— Что ж... Не нужна...
— Что вы мне посоветуете? — продолжал Ион мягко и просительно.
— Ничего... Угомонись.
— А если не могу?
— Тогда поступай как знаешь!
— Не знаю я! — процедил Ион, кипя от злости и бессилия.
— Я тоже... Одно только могу тебе сказать: угомонись !
От его слов у Иона закипала желчь. В первый раз он открылся кому-то в своей муке и вместо ободрения встретил отпор. У него сердце изболело, оттого что он не мог прийти к решению. Между тем его страсть стала так сильна, что он сам сознавал, — пожрет она его, если не найти пути, как ее утолить.
— Надо, барчук, надо! — простонал он, сдерживая жар.
Титу вздрогнул, испугавшись ожесточенности, которую он прочел на его лице. И, быстро протянув ему руку, сказал:
— Счастливо оставаться, Ионикэ!.. И уймись, послушай меня!
Ион пробормотал что-то и остался стоять посреди дороги, глядя ему вслед, пока тот не свернул под Чертовы кручи. Потом брезгливо сплюнул и буркнул:
— Ладно, я знаю, что делать...
Титу провел вечер у Грофшору, вместе с сестрой и родителями. А на другой день отправился лошадьми в Монор, откуда должен был ехать поездом в Сибиу.
5
С той минуты, как Сависта раскрыла ему глаза, Джеордже точно вдруг очнулся от глубокого сна. Теперь он понял, почему Ион все увивается вокруг него, почему советуется с ним и все время заходит к нему домой. Значит, из-за Флорики. Несмотря на это, он продолжал принимать его. Говорил и смеялся с ним, и, глядя со стороны, можно было поклясться, что они закадычные друзья. А сам ненавидел Иона и страстно желал поймать его с поличным, чтобы отмстить за себя. Джеордже и страшила желанная месть, и все-таки он искал ее. Он спокойно уходил из дома, потому что Сависта была неоценимым стражем и каждый вечер сообщала ему о каждом шаге жены...
Ион давно почувствовал враждебность Сависты, и ему не раз приходило желание задушить ее, чтобы открыть себе путь к Флорике. Однако ненавидел он только Джеордже, и чем дальше, тем сильнее, потому что это из-за него была несвободна Флорика. Если бы Джеордже не женился на ней, может, она подождала бы его и теперь не пришлось бы терзаться и ломать голову, как подступиться к ней.
В тот самый день, когда Титу уезжал из Армадии, Ион, узнав, что Джеордже нет дома, в полдень помчался к Флорике, в надежде хоть минутку поговорить с ней наедине. Сависта с приспы издали увидела его и, сообразив, что ей уж не добраться до своей засады, за кучу початков, прислонилась к стене, закрыла глаза, открыла рот и начала похрапывать, будто крепко спала. Ион зашел во двор, увидел ее и окликнул. Она не отозвалась. Тогда Ион подошел к ней, с замирающим от радости сердцем, опять тихонечко позвал ее, желая убедиться, вправду ли она спит:
— Сависта!
Она продолжала храпеть, не шевельнувшись, хотя мухи ползали по ее впалым, потным щекам, садились на белесые десны и длинные, желтые зубы.
— Слава богу, спит! — прошептал Ион и прошел на цыпочках в сени.
Сависта навострила уши. Она слышала только шепот и потом голос Флорики, уговаривавшей Иона уйти.
— Тише ты, Сависта спит вполглаза!
Калека была до смерти рада, что нечаянно нашла способ поймать их. Но снаружи она не могла расслышать, что они там говорят, и после этого случая перестала выходить на приспу, а стала притаиваться в сенях, в уголке, приглядывая оттуда за курами, чтобы они не лезли на порог. Там она весь день подремывала и похрапывала. Флорика за домашними хлопотами не сразу заметила, что Сависта перебралась на другое место. А когда как-то услышала ее храп, подумала, уж не заболела ли она» и спросила:
— Что у тебя болит, Сависта, чего ты такая квелая?
Та притворилась,, потерла глаза кулаками, как будто только что проснулась, и, насупясь, пролопотала:
— Ничего... Спать, спать...
Флорика покачала головой, но не стала ее выспрашивать, решив, что с годами она становится слабее и потому ее чаще одолевает дрема.
Прошло несколько дней. Ион не показывался. Сависта изнывала от нетерпения.
Потом в пятницу вечером Джеордже в разговоре с Флорикой сказал ей, что в воскресенье в ночь они с отцом поедут в Громовый лес привезти воз дров, пока не приспело время свозить хлеб. И как раз на другой день опять пришел Ион. Сависта храпела что есть мочи в своем закутке. Ион, не найдя ее на дворе, испугался, когда обнаружил ее здесь.
— Здорово, Флорика!.. А что это с Савистой? — спросил он тихонько, с дрожью в голосе.
— Да она последние дни все время так... Наверно, болеет... Бог ее знает... Да ты садись, посиди, Ион!
