Увы, осуществление плана откладывалось на неопределенное время: нужно, чтобы преследователи угомонились, а ему самому необходимо сменить облик.
В пятидесяти шагах справа от него рабочие перетаскивали на тележках груз из одного поезда в стоявший на соседнем пути другой. Рослый толстый человек в шляпе с перьями суетился, как петух, размахивал руками и выкрикивал указания, пытаясь руководить погрузкой, но никто из рабочих его не слушал. Еще больше этот хлыщ раскричался, когда один из сундуков свалился с тележки, раскрылся при падении и на землю вывалилась куча набитой туда плотными слоями мужской и женской одежды, включая тяжелые парчовые плащи. Грузчик, отмахнувшись, принялся собирать одежду с земли и, комкая, пихать обратно в сундук, но тут человек в шляпе совсем рассвирепел. Схватил из сундука охапку одежды, швырнул на землю и громко потребовал уложить все как следует.
– Эй!
Канацзучи развернулся налево; мужчина в синем мундире и шляпе, с жетоном на груди, приблизился к нему сзади и сейчас стоял на расстоянии шести футов. Долгую минуту они смотрели один на другого в упор; потом Канацзучи заметил, как грубые черты незнакомца исказил страх. Одной рукой он поднес к губам свисток и издал резкий свист, другой потянулся к поясной кобуре за пушкой. Но достать ее не успел: Канацзучи сломал ему шею и спрятал тело позади тюков, надеясь, что никто этого не видел.
Нет – два охранника в таких же синих мундирах услышали свист и уже спешили со станции, пассажиры на платформе указывали в направлении тюков. Оба охранника засвистели в свои свистки, достали оружие и устремились к тому месту, где притаился японец. Пуля с сухим хлопком ударила в тюк рядом с его головой. Слева от себя Канацзучи увидел третьего охранника с пистолетом в руке, – он мчался к нему по путям.
На протяжении всей ночи, то и дело пробуждаясь от неглубокого сна, Эйлин откидывала голову назад и рассматривала спящего Иакова Штерна. Его глаза быстро двигались взад-вперед под похожими на бумагу веками, лоб был наморщен, губы дергались, дыхание было тихим, но напряженным, выдававшим тревогу. Будить его она не стала, хотя эта странность ее обеспокоила: казалось, что во сне он встревожен куда больше, чем наяву.
Косой луч утреннего солнца коснулся ее лица; Эйлин, проснувшись, поняла, что вагон больше не раскачивается. Она открыла глаза, и ее встретила теплая, приветливая улыбка Иакова, наблюдавшего за ней с огоньком в глазах.
– Приехали? – сонно спросила она.
– Не знаю куда, но, похоже, да, приехали.
– Восстаньте и воссияйте! Восстаньте и воссияйте, друзья! – Бендиго Ример шел по вагону, тормоша издававших протестующие стоны артистов. – Как волшебный феникс, именем которого назван этот прекрасный город, мы должны восстать из пепла нашего подобного смерти сна и воссоздать себя в образе нового дня!
– Отвали! – буркнул кто-то.
Бендиго предпочел проигнорировать оскорбление, но сменил поэтический подход на более прагматичный.
– Леди и джентльмены, нам нужно успеть на другой поезд, и, если вы рассчитываете получить свое жалованье сегодня утром, поспешите оторвать задницы от сидений и переместить их на вокзал вместе с поклажей.
Всегда восприимчивые к экономическим аргументам, артисты, ворча, зашевелились.
– Вы надолго собираетесь задержаться в Фениксе, Иаков? – спросила Эйлин, выбравшись из вагона и прикрывая глаза от яркого солнечного восхода пустыни.
Ноги ее затекли после сна в неудобной позе, а одного взгляда в карманное зеркальце хватило, чтобы огорчиться: волосы спутались, как куст ежевики, макияж испорчен. Утро – само по себе пугающее испытание для женщины, ну а утро в дороге и того хуже. Ну почему он должен лицезреть ее в таком виде?
– Честно говоря, моя дорогая, у меня нет ни малейшего представления, – добродушно отозвался Иаков. Он глубоко вдохнул. – Этот воздух чудесен. Сухой, но с освежающим теплом и густо насыщен цветочными ароматами.
– На мой взгляд, мы рановато проснулись. – «Он мог бы представить визит к дантисту как загородный пикник».
– Неужели можно не почувствовать этот дивный воздух? Он почти сладкий на вкус.
– Боюсь, кочевая жизнь отучает радоваться новизне: одна остановка почти не отличается от другой.
– Жаль, ведь при таком подходе теряется так много!
– И это говорит человек, который ни разу за пятнадцать лет не покинул свою библиотеку!
