.. Ну да ладно! Прощевайте! Теперь я ученый, сам за себя постою и своим умом проживу... Дай вам бог спокойно спать!..
Он быстро вышел, хлопнув дверью и бурча по дороге. От такой наглости даже и г-жа Херделя остолбенела и только после его ухода опомнилась и сказала:
— Совсем рехнулся, поганец! — и это совпадало с мнением девиц, которые снова появились и просто не знали, как выразить свое негодование.
До поздней ночи у Херделей не переставали поражаться. Такого непочтения они еще ни от кого из крестьян не видывали... Всеобщее возмущение усугублялось тем, что именно Ион выказал такую неблагодарность и неуважение. Все они любили его и потому теперь ругали наперерыв. В семье учителя он всегда считался своим, и более толковым, и более опрятным, чем прочие крестьяне.. Херделя гордился, что Ион был его учеником, и всюду нахваливал его. Правда, Ион всегда оказывал им услуги, не отнекивался, если его просили сбегать в Жидовицу или в Армадию, наколоть дровец для кухни... В долгие зимние вечера, когда обычно на селе изнывают от скуки и, спасаясь от нее, ложатся спать с курами, сын Гланеташу большей частью просиживал в доме учителя, слушал их или сам рассказывал сказки, пел, играл в лото и в дурака... Сама г-жа Херделя, не скрывавшая своего презрения к простецам, как она называла крестьян, с Ионом говорила как с ровней, больше из-за того, что он всегда умел соблюсти приличие. И вот теперь тот же самый Ион не постеснялся орать на учителя и угрожать ему!
— Если бы Титу был дома, я уверена, он бы вздул его! — сказала воинственная Гиги.
Херделя скорее опечалился, чем рассердился. Из того, что наговорил Ион, сильнее всего его задели слова насчет жалобы на судью. Потом его сердце кольнула догадка: а вдруг этот безумец взял да и сказал где-то, кто ему написал жалобу?.. Ему давно не встречался Гицэ Поп из суда, но он как чувствовал, что следственная комиссия уже рыщет по Армадии, и вполне возможно, что туда вызывали Иона... Тогда беда у порога...
— Чего доброго, с этим наглецом мы еще впутаемся в историю из-за прошения! — заметила Лаура, усвоившая со времени помолвки вдобавок к серьезности и пессимизм.
— Ничуть не удивлюсь! — добавила г-жа Херделя, оглаживая рукой нос и губы. — От таких простецов всего можно ожидать!
— Эк куда хватили! — сказал Херделя. — Будет уж вам, не так страшен черт, как его малюют... Может, Ион и отпетый, но зла в нем нет! У человека свои неприятности, а с досады чего только не скажешь!
Сердце у него обливалось кровью в предчувствии беды, а он должен был улыбаться, шутить и убеждать домашних, что ничего страшного нет... Жена и дочери, устав возмущаться, спали как убитые. Один Херделя промучился всю ночь, не смыкая глаз, испуганно глядя в темноту и тщетно пытаясь потопить во мраке гнетущие видения...
3
Священник Белчуг, наравне с судьей очерненный в жалобе Иона, был вызван для опроса в комиссию, где председательствовал первый прокурор бистрицко-го окружного суда. Благостно улыбаясь, он ответил на все вопросы, почитая себя невинным барашком и не желая создавать впечатления, будто он питает к кому-то вражду, хотя в душе кипел против Иона, дерзнувшего пожаловаться на него. Впрочем, ему очень легко было обелиться, — стоило лишь повторить свои прежние показания на суде, из коих явствовало, что сын Гланеташу — элемент, пагубный для законного порядка в Припасе, и, исходя из общественных интересов, ему обязательно следует задать встряску, чтобы он очувствовался.
— Я не законник и, стало быть, могу рассуждать лишь как профан, — заметил он в заключение. — Мне все же думалось и сейчас думается, что господин судья был недостаточно строг к обвиняемому. Кстати, лучшим доказательством того, что угроза наказания не возымела желаемого действия, служит не только его жалоба, содержащая наглую клевету, но еще и факт, что как раз теперь истец наделал такого скандалу, какого и не помнят у нас в селе...