— Спасибо, я уж насиделся! — ответил Ион, оглядываясь на Сависту, и потом добавил: —А Джеордже дома?
— Нету, он с работниками на кукурузнике...
— Мгм...
— Только в воскресенье его и застанешь теперь, работы-то навалилось... Да, может, и в воскресенье его не будет, он как раз вечером собирался ехать
в лес...
Ион содрогнулся, как будто его вдруг встряхнула чья-то сильная рука. Кровь ключом закипела в его сердце, точно в котле на огне. Он глядел на Флорику, расширив глаза, и ему казалось, что они опять под лесной яблоней, он обнимает ее и чувствует ее горячее тело. Флорика не смотрела на него, как будто угадывала его мысли. Ион прошептал ей резко, повелительно:
— В воскресенье, как он уедет, я приду, знай!.. Слышишь?
Она молчала.
— Выдь во двор! Слышишь?.. Обязательно выйди, а то...
Флорика все молчала.
— С того дня мы с тобой по-людски ни словечком не обмолвились... Не могу я так больше...
— Если Джеордже узнает, убьет нас, — чуть слышно сказала Флорика, не глядя на него.
Ион скрипнул зубами, ее даже дрожь пробрала.
— Выходи, Флорика!.. Смотри, если не выйдешь, я...
В эту минуту они разом обратили глаза на Сависту, которая храпела с раскрытым ртом и по временам сглатывала. Они в страхе посмотрели на нее с каким-то недобрым предчувствием, но оно быстро прошло, как дурной сон.
— Спит, спит, — прошептала Флорика.
Сависта тяжело дышала. Пот ручьем струился у ней по вискам, по щекам. Рой мух с жужжаньем вился над ней...
6
Титу жадно глядел на трансильванскую землю, что бежала мимо, изгибалась, отставала, тянулась вдаль, опять приближалась... А поезд горделиво проходил мимо румынских сел, иные прорезывал, подобно беспощадному завоевателю, и лишь кое-где останавливался на миг; на остановках слышался отрывистый венгерский говор, — это подгоняли едущих крестьян или работников. Повсюду те же крестьяне, забитые, выносливые, терпеливые, — и на белесых дорогах, обок лошадок, усердно тянущих возы, и на желтеющих пашнях, взодранных их руками, орошенных их потом, и в нищих селах, из которых выжаты все соки. Всюду, где труд, там одни они. Потом пошли большие вокзалы, эти приемные городов, и крестьян уже не видно стало. Зато мелькали торопливые господа, шумливые, нетерпеливые, говорившие повелительно и только на чужом языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Что вы мне посоветуете? — продолжал Ион мягко и просительно.
— Ничего... Угомонись.
— А если не могу?
— Тогда поступай как знаешь!
— Не знаю я! — процедил Ион, кипя от злости и бессилия.
— Я тоже... Одно только могу тебе сказать: угомонись !
От его слов у Иона закипала желчь. В первый раз он открылся кому-то в своей муке и вместо ободрения встретил отпор. У него сердце изболело, оттого что он не мог прийти к решению. Между тем его страсть стала так сильна, что он сам сознавал, — пожрет она его, если не найти пути, как ее утолить.
— Надо, барчук, надо! — простонал он, сдерживая жар.
Титу вздрогнул, испугавшись ожесточенности, которую он прочел на его лице. И, быстро протянув ему руку, сказал:
— Счастливо оставаться, Ионикэ!.. И уймись, послушай меня!
Ион пробормотал что-то и остался стоять посреди дороги, глядя ему вслед, пока тот не свернул под Чертовы кручи. Потом брезгливо сплюнул и буркнул:
— Ладно, я знаю, что делать...
Титу провел вечер у Грофшору, вместе с сестрой и родителями. А на другой день отправился лошадьми в Монор, откуда должен был ехать поездом в Сибиу.
5
С той минуты, как Сависта раскрыла ему глаза, Джеордже точно вдруг очнулся от глубокого сна. Теперь он понял, почему Ион все увивается вокруг него, почему советуется с ним и все время заходит к нему домой. Значит, из-за Флорики. Несмотря на это, он продолжал принимать его. Говорил и смеялся с ним, и, глядя со стороны, можно было поклясться, что они закадычные друзья. А сам ненавидел Иона и страстно желал поймать его с поличным, чтобы отмстить за себя. Джеордже и страшила желанная месть, и все-таки он искал ее. Он спокойно уходил из дома, потому что Сависта была неоценимым стражем и каждый вечер сообщала ему о каждом шаге жены...
Ион давно почувствовал враждебность Сависты, и ему не раз приходило желание задушить ее, чтобы открыть себе путь к Флорике. Однако ненавидел он только Джеордже, и чем дальше, тем сильнее, потому что это из-за него была несвободна Флорика. Если бы Джеордже не женился на ней, может, она подождала бы его и теперь не пришлось бы терзаться и ломать голову, как подступиться к ней.
В тот самый день, когда Титу уезжал из Армадии, Ион, узнав, что Джеордже нет дома, в полдень помчался к Флорике, в надежде хоть минутку поговорить с ней наедине. Сависта с приспы издали увидела его и, сообразив, что ей уж не добраться до своей засады, за кучу початков, прислонилась к стене, закрыла глаза, открыла рот и начала похрапывать, будто крепко спала. Ион зашел во двор, увидел ее и окликнул. Она не отозвалась. Тогда Ион подошел к ней, с замирающим от радости сердцем, опять тихонечко позвал ее, желая убедиться, вправду ли она спит:
— Сависта!
Она продолжала храпеть, не шевельнувшись, хотя мухи ползали по ее впалым, потным щекам, садились на белесые десны и длинные, желтые зубы.
— Слава богу, спит! — прошептал Ион и прошел на цыпочках в сени.
Сависта навострила уши. Она слышала только шепот и потом голос Флорики, уговаривавшей Иона уйти.
— Тише ты, Сависта спит вполглаза!
Калека была до смерти рада, что нечаянно нашла способ поймать их. Но снаружи она не могла расслышать, что они там говорят, и после этого случая перестала выходить на приспу, а стала притаиваться в сенях, в уголке, приглядывая оттуда за курами, чтобы они не лезли на порог. Там она весь день подремывала и похрапывала. Флорика за домашними хлопотами не сразу заметила, что Сависта перебралась на другое место. А когда как-то услышала ее храп, подумала, уж не заболела ли она» и спросила:
— Что у тебя болит, Сависта, чего ты такая квелая?
Та притворилась,, потерла глаза кулаками, как будто только что проснулась, и, насупясь, пролопотала:
— Ничего... Спать, спать...
Флорика покачала головой, но не стала ее выспрашивать, решив, что с годами она становится слабее и потому ее чаще одолевает дрема.
Прошло несколько дней. Ион не показывался. Сависта изнывала от нетерпения.
Потом в пятницу вечером Джеордже в разговоре с Флорикой сказал ей, что в воскресенье в ночь они с отцом поедут в Громовый лес привезти воз дров, пока не приспело время свозить хлеб. И как раз на другой день опять пришел Ион. Сависта храпела что есть мочи в своем закутке. Ион, не найдя ее на дворе, испугался, когда обнаружил ее здесь.
— Здорово, Флорика!.. А что это с Савистой? — спросил он тихонько, с дрожью в голосе.
— Да она последние дни все время так... Наверно, болеет... Бог ее знает... Да ты садись, посиди, Ион!
— Спасибо, я уж насиделся! — ответил Ион, оглядываясь на Сависту, и потом добавил: —А Джеордже дома?
— Нету, он с работниками на кукурузнике...
— Мгм...
— Только в воскресенье его и застанешь теперь, работы-то навалилось... Да, может, и в воскресенье его не будет, он как раз вечером собирался ехать
в лес...
Ион содрогнулся, как будто его вдруг встряхнула чья-то сильная рука. Кровь ключом закипела в его сердце, точно в котле на огне. Он глядел на Флорику, расширив глаза, и ему казалось, что они опять под лесной яблоней, он обнимает ее и чувствует ее горячее тело. Флорика не смотрела на него, как будто угадывала его мысли. Ион прошептал ей резко, повелительно:
— В воскресенье, как он уедет, я приду, знай!.. Слышишь?
Она молчала.
— Выдь во двор! Слышишь?.. Обязательно выйди, а то...
Флорика все молчала.
— С того дня мы с тобой по-людски ни словечком не обмолвились... Не могу я так больше...
— Если Джеордже узнает, убьет нас, — чуть слышно сказала Флорика, не глядя на него.
Ион скрипнул зубами, ее даже дрожь пробрала.
— Выходи, Флорика!.. Смотри, если не выйдешь, я...
В эту минуту они разом обратили глаза на Сависту, которая храпела с раскрытым ртом и по временам сглатывала. Они в страхе посмотрели на нее с каким-то недобрым предчувствием, но оно быстро прошло, как дурной сон.
— Спит, спит, — прошептала Флорика.
Сависта тяжело дышала. Пот ручьем струился у ней по вискам, по щекам. Рой мух с жужжаньем вился над ней...
6
Титу жадно глядел на трансильванскую землю, что бежала мимо, изгибалась, отставала, тянулась вдаль, опять приближалась... А поезд горделиво проходил мимо румынских сел, иные прорезывал, подобно беспощадному завоевателю, и лишь кое-где останавливался на миг; на остановках слышался отрывистый венгерский говор, — это подгоняли едущих крестьян или работников. Повсюду те же крестьяне, забитые, выносливые, терпеливые, — и на белесых дорогах, обок лошадок, усердно тянущих возы, и на желтеющих пашнях, взодранных их руками, орошенных их потом, и в нищих селах, из которых выжаты все соки. Всюду, где труд, там одни они. Потом пошли большие вокзалы, эти приемные городов, и крестьян уже не видно стало. Зато мелькали торопливые господа, шумливые, нетерпеливые, говорившие повелительно и только на чужом языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130