– И осознал свою ошибку, прошу мне поверить. Но как замечательно так много путешествовать, должно быть, ваша труппа уже исколесила всю страну… Можно поинтересоваться, где ваш ближайший пункт назначения?
– Наш главный трагик сторговал нам неделю проживания в какой-то богом забытой дыре…
– И где же?
– Не знаю… что-то вроде религиозного поселения – как он называется, Бендиго? – спросила она Римера, когда тот спешил мимо них. – Этот оазис, куда ты нас везешь?
– Новый город, ни больше ни меньше, – ответил Ример, не переставая следить за погрузкой сценических костюмов на следующий поезд. – Приятно было познакомиться с вами, ребе. Пусть Господь всегда хранит вас от бурь.
– И вас, сэр.
– Господи, иногда у меня от него просто зубы болят, – проворчала актриса так, чтобы не слышал Бендиго.
Когда они добрались до дощатой платформы терминала, Эйлин обратилась к Иакову с улыбкой, вместившей искреннюю симпатию и сожаление:
– Увы, через час мы продолжим путь.
Иаков тяжело сглотнул и опустил глаза, переминаясь с ноги на ногу на шероховатых досках.
«Что с тобой, Иаков? Она красивая женщина, вдвое моложе тебя, ты знаком с ней двенадцать часов и никогда больше не увидишь, а ведешь себя словно влюбленный школьник».
– А что это за религиозное поселение, куда вы направляетесь?
– Вроде мормонов, я думаю. Бендиго, как всегда, темнит.
– Вроде мормонов – это в каком смысле?
– Он не сказал. Наверное, у них у всех по двадцать пять жен, форменный содом.
Иаков покраснел, и Эйлин тут же пожалела о своем фривольном тоне. Она отвыкла вести себя как леди и следить за своими словами, а сейчас вдруг поняла, что давно не находилась в обществе мужчины, который мог бы заставить ее смутиться.
– Вообще-то он сказал нам только, что это поселение посреди пустыни, где они выстроили себе оперный театр и очень хотят организовать какое-нибудь первоклассное развлечение. Почему они пригласили нас, остается только догадываться.
– Я надеюсь, что это место не очень опасно.
– Ну, мы бывали в таких дырах, что община святош вряд ли может нас чем-то напугать. Бендиго говорит, у них там даже достопримечательности есть: они строят большой черный замок, который точно стоит посмотреть.
Иакова словно ледяной водой окатили, но он мигом совладал с собой.
– Что за замок?
Эйлин не успела ответить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
В пятидесяти шагах справа от него рабочие перетаскивали на тележках груз из одного поезда в стоявший на соседнем пути другой. Рослый толстый человек в шляпе с перьями суетился, как петух, размахивал руками и выкрикивал указания, пытаясь руководить погрузкой, но никто из рабочих его не слушал. Еще больше этот хлыщ раскричался, когда один из сундуков свалился с тележки, раскрылся при падении и на землю вывалилась куча набитой туда плотными слоями мужской и женской одежды, включая тяжелые парчовые плащи. Грузчик, отмахнувшись, принялся собирать одежду с земли и, комкая, пихать обратно в сундук, но тут человек в шляпе совсем рассвирепел. Схватил из сундука охапку одежды, швырнул на землю и громко потребовал уложить все как следует.
– Эй!
Канацзучи развернулся налево; мужчина в синем мундире и шляпе, с жетоном на груди, приблизился к нему сзади и сейчас стоял на расстоянии шести футов. Долгую минуту они смотрели один на другого в упор; потом Канацзучи заметил, как грубые черты незнакомца исказил страх. Одной рукой он поднес к губам свисток и издал резкий свист, другой потянулся к поясной кобуре за пушкой. Но достать ее не успел: Канацзучи сломал ему шею и спрятал тело позади тюков, надеясь, что никто этого не видел.
Нет – два охранника в таких же синих мундирах услышали свист и уже спешили со станции, пассажиры на платформе указывали в направлении тюков. Оба охранника засвистели в свои свистки, достали оружие и устремились к тому месту, где притаился японец. Пуля с сухим хлопком ударила в тюк рядом с его головой. Слева от себя Канацзучи увидел третьего охранника с пистолетом в руке, – он мчался к нему по путям.
На протяжении всей ночи, то и дело пробуждаясь от неглубокого сна, Эйлин откидывала голову назад и рассматривала спящего Иакова Штерна. Его глаза быстро двигались взад-вперед под похожими на бумагу веками, лоб был наморщен, губы дергались, дыхание было тихим, но напряженным, выдававшим тревогу. Будить его она не стала, хотя эта странность ее обеспокоила: казалось, что во сне он встревожен куда больше, чем наяву.
