руки ее нервно сжались в кулаки, испуганный взгляд метнулся к выходу. Фридрих спокойно следил за ее реакцией.
– Прошу прощения, не сочтите мой вопрос за обиду. И поверьте, положительный ответ не заставит меня думать о вас дурно. Мы здесь люди непредвзятые, широких взглядов. С моей стороны это всего лишь любопытство.
– Ну… в общем… да, – ответила девица.
Кулаки разжались, пальцы теперь постукивали по бархатной обивке сиденья.
Данте открыл саквояж: внутри, аккуратно выложенные рядами на черном бархате, поблескивали новехонькие, безупречные хирургические инструменты: скальпели, щипцы, пилы.
– Все в порядке, мистер Джонсон? – спросил Фридрих.
– О да.
– Ничего не упущено?
– Все прекрасно.
– Хорошо.
Данте медленно закрыл саквояж и улыбнулся девушке.
Она улыбнулась в ответ: малый с акцентом был, конечно, шикарным, но отпугивал излишней, на ее взгляд, изысканностью манер, а вот этот блондин с мальчишеским лицом ей определенно нравился. Она была бы не прочь познакомиться с ним поближе: чувствуется, что парнишка он простой. Правда, она, будучи отчаянно близорукой, но категорически не желая носить очки, никак не могла разобрать, что у него не так с левым глазом. Или это ей только кажется?
– Хорошо бы сейчас что-нибудь выпить, – сказал Фридрих, указывая на корзину для пикника. – У нас такие прекрасные сэндвичи.
– Да, хорошо бы, – отозвалась она, уютно расположившись на диванчике.
Ровена думала о переезде в Канзас: она знала, что публичный дом, в котором ей предстоит работать, далеко не так хорош, как тот, с которым она только что рассталась в Чикаго, и ее мутило при мысли о необходимости знакомиться с целым выводком новых девиц.
Однако, судя по толщине пачки денег в бумажнике этого чудного джентльмена, путешествие в конечном счете могло оказаться не таким уж и неприятным.
К середине дня Фрэнк Оленья Кожа напал на след артистов. Вообще-то за годы скитаний в здешних краях его никогда не заносило в такую глушь, где не селились даже апачи. Жара стояла страшная, к раскаленному песку было не прикоснуться, но он умел ездить по пустыням, поскольку не здесь, так в похожих местах проделывал это сотни раз. Каждый час Фрэнк останавливался, пил сам и поил коня: он всегда заботился о животных. По его разумению, они, в отличие от большинства знакомых ему людей, заслуживали хорошего отношения и всегда платили за добро добром.
Отпечатки на дороге были свежими, и следовать по ним не составляло труда. Он остановился над последним обрывом, за которым дорога ныряла вниз, на равнину. В четверти мили впереди она снова разветвлялась: всего второй перекресток, попавшийся ему с тех пор, как он покинул Каньон Черепа и стал пробираться на юго-запад.
Ага, там, на дороге, впереди клубится пыль. Фрэнк достал бинокль.
Ну, вот и его первый взгляд на артистов: из-за скопления скал выкатили пять фургонов. У последнего из них полог откинут, но рассмотреть…
Э, а что это там?
Он отвел бинокль в сторону от театральной труппы и подкрутил фокус.
Похоже, там, на дороге, на расстоянии примерно мили, что-то вроде ворот. Маленькая сторожка, от которой тянутся дальше вдоль дороги телеграфные провода. Суетятся человеческие фигуры, но подробностей на таком расстоянии, да еще сквозь дрожащий от жары воздух, было не разглядеть.
Но тут его взгляд уловил еще одно облако пыли, поднимавшееся над боковой дорогой слева. Фрэнк направил туда бинокль.
Тяжелые повозки, известные под названием «конестога», по имени индейского племени. Длинная вереница, наверное, с десяток штук, ближе, чем другая группа. Движутся по направлению к перекрестку. Возницы в белых рубахах, уже вторая компания в такой одежке.
Ящики. Длинные клети, уложенные одна на другую.
Их форма была ему хорошо знакома.
Но это казалось нелепостью: караван-то был определенно гражданским. Как это может быть? Чтобы удостовериться, нет ли тут ошибки, надо подобраться поближе. Вообще-то это не его дело, напомнил он себе, но, с другой стороны, если происходит что-то, способное затруднить поимку китаезы, это «что-то» автоматически становится его делом.
По подсчетам Макквити, фургоны должны были подкатить к перекрестку минут через десять. Он поскакал галопом вдоль подножия откоса, потом оставил дорогу и через песок поспешил к ближайшим обнажениям скальной породы. Это был настоящий каменный лабиринт причудливой формы из розовых и белых пиков, утесов, выветренных валунов, порой похожих на окаменевшие деревья. Привязав коня в укромном месте, Фрэнк взял с собой винтовку и осмотрелся в поисках подходящего наблюдательного пункта.
Фургоны, приближавшиеся слева к главной дороге, находились в нескольких минутах пути. Продвигаясь вперед, он уловил сначала отдававшееся от скал эхо, потом различил ритмичные хлопки и вторящие им голоса.
Пение?
Фрэнк вскарабкался на большой валун и подобрался к его краю, откуда была видна естественная выемка посреди скальной формации.
Дюжина таких же людей в белом, каких он приметил на фургонах, сидела, расположившись по кругу, на открытом пространстве между скалами, хлопая в ладоши и напевая: – Душу мою пригрей, Авраам, на груди своей…
Юные лица. Все улыбаются, как чокнутые. Двое чернокожих, один мексиканец, один индеец. Половина из них женского пола. Опоясаны патронташами, на боках кобуры, винтовки составлены в пирамиду. Магазинные винтовки, нешуточное оружие.
Ну и как прикажете понимать эту чертовщину? Пикник вооружившихся до зубов питомцев воскресной школы?
Услышав шаркающие шаги, Фрэнк отпрянул от края и медленно повернулся на звук: это был еще один из компании в белых рубахах. Светловолосый паренек, едва выросший из коротких штанишек, патрулировал узкий проход между скалами с винтовкой в руках.
Скатившийся камушек упал у самых ног парнишки. Он остановился и опустился на колени.
Оленья Кожа застыл: стоит пареньку поднять глаза, и он уставился бы прямо в подметки его сапог. И получил бы каблуком в физиономию.
Парнишка не шевелился.
Фрэнк задержал дыхание.
«Какого черта он здесь делает? Я в его возрасте думал только о том, как забраться какой-нибудь девчонке под юбку».
Паренек осенил себя крестным знамением – он молился! – встал, улыбнулся сам себе и пошел дальше, прочь от того места, где Фрэнк привязал лошадь.
Макквити медленно вздохнул, потом сосчитал до ста. С открытого участка доносились пение и хлопки в ладоши: та же самая песня, снова и снова. Никто из людей в белых рубахах не обращал на него внимания. Он соскользнул со скалы и тихо вернулся к своей лошади.
Это было слишком жутко.
В нем всколыхнулся инстинкт: «Фрэнки, приятель, если ты хочешь рвануть в Мексику, сейчас самое время».
Фургоны катились по главной дороге, и, когда они поравнялись с его позицией, Оленья Кожа подобрался к самому краю скал, откуда до дороги было не больше пятидесяти футов, устроился в расщелине и навел бинокль на обоз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Прошу прощения, не сочтите мой вопрос за обиду. И поверьте, положительный ответ не заставит меня думать о вас дурно. Мы здесь люди непредвзятые, широких взглядов. С моей стороны это всего лишь любопытство.
– Ну… в общем… да, – ответила девица.
Кулаки разжались, пальцы теперь постукивали по бархатной обивке сиденья.
Данте открыл саквояж: внутри, аккуратно выложенные рядами на черном бархате, поблескивали новехонькие, безупречные хирургические инструменты: скальпели, щипцы, пилы.
– Все в порядке, мистер Джонсон? – спросил Фридрих.
– О да.
– Ничего не упущено?
– Все прекрасно.
– Хорошо.
Данте медленно закрыл саквояж и улыбнулся девушке.
Она улыбнулась в ответ: малый с акцентом был, конечно, шикарным, но отпугивал излишней, на ее взгляд, изысканностью манер, а вот этот блондин с мальчишеским лицом ей определенно нравился. Она была бы не прочь познакомиться с ним поближе: чувствуется, что парнишка он простой. Правда, она, будучи отчаянно близорукой, но категорически не желая носить очки, никак не могла разобрать, что у него не так с левым глазом. Или это ей только кажется?
– Хорошо бы сейчас что-нибудь выпить, – сказал Фридрих, указывая на корзину для пикника. – У нас такие прекрасные сэндвичи.
– Да, хорошо бы, – отозвалась она, уютно расположившись на диванчике.
Ровена думала о переезде в Канзас: она знала, что публичный дом, в котором ей предстоит работать, далеко не так хорош, как тот, с которым она только что рассталась в Чикаго, и ее мутило при мысли о необходимости знакомиться с целым выводком новых девиц.
Однако, судя по толщине пачки денег в бумажнике этого чудного джентльмена, путешествие в конечном счете могло оказаться не таким уж и неприятным.
К середине дня Фрэнк Оленья Кожа напал на след артистов. Вообще-то за годы скитаний в здешних краях его никогда не заносило в такую глушь, где не селились даже апачи. Жара стояла страшная, к раскаленному песку было не прикоснуться, но он умел ездить по пустыням, поскольку не здесь, так в похожих местах проделывал это сотни раз. Каждый час Фрэнк останавливался, пил сам и поил коня: он всегда заботился о животных. По его разумению, они, в отличие от большинства знакомых ему людей, заслуживали хорошего отношения и всегда платили за добро добром.
Отпечатки на дороге были свежими, и следовать по ним не составляло труда. Он остановился над последним обрывом, за которым дорога ныряла вниз, на равнину. В четверти мили впереди она снова разветвлялась: всего второй перекресток, попавшийся ему с тех пор, как он покинул Каньон Черепа и стал пробираться на юго-запад.
Ага, там, на дороге, впереди клубится пыль. Фрэнк достал бинокль.
Ну, вот и его первый взгляд на артистов: из-за скопления скал выкатили пять фургонов. У последнего из них полог откинут, но рассмотреть…
Э, а что это там?
Он отвел бинокль в сторону от театральной труппы и подкрутил фокус.
Похоже, там, на дороге, на расстоянии примерно мили, что-то вроде ворот. Маленькая сторожка, от которой тянутся дальше вдоль дороги телеграфные провода. Суетятся человеческие фигуры, но подробностей на таком расстоянии, да еще сквозь дрожащий от жары воздух, было не разглядеть.
Но тут его взгляд уловил еще одно облако пыли, поднимавшееся над боковой дорогой слева. Фрэнк направил туда бинокль.
Тяжелые повозки, известные под названием «конестога», по имени индейского племени. Длинная вереница, наверное, с десяток штук, ближе, чем другая группа. Движутся по направлению к перекрестку. Возницы в белых рубахах, уже вторая компания в такой одежке.
Ящики. Длинные клети, уложенные одна на другую.
Их форма была ему хорошо знакома.
Но это казалось нелепостью: караван-то был определенно гражданским. Как это может быть? Чтобы удостовериться, нет ли тут ошибки, надо подобраться поближе. Вообще-то это не его дело, напомнил он себе, но, с другой стороны, если происходит что-то, способное затруднить поимку китаезы, это «что-то» автоматически становится его делом.
По подсчетам Макквити, фургоны должны были подкатить к перекрестку минут через десять. Он поскакал галопом вдоль подножия откоса, потом оставил дорогу и через песок поспешил к ближайшим обнажениям скальной породы. Это был настоящий каменный лабиринт причудливой формы из розовых и белых пиков, утесов, выветренных валунов, порой похожих на окаменевшие деревья. Привязав коня в укромном месте, Фрэнк взял с собой винтовку и осмотрелся в поисках подходящего наблюдательного пункта.
Фургоны, приближавшиеся слева к главной дороге, находились в нескольких минутах пути. Продвигаясь вперед, он уловил сначала отдававшееся от скал эхо, потом различил ритмичные хлопки и вторящие им голоса.
Пение?
Фрэнк вскарабкался на большой валун и подобрался к его краю, откуда была видна естественная выемка посреди скальной формации.
Дюжина таких же людей в белом, каких он приметил на фургонах, сидела, расположившись по кругу, на открытом пространстве между скалами, хлопая в ладоши и напевая: – Душу мою пригрей, Авраам, на груди своей…
Юные лица. Все улыбаются, как чокнутые. Двое чернокожих, один мексиканец, один индеец. Половина из них женского пола. Опоясаны патронташами, на боках кобуры, винтовки составлены в пирамиду. Магазинные винтовки, нешуточное оружие.
Ну и как прикажете понимать эту чертовщину? Пикник вооружившихся до зубов питомцев воскресной школы?
Услышав шаркающие шаги, Фрэнк отпрянул от края и медленно повернулся на звук: это был еще один из компании в белых рубахах. Светловолосый паренек, едва выросший из коротких штанишек, патрулировал узкий проход между скалами с винтовкой в руках.
Скатившийся камушек упал у самых ног парнишки. Он остановился и опустился на колени.
Оленья Кожа застыл: стоит пареньку поднять глаза, и он уставился бы прямо в подметки его сапог. И получил бы каблуком в физиономию.
Парнишка не шевелился.
Фрэнк задержал дыхание.
«Какого черта он здесь делает? Я в его возрасте думал только о том, как забраться какой-нибудь девчонке под юбку».
Паренек осенил себя крестным знамением – он молился! – встал, улыбнулся сам себе и пошел дальше, прочь от того места, где Фрэнк привязал лошадь.
Макквити медленно вздохнул, потом сосчитал до ста. С открытого участка доносились пение и хлопки в ладоши: та же самая песня, снова и снова. Никто из людей в белых рубахах не обращал на него внимания. Он соскользнул со скалы и тихо вернулся к своей лошади.
Это было слишком жутко.
В нем всколыхнулся инстинкт: «Фрэнки, приятель, если ты хочешь рвануть в Мексику, сейчас самое время».
Фургоны катились по главной дороге, и, когда они поравнялись с его позицией, Оленья Кожа подобрался к самому краю скал, откуда до дороги было не больше пятидесяти футов, устроился в расщелине и навел бинокль на обоз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123