
Ахкеймион, улыбнувшись, протянул блюдо обратно торговцу – тот съежился, как будто ему подсунули раскаленный уголь. Ахкеймион бросил блюдо обратно на прилавок, уставленный блестящей посудой, заставив прохожих оглянуться на грохот. «Пусть думает, что я торгуюсь».
Однако если ему нужно поговорить с этим человеком лицом к лицу, вопрос не в том как, а в том где. Кампозейская агора – явно не самое подходящее место.
«Наверное, в каком-нибудь переулке».
Ахкеймион увидел стаю птиц, кружащих над огромными куполами храма Ксотеи, силуэт которого вздымался над крышами многоэтажных домов, выходящих на рыночную площадь с севера. К востоку от храма высились огромные строительные леса, от которых тянулась сеть канатов к наклонному обелиску, – то был последний дар императора храмовому комплексу Кмираль. Ахкеймион заметил, что этот несколько меньше, чем обелиски, виднеющиеся в дымке позади него.
Он принялся прокладывать себе путь к северу через толпу покупателей и шумных лоточников, высматривая проходы между зданиями, которые могли бы представлять собой какой-нибудь мало используемый выход с рынка. Ахкеймион рассчитывал, что тот человек по-прежнему следует за ним. Он едва не споткнулся о павлина – великолепный широкий веер с сердитыми красными глазками. Нансурцы считали эту птицу священной и позволяли им бродить повсюду. Потом Ахкеймион заметил женщину, сидящую в окне одного из зданий, выходящих на площадь, и ему вспомнилась Эсменет.
«Если они знают обо мне, значит, знают и о ней…»
Еще одна причина отловить глупца, который за ним увязался.
Он дошел до северного края площади, пробрался между загонов, набитых овцами и свиньями. В одном стоял даже огромный храпящий бык. Видимо, то были жертвенные животные, которых пригнали на продажу для жрецов Кмираля. И наконец Ахкеймион нашел переулок, какой искал: узкую щель между глинобитными стенами. Он миновал слепца, сидящего у коврика, заваленного всякими безделушками, и устремился во влажный полумрак.
Его уши тут же наполнил звон мух. Он увидел груды золы и вонючих кишок, обглоданных костей и тухлой рыбы. Воняло тут сногсшибательно, однако Ахкеймион забился в угол, где преследователь наверняка не сразу его увидит, и принялся ждать.
Вскоре от вони его прошиб кашель.
Ахкеймион попытался сосредоточиться, повторяя замысловатые слова Напева, которым собирался подчинить своего преследователя. Сложность стоящих за ними мыслей нервировала его, как бывало довольно часто. Ахкеймиону всегда слегка не верилось в то, что он способен творить колдовство, тем более после того, как ему в течение многих дней ни разу не приходилось использовать мало-мальски серьезных Напевов. Однако за тридцать девять лет, проведенных в Завете, способности – по крайней мере по этой части – ни разу его не подводили.
«Я адепт».
Он смотрел, как мимо выхода из переулка проходят туда-сюда озаренные солнцем фигуры. А того человека все не было.
Жидкая грязь заползла ему в сандалии и сочилась между пальцами. Ахкеймион почувствовал, что рыба, на которой он стоит, шевелится. Потом из пустой глазницы выполз червяк.
«Это безумие! Ни один глупец не глуп настолько, чтобы лезть в такую дыру!»
Он поспешно выскочил из переулка, приставил ладонь козырьком ко лбу, оглядывая ту часть рынка, в которой находился.
Того человека нигде не было видно.
«Ну я и дурак! А что, если он вовсе не следил за мной?»
Ахкеймион, весь кипя, оставил свои поиски и отправился покупать то, за чем, собственно, и явился в Момемн.
Он так ничего и не узнал о Багряных Шпилях, а тем более о Майтанете и Тысяче Храмов. И Пройас по-прежнему отказывался встретиться с ним. Поскольку раздобыть новых книг ему не удалось, а Ксинем повадился бранить сто за пьянство, Ахкеймион решил уделить немного внимания своей старой страсти. Он собрался готовить. Все колдуны немного изучали алхимию, а любой алхимик, по крайней мере из тех, что не даром едят свой хлеб, неплохо умеет готовить.
Ксинем полагал, что Ахкеймион позорит себя, что готовить – дело женщин и рабов, однако Ахкеймион думал иначе. Пусть себе Ксинем и его офицеры смеются: попробуют его стряпню – запоют на другой лад. Тогда они станут относиться к нему с уважением, достойным любого мастера, сведущего в древнем искусстве. И Ахкеймион наконец-то сделается для них не просто нечестивым прихлебателем. Быть может, это и опасно для их душ, зато полезно для желудков.
Однако он сразу забыл об утке, порее, карри и чесноке, когда тот человек показался снова, на этот раз под сводами Гильгалльских ворот, в толпе, выходившей из города. Ахкеймион успел лишь мельком заметить его профиль, но это явно был тот самый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165