– «Чоп-Чоп, убийца, отрубающий жертвам головы. Китаец, – начал читать вслух Иннес. – Разыскивается за совершение десяти жестоких убийств и подозревается во многих других отвратительных преступлениях».
– Деятельный малый, – сказал Престо.
– «Самый опасный из живущих людей», – прочел Дойл с мрачной усмешкой. – Пожалуй, в этом случае они не слишком преувеличили. А вот обещанная награда в пять тысяч долларов вполне объясняет наличие добровольцев.
– Боже правый, разве мог один человек сотворить такое? – воскликнул Престо, озирая следы бойни.
– Он действовал не один. Эти люди попали под перекрестный огонь. Стреляли оттуда и оттуда, из-за скал. – Дойл указал на два края прогалины. – И стрелявших было как минимум четверо.
– С магазинными винтовками, – прозвучал из-за камней голос Иннеса. – Тут разбросаны гильзы.
– А головы у них у всех на месте, – указал Престо. – Это не похоже на modus operandi Чоп-Чопа.
И тут подошедший сзади Джек выхватил плакат из его руки и принялся внимательно рассматривать портрет.
– Кто это, Джек? – тихо спросил Дойл.
– Он знает, – отозвалась Ходящая Одиноко.
– Знает?
– Это человек из сна, – пояснила она, указывая на плакат. – Один из шести.
Джек поднял на нее взгляд, в котором блеснуло согласие.
– Тогда мы можем заключить, что на них напали, когда эти люди следовали за ним к Новому городу, – сказал Дойл.
Джек положил плакат на место и целеустремленно поспешил к лошадям.
– Нам стоило бы похоронить… – Престо наблюдал за собиравшимися поодаль стервятниками.
– О них позаботится пустыня, – спокойно заметила индианка, направляясь обратно к просвету между скал.
– А ты сам видел этого малого в снах? – осведомился Иннес.
– Когда я думаю об этом сейчас, то да… кажется, видел. – Престо внимательно смотрел на портрет. – Правда, сходство невелико.
– Надеюсь, этот парень хотя бы наполовину так хорошо владеет мечом, с которым, говорят, не расстается, как ты – рапирой, – заметил Иннес.
– Будем лучше надеяться, что он на нашей стороне, – тихо откликнулся Престо. Затем перекрестился, мысленно помолился за павших и покинул место резни.
Когда их немногочисленный отряд вернулся к лошадям, Джек уже вскочил в седло и, не дожидаясь своих спутников, помчался галопом на запад, вместе с державшейся чуть позади индианкой. Остальные поспешили следом, не обменявшись ни единым словом. Что ждало их в Новом городе?
«Эти, в белых рубахах, – необычная публика, – подумала Эйлин. – Конечно, для артистов, раз зрители пришли, пьесу смотрят и аплодируют, особой разницы нет. Странно только, что все это людское море разражается громовыми аплодисментами как по команде, да и все прочее – охают, смеются, вздыхают – делают одновременно, так, что тысяча голосов сливается в один».
Ример казался необъяснимо довольным и без конца, захлебываясь от восторга, восхвалял театр Нового города. Возможно, конечно, то было лишь ее впечатление, но этот придурок вел себя еще более глупо, чем обычно. Правда, в одном она должна была с ним согласиться. Кулисы и сцена в этом театре были устроены продуманно, функционально, пусть без всяких изысков, а уж зрительный зал и вовсе поражал великолепием. Своим убранством он мог соперничать с иными театрами Лондона и Нью-Йорка, а уж с провинциальными сценами, на которых ей приходилось выступать последние полгода, не могло быть никакого сравнения. Возможно, именно впечатление, произведенное всем этим бархатом, резьбой и позолотой, добавило в этот вечер Бендиго сценического пыла: глотку он рвал так, словно ему нужно было докричаться до зрителей через Гудзон.
Эйлин отыграла свой выход в первом акте, почти не оглушенная патетическими выкриками Римера, оравшего по большей части всего в нескольких дюймах от ее лица. Освободившись, она не ушла, как делала обычно, в гримерную, а отыскала укромное местечко в кулисах, откуда имелась возможность рассмотреть зрительный зал.
Она чувствовала беспокойство. Фрэнк так и не вернулся с новостями о Иакове; правда, он говорил, что на поиски может потребоваться время. Эйлин попыталась унять свои страхи: на слово Фрэнка Макквити можно, безусловно, положиться. Когда Фрэнк вернется после спектакля с Иаковом, они втроем покинут город, и Бендиго Ример навсегда останется в прошлом, подшитый к перечню ее прочих ошибок. Пусть чокнутый крохобор подавится ее чертовым жалованьем: сегодня ее последнее выступление со «Странствующей антрепризой».
Но что потом? Она отправится на восток с Иаковом, удостоверится, что он благополучно вернется домой… но и только. Да, конечно, она привязалась к старику, он дорог ей, но доброе отношение – это одно, а жизнь – несколько другое. Надо смотреть на вещи реалистично: разве размеренная, рутинная жизнь с ребе Штерном где-нибудь в Нижнем Ист-Сайде – это именно та судьба, которой она желала для себя по завершении театральной карьеры? С другой стороны, Фрэнк Макквити…
Ее взгляд выделил группу людей в черном – первых, кого она увидела здесь не в белых одеждах, – напротив, в ложе бельэтажа. Они обступили человека, одиноко сидевшего в первом ряду кресел, у самого барьера. Она прищурилась и прикрыла глаза от слепящих огней рампы.
Преподобный Дэй.
Их встреча, должно быть, закончилась. Она ощущала в груди тревожное биение сердца, хотя с чего бы это? Следовало ждать добрых новостей, наверное, Фрэнк с Иаковом ждут ее. Но почему же так ноет в груди?
Резко очерченное лицо смотревшего пьесу преподобного казалось подсвеченным изнутри каким-то нечистым, злобным огнем: в нем угадывался извращенный разум, сопряженный с холодной жестокостью. Голова его, словно наколотая на отвратительный стебель негнущейся шеи, постоянно клонилась на сторону.
Иаков не был в безопасности, и Эйлин это знала.
Она услышала отдаленные хлопки, как будто где-то снаружи театра запускали фейерверки; за ними последовали приглушенные возгласы и глубокий гул церковного колокола. В представление вторглась суровая реальность, и весь иллюзорный, сценический мир вдруг показался ей уязвимым, жалким и смехотворным.
Звуки заставили охранников напрячься; преподобный развернулся, подал знак, и двое из них торопливо вышли. Это отвлекло внимание преподобного от сцены, по которой с напыщенным видом, размахивая мечом, расхаживал изображавший героя Бендиго.
Горстка стражей-чернорубашечников во главе с рослым мужчиной в длинном сером плаще, которого Эйлин видела на улице, ворвалась в ложу. Преподобный Дэй повернулся к ним в явном беспокойстве, столь сильном, что его голос возвысился над голосами актеров.
– Нет! Нет! – выкрикнул преподобный.
Головы зрителей стали поворачиваться в его сторону, в зале поднялся встревоженный гомон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123