Косой луч утреннего солнца коснулся ее лица; Эйлин, проснувшись, поняла, что вагон больше не раскачивается. Она открыла глаза, и ее встретила теплая, приветливая улыбка Иакова, наблюдавшего за ней с огоньком в глазах.
– Приехали? – сонно спросила она.
– Не знаю куда, но, похоже, да, приехали.
– Восстаньте и воссияйте! Восстаньте и воссияйте, друзья! – Бендиго Ример шел по вагону, тормоша издававших протестующие стоны артистов. – Как волшебный феникс, именем которого назван этот прекрасный город, мы должны восстать из пепла нашего подобного смерти сна и воссоздать себя в образе нового дня!
– Отвали! – буркнул кто-то.
Бендиго предпочел проигнорировать оскорбление, но сменил поэтический подход на более прагматичный.
– Леди и джентльмены, нам нужно успеть на другой поезд, и, если вы рассчитываете получить свое жалованье сегодня утром, поспешите оторвать задницы от сидений и переместить их на вокзал вместе с поклажей.
Всегда восприимчивые к экономическим аргументам, артисты, ворча, зашевелились.
– Вы надолго собираетесь задержаться в Фениксе, Иаков? – спросила Эйлин, выбравшись из вагона и прикрывая глаза от яркого солнечного восхода пустыни.
Ноги ее затекли после сна в неудобной позе, а одного взгляда в карманное зеркальце хватило, чтобы огорчиться: волосы спутались, как куст ежевики, макияж испорчен. Утро – само по себе пугающее испытание для женщины, ну а утро в дороге и того хуже. Ну почему он должен лицезреть ее в таком виде?
– Честно говоря, моя дорогая, у меня нет ни малейшего представления, – добродушно отозвался Иаков. Он глубоко вдохнул. – Этот воздух чудесен. Сухой, но с освежающим теплом и густо насыщен цветочными ароматами.
– На мой взгляд, мы рановато проснулись. – «Он мог бы представить визит к дантисту как загородный пикник».
– Неужели можно не почувствовать этот дивный воздух? Он почти сладкий на вкус.
– Боюсь, кочевая жизнь отучает радоваться новизне: одна остановка почти не отличается от другой.
– Жаль, ведь при таком подходе теряется так много!
– И это говорит человек, который ни разу за пятнадцать лет не покинул свою библиотеку!
– И осознал свою ошибку, прошу мне поверить. Но как замечательно так много путешествовать, должно быть, ваша труппа уже исколесила всю страну… Можно поинтересоваться, где ваш ближайший пункт назначения?
– Наш главный трагик сторговал нам неделю проживания в какой-то богом забытой дыре…
– И где же?
– Не знаю… что-то вроде религиозного поселения – как он называется, Бендиго? – спросила она Римера, когда тот спешил мимо них. – Этот оазис, куда ты нас везешь?
– Новый город, ни больше ни меньше, – ответил Ример, не переставая следить за погрузкой сценических костюмов на следующий поезд. – Приятно было познакомиться с вами, ребе. Пусть Господь всегда хранит вас от бурь.
– И вас, сэр.
– Господи, иногда у меня от него просто зубы болят, – проворчала актриса так, чтобы не слышал Бендиго.
Когда они добрались до дощатой платформы терминала, Эйлин обратилась к Иакову с улыбкой, вместившей искреннюю симпатию и сожаление:
– Увы, через час мы продолжим путь.
Иаков тяжело сглотнул и опустил глаза, переминаясь с ноги на ногу на шероховатых досках.
«Что с тобой, Иаков? Она красивая женщина, вдвое моложе тебя, ты знаком с ней двенадцать часов и никогда больше не увидишь, а ведешь себя словно влюбленный школьник».
– А что это за религиозное поселение, куда вы направляетесь?
– Вроде мормонов, я думаю. Бендиго, как всегда, темнит.
– Вроде мормонов – это в каком смысле?
– Он не сказал. Наверное, у них у всех по двадцать пять жен, форменный содом.
Иаков покраснел, и Эйлин тут же пожалела о своем фривольном тоне. Она отвыкла вести себя как леди и следить за своими словами, а сейчас вдруг поняла, что давно не находилась в обществе мужчины, который мог бы заставить ее смутиться.
– Вообще-то он сказал нам только, что это поселение посреди пустыни, где они выстроили себе оперный театр и очень хотят организовать какое-нибудь первоклассное развлечение. Почему они пригласили нас, остается только догадываться.
– Я надеюсь, что это место не очень опасно.
– Ну, мы бывали в таких дырах, что община святош вряд ли может нас чем-то напугать. Бендиго говорит, у них там даже достопримечательности есть: они строят большой черный замок, который точно стоит посмотреть.
Иакова словно ледяной водой окатили, но он мигом совладал с собой.
– Что за замок?
Эйлин не успела ответить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123