она просто проводит слишком много времени в компании артистов. А этот человек, судя по движениям и манере держаться, настоящий ковбой.
Она достала сигарету, что было ее любимым отвлекающим приемом. Незнакомец чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и поднес ей огонек.
– О чем разговор?
– Как насчет того, чтобы выйти отсюда на минутку? – Он выразительно повел плечами в направлении людей в белых рубахах.
– Охотно.
Мужчина придержал дверь, дав ей выйти, а затем повернулся к порывавшимся последовать за ними белорубашечникам:
– Оставайтесь здесь.
– Но мы должны проводить вас до вашего номера…
– Вот доллар, – не дослушал он, протягивая монету. – Ступайте, купите себе леденцов.
– Но, сэр…
– Кларенс, я тебя по-хорошему предупреждаю, что, если ты не перестанешь за мной таскаться, я так взгрею твою задницу, что мало не покажется.
С этими словами Фрэнк захлопнул дверь у них перед носом, нахлобучил шляпу и зашагал рядом с Эйлин по тротуару.
– Тебя ведь Эйлин зовут?
– Да.
– А меня Фрэнк.
– Фрэнк, мне почему-то кажется, что ты не собираешься просить у меня автограф.
– Это точно. А могу я узнать, долго ты еще собираешься здесь пробыть?
– Представления запланированы на неделю, а что?
– Да то, что мы тут сидим на пороховой бочке, и она, того и гляди, бабахнет.
Проходившие по улице люди в белом оглядывались на них: двое высоких, привлекательных, державшихся не как все чужаков невольно привлекали внимание.
– Улыбайся им, – шепнул Фрэнк.
– Хотелось бы знать, какого черта они так радуются, – пробормотала она, не забывая вежливо кивать прохожим, вымучивая улыбку. – Нас тут держали под замком с самого прибытия. Правда, когда имеешь дело с актерами, это, может быть, не так уж плохо. Имеешь какое-нибудь представление, что за чертовщина здесь творится?
– Начать с того, что они крадут винтовки у армии.
– Винтовки? Для этих людей?
– Можно сказать, что все они уже стоят на краю могилы, которую сами себе вырыли.
Плотная, средних лет чернокожая женщина подошла и встала у них на пути, подняв лист бумаги с отпечатанными на нем правилами поведения.
– Прошу прощения, друзья, – произнесла она, – но правила запрещают гостям разгуливать по Новому городу без сопровождения.
– Спасибо, мэм. Мы получили дозволение от самого преподобного, – промолвил Фрэнк, улыбаясь ей в ответ.
– Мы только что говорили с ним, – добавила Эйлин с идиотской ухмылкой. – Он посылает с нами свою любовь.
Женщина остановилась перед ними в растерянности. Они обошли ее и продолжили разговор.
– Эй, все равно не курите! – крикнула женщина им вслед.
Эйлин помахала ей рукой и щелчком отбросила сигарету.
– Считаю своим долгом сообщить, – заявил Фрэнк, – что если кое у кого возникнет желание убраться из этой дыры до того, как армия США явится сюда за своей собственностью и здесь, прошу прощения за грубость, дерьмо по воздуху летать будет, то я буду счастлив оказать всяческое содействие.
Эйлин остановилась и присмотрелась к нему. Что сказать – искренне и прямо.
– Это весьма великодушное предложение, Фрэнк.
– Приятно слышать.
– Но боюсь, я не могу уехать отсюда прямо сейчас. Без Иакова.
– Того старика?
– Не так уж он и стар.
– Но он ведь тебе не муж?
– Нет.
– Хорошо, – сказал он с первой настоящей улыбкой, увиденной ею с того момента, как они покинули гостиницу. – Тогда мы заберем с собой и Иакова.
– Боюсь, это может оказаться не так просто, – вздохнула Эйлин.
Фрэнк поднял на нее глаза.
– Не для меня, это уж точно.
Она снова искоса присмотрелась к нему: мужчина, нельзя не признать, симпатичный и не кажется совсем уж безнадежным.
– Фрэнк, в последнее время тебе не снились необычные сны?
– Нет, мэм, – ответил он после некоторого раздумья.
– Тогда прежде всего я должна рассказать тебе одну очень странную историю.
– Заходи, ребе Иаков Штерн, заходи. – Преподобный махнул рукой в направлении дивана в углу кабинета. – Рад, что у нас появилась возможность встретиться.
– Мне удалось выкроить время в моем деловом расписании, – ответил Иаков.
Преподобный не поднялся из-за письменного стола и не протянул руки. Иаков уселся на диван возле большого глобуса на дубовой подставке. Помимо византийской иконы в золоченом окладе на стене за письменным столом преподобного да раскрытой Библии короля Иакова на пюпитре, ничто в помещении не указывало на то, что это рабочий кабинет священника. Вся обстановка отличалась богатством, даже роскошью, и напомнила Иакову убранство кабинета Джона Д. Рокфеллера, виденного им на картинке.
Воздух был спертый и прохладный. Тонкие лучи сияющего белого света пробивались сквозь деревянные ставни в затененную комнату как единственное напоминание о том, что дом высится посреди раскаленной пустыни, и в этих лучах кружили взлетавшие с толстого персидского ковра крохотные пылинки. Глаза постепенно приспосабливались к сумраку, но разглядеть толком преподобного, сидевшего за столом, куда не попадал свет, Иаков не мог.
– Прекрасная комната.
– Нравится? Я велел выстроить мой Дом надежды из необожженного кирпича: этот материал характерен для здешней архитектуры, потому что лучше всего подходит для местного климата. Ну а вся обстановка – это пожертвования, щедрые дары моих самых обеспеченных последователей. Я считаю, что священнослужитель не должен получать регулярного жалованья, не так ли, ребе? По мне, это нарушение священного завета между Богом и теми, кто его представляет.
– По-божески это, конечно, верно, но человек должен есть.
– Десятина – вот решение, и, разумеется, как множество иных разумных идей, она известна нам сотни лет. Каждый верующий в общине вносит вклад, и некая часть его доходов идет на содержание духовного пастыря, будь он пророком, священником или раввином.
– Обычно это десять процентов, – заметил Иаков.
– Тут я ввел в обиход маленькое новшество. – Преподобный подался вперед, к свету. – Я беру сто.
Иаков почувствовал, как глаза собеседника тянутся к нему подобно маслянистым щупальцам, и отвел взгляд. Он тяжело вздохнул, его сердце пропустило удар.
– Еще в начале моей проповеднической карьеры я добился немалого успеха, крестил и привлек в лоно нашей церкви значительное число миллионеров. Не стану утверждать, будто все они изначально были проникнуты идеей пожертвования на святое дело, однако, когда мое настойчивое предложение проникло в их сердца и души, оно встретило там воодушевленный отклик. И я сделал открытие: оказывается, эти западные штаты просто лопаются от избыточного богатства. Здесь все приносит огромные доходы: перевозки, ссуды, торговля хлебом, добыча серебра и нефти. Это на востоке миллионер – редкая птица, а здесь их, грубо говоря, дают дюжину на десять центов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Она достала сигарету, что было ее любимым отвлекающим приемом. Незнакомец чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и поднес ей огонек.
– О чем разговор?
– Как насчет того, чтобы выйти отсюда на минутку? – Он выразительно повел плечами в направлении людей в белых рубахах.
– Охотно.
Мужчина придержал дверь, дав ей выйти, а затем повернулся к порывавшимся последовать за ними белорубашечникам:
– Оставайтесь здесь.
– Но мы должны проводить вас до вашего номера…
– Вот доллар, – не дослушал он, протягивая монету. – Ступайте, купите себе леденцов.
– Но, сэр…
– Кларенс, я тебя по-хорошему предупреждаю, что, если ты не перестанешь за мной таскаться, я так взгрею твою задницу, что мало не покажется.
С этими словами Фрэнк захлопнул дверь у них перед носом, нахлобучил шляпу и зашагал рядом с Эйлин по тротуару.
– Тебя ведь Эйлин зовут?
– Да.
– А меня Фрэнк.
– Фрэнк, мне почему-то кажется, что ты не собираешься просить у меня автограф.
– Это точно. А могу я узнать, долго ты еще собираешься здесь пробыть?
– Представления запланированы на неделю, а что?
– Да то, что мы тут сидим на пороховой бочке, и она, того и гляди, бабахнет.
Проходившие по улице люди в белом оглядывались на них: двое высоких, привлекательных, державшихся не как все чужаков невольно привлекали внимание.
– Улыбайся им, – шепнул Фрэнк.
– Хотелось бы знать, какого черта они так радуются, – пробормотала она, не забывая вежливо кивать прохожим, вымучивая улыбку. – Нас тут держали под замком с самого прибытия. Правда, когда имеешь дело с актерами, это, может быть, не так уж плохо. Имеешь какое-нибудь представление, что за чертовщина здесь творится?
– Начать с того, что они крадут винтовки у армии.
– Винтовки? Для этих людей?
– Можно сказать, что все они уже стоят на краю могилы, которую сами себе вырыли.
Плотная, средних лет чернокожая женщина подошла и встала у них на пути, подняв лист бумаги с отпечатанными на нем правилами поведения.
– Прошу прощения, друзья, – произнесла она, – но правила запрещают гостям разгуливать по Новому городу без сопровождения.
– Спасибо, мэм. Мы получили дозволение от самого преподобного, – промолвил Фрэнк, улыбаясь ей в ответ.
– Мы только что говорили с ним, – добавила Эйлин с идиотской ухмылкой. – Он посылает с нами свою любовь.
Женщина остановилась перед ними в растерянности. Они обошли ее и продолжили разговор.
– Эй, все равно не курите! – крикнула женщина им вслед.
Эйлин помахала ей рукой и щелчком отбросила сигарету.
– Считаю своим долгом сообщить, – заявил Фрэнк, – что если кое у кого возникнет желание убраться из этой дыры до того, как армия США явится сюда за своей собственностью и здесь, прошу прощения за грубость, дерьмо по воздуху летать будет, то я буду счастлив оказать всяческое содействие.
Эйлин остановилась и присмотрелась к нему. Что сказать – искренне и прямо.
– Это весьма великодушное предложение, Фрэнк.
– Приятно слышать.
– Но боюсь, я не могу уехать отсюда прямо сейчас. Без Иакова.
– Того старика?
– Не так уж он и стар.
– Но он ведь тебе не муж?
– Нет.
– Хорошо, – сказал он с первой настоящей улыбкой, увиденной ею с того момента, как они покинули гостиницу. – Тогда мы заберем с собой и Иакова.
– Боюсь, это может оказаться не так просто, – вздохнула Эйлин.
Фрэнк поднял на нее глаза.
– Не для меня, это уж точно.
Она снова искоса присмотрелась к нему: мужчина, нельзя не признать, симпатичный и не кажется совсем уж безнадежным.
– Фрэнк, в последнее время тебе не снились необычные сны?
– Нет, мэм, – ответил он после некоторого раздумья.
– Тогда прежде всего я должна рассказать тебе одну очень странную историю.
– Заходи, ребе Иаков Штерн, заходи. – Преподобный махнул рукой в направлении дивана в углу кабинета. – Рад, что у нас появилась возможность встретиться.
– Мне удалось выкроить время в моем деловом расписании, – ответил Иаков.
Преподобный не поднялся из-за письменного стола и не протянул руки. Иаков уселся на диван возле большого глобуса на дубовой подставке. Помимо византийской иконы в золоченом окладе на стене за письменным столом преподобного да раскрытой Библии короля Иакова на пюпитре, ничто в помещении не указывало на то, что это рабочий кабинет священника. Вся обстановка отличалась богатством, даже роскошью, и напомнила Иакову убранство кабинета Джона Д. Рокфеллера, виденного им на картинке.
Воздух был спертый и прохладный. Тонкие лучи сияющего белого света пробивались сквозь деревянные ставни в затененную комнату как единственное напоминание о том, что дом высится посреди раскаленной пустыни, и в этих лучах кружили взлетавшие с толстого персидского ковра крохотные пылинки. Глаза постепенно приспосабливались к сумраку, но разглядеть толком преподобного, сидевшего за столом, куда не попадал свет, Иаков не мог.
– Прекрасная комната.
– Нравится? Я велел выстроить мой Дом надежды из необожженного кирпича: этот материал характерен для здешней архитектуры, потому что лучше всего подходит для местного климата. Ну а вся обстановка – это пожертвования, щедрые дары моих самых обеспеченных последователей. Я считаю, что священнослужитель не должен получать регулярного жалованья, не так ли, ребе? По мне, это нарушение священного завета между Богом и теми, кто его представляет.
– По-божески это, конечно, верно, но человек должен есть.
– Десятина – вот решение, и, разумеется, как множество иных разумных идей, она известна нам сотни лет. Каждый верующий в общине вносит вклад, и некая часть его доходов идет на содержание духовного пастыря, будь он пророком, священником или раввином.
– Обычно это десять процентов, – заметил Иаков.
– Тут я ввел в обиход маленькое новшество. – Преподобный подался вперед, к свету. – Я беру сто.
Иаков почувствовал, как глаза собеседника тянутся к нему подобно маслянистым щупальцам, и отвел взгляд. Он тяжело вздохнул, его сердце пропустило удар.
– Еще в начале моей проповеднической карьеры я добился немалого успеха, крестил и привлек в лоно нашей церкви значительное число миллионеров. Не стану утверждать, будто все они изначально были проникнуты идеей пожертвования на святое дело, однако, когда мое настойчивое предложение проникло в их сердца и души, оно встретило там воодушевленный отклик. И я сделал открытие: оказывается, эти западные штаты просто лопаются от избыточного богатства. Здесь все приносит огромные доходы: перевозки, ссуды, торговля хлебом, добыча серебра и нефти. Это на востоке миллионер – редкая птица, а здесь их, грубо говоря, дают дюжину на десять центов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123