Когда священник услышал из уст самого Иона, что истинным автором жалобы является Херделя, он даже побагровел от гнева. «Это же верх лицемерия! — подумал он. — С одной стороны, приходит ко мне колядовать и приглашает на помолвку дочери, а с другой — сам же таскает меня по судам! А в общем, хорошо, что это выяснилось!»
Имея доказательства, что учитель ему враг, он счел себя вправе нанести ответный удар, да так, чтобы отравить ему счастье. «Если уж делать зло, то я ему покажу, что это вовсе не трудно!» — решил он.
Чем больше укреплялось в его душе убеждение, что главный виновник — Херделя, тем больше смягчающих обстоятельств он отыскивал для Иона, который в конечном счете был лишь жертвой интриг учителя. Он посочувствовал бедняге и пожалел, что вынужден был свидетельствовать против него. После он все чаще подумывал об Ионе и проникался все большим состраданием. Собственно, за что он так. ожесточенно преследовал его? По зрелом размышлении, перебрав все факты и события, он признал, что опрометчиво разругал тогда Иона в церкви и подговорил Симиона Лунгу притянуть его к суду. Да, да, опрометчиво, потому что истинная справедливость была на стороне Иона... Значит, нужно постараться искупить свои ошибки и что-то сделать для бедного обиженного человека. Отлично зная о неладах Иона с Василе Бачу, он задался целью помирить их, уговорить Иона жениться на Ане, а Бачу — исполнить его желание относительно приданого. И если это удастся, он, кстати, отведет от села позор, который они навлекли. Правда, Ана не первая и не последняя согрешившая девка. В долине Сомеша есть села, где почти все невесты ходят с детьми. Но в Припасе, с тех пор как Белчуг стоит во главе паствы, не бывало внебрачных детей. Да потом то, что учиняет Василе Бачу, просто вопиет к небесам. Верно, сплоховала дочь и виновата, но нельзя же за оплошность вгонять в гроб человека. Такой жестокости и не видывали. Даже по другим селам идут толки, как он избивает ее до полусмерти что ни день...
Священник кое-какое время все взвешивал свой план, чтобы потом не корить себя за поспешность. Но с каждым днем находил его все более великолепным. Херделя позеленеет от злости, узнав, что даже Ион Гланеташу, его несчастное орудие, и тот ищет духовного прибежища у попа. Дальше, кроме благодарности парня, он сумеет снискать и доверие Василе Бачу, которого дочерина беда совсем сокрушила, — он теперь был бы рад выдать ее за сына Гланеташу, хотя прежде всячески клялся и зарекался, что ни в жизнь не отдаст за него. Тут Белчуга снова кольнула совесть, потому что в свое время он и сам настраивал Бачу не губить дочь, не выдавать за такого отчаянного буяна и разбойника... Помимо всего прочего, священник еще надеялся, что от примирения может выйти кое-какая польза для новой церкви. Это было его заветным желанием — воочию увидеть, как возводится величавый и прекрасный храм из камня на месте старого и обветшалого, который не делал чести ни ему, ни селу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Он быстро вышел, хлопнув дверью и бурча по дороге. От такой наглости даже и г-жа Херделя остолбенела и только после его ухода опомнилась и сказала:
— Совсем рехнулся, поганец! — и это совпадало с мнением девиц, которые снова появились и просто не знали, как выразить свое негодование.
До поздней ночи у Херделей не переставали поражаться. Такого непочтения они еще ни от кого из крестьян не видывали... Всеобщее возмущение усугублялось тем, что именно Ион выказал такую неблагодарность и неуважение. Все они любили его и потому теперь ругали наперерыв. В семье учителя он всегда считался своим, и более толковым, и более опрятным, чем прочие крестьяне.. Херделя гордился, что Ион был его учеником, и всюду нахваливал его. Правда, Ион всегда оказывал им услуги, не отнекивался, если его просили сбегать в Жидовицу или в Армадию, наколоть дровец для кухни... В долгие зимние вечера, когда обычно на селе изнывают от скуки и, спасаясь от нее, ложатся спать с курами, сын Гланеташу большей частью просиживал в доме учителя, слушал их или сам рассказывал сказки, пел, играл в лото и в дурака... Сама г-жа Херделя, не скрывавшая своего презрения к простецам, как она называла крестьян, с Ионом говорила как с ровней, больше из-за того, что он всегда умел соблюсти приличие. И вот теперь тот же самый Ион не постеснялся орать на учителя и угрожать ему!
— Если бы Титу был дома, я уверена, он бы вздул его! — сказала воинственная Гиги.
Херделя скорее опечалился, чем рассердился. Из того, что наговорил Ион, сильнее всего его задели слова насчет жалобы на судью. Потом его сердце кольнула догадка: а вдруг этот безумец взял да и сказал где-то, кто ему написал жалобу?.. Ему давно не встречался Гицэ Поп из суда, но он как чувствовал, что следственная комиссия уже рыщет по Армадии, и вполне возможно, что туда вызывали Иона... Тогда беда у порога...
— Чего доброго, с этим наглецом мы еще впутаемся в историю из-за прошения! — заметила Лаура, усвоившая со времени помолвки вдобавок к серьезности и пессимизм.
— Ничуть не удивлюсь! — добавила г-жа Херделя, оглаживая рукой нос и губы. — От таких простецов всего можно ожидать!
— Эк куда хватили! — сказал Херделя. — Будет уж вам, не так страшен черт, как его малюют... Может, Ион и отпетый, но зла в нем нет! У человека свои неприятности, а с досады чего только не скажешь!
Сердце у него обливалось кровью в предчувствии беды, а он должен был улыбаться, шутить и убеждать домашних, что ничего страшного нет... Жена и дочери, устав возмущаться, спали как убитые. Один Херделя промучился всю ночь, не смыкая глаз, испуганно глядя в темноту и тщетно пытаясь потопить во мраке гнетущие видения...
3
Священник Белчуг, наравне с судьей очерненный в жалобе Иона, был вызван для опроса в комиссию, где председательствовал первый прокурор бистрицко-го окружного суда. Благостно улыбаясь, он ответил на все вопросы, почитая себя невинным барашком и не желая создавать впечатления, будто он питает к кому-то вражду, хотя в душе кипел против Иона, дерзнувшего пожаловаться на него. Впрочем, ему очень легко было обелиться, — стоило лишь повторить свои прежние показания на суде, из коих явствовало, что сын Гланеташу — элемент, пагубный для законного порядка в Припасе, и, исходя из общественных интересов, ему обязательно следует задать встряску, чтобы он очувствовался.
— Я не законник и, стало быть, могу рассуждать лишь как профан, — заметил он в заключение. — Мне все же думалось и сейчас думается, что господин судья был недостаточно строг к обвиняемому. Кстати, лучшим доказательством того, что угроза наказания не возымела желаемого действия, служит не только его жалоба, содержащая наглую клевету, но еще и факт, что как раз теперь истец наделал такого скандалу, какого и не помнят у нас в селе...
Когда священник услышал из уст самого Иона, что истинным автором жалобы является Херделя, он даже побагровел от гнева. «Это же верх лицемерия! — подумал он. — С одной стороны, приходит ко мне колядовать и приглашает на помолвку дочери, а с другой — сам же таскает меня по судам! А в общем, хорошо, что это выяснилось!»
Имея доказательства, что учитель ему враг, он счел себя вправе нанести ответный удар, да так, чтобы отравить ему счастье. «Если уж делать зло, то я ему покажу, что это вовсе не трудно!» — решил он.
Чем больше укреплялось в его душе убеждение, что главный виновник — Херделя, тем больше смягчающих обстоятельств он отыскивал для Иона, который в конечном счете был лишь жертвой интриг учителя. Он посочувствовал бедняге и пожалел, что вынужден был свидетельствовать против него. После он все чаще подумывал об Ионе и проникался все большим состраданием. Собственно, за что он так. ожесточенно преследовал его? По зрелом размышлении, перебрав все факты и события, он признал, что опрометчиво разругал тогда Иона в церкви и подговорил Симиона Лунгу притянуть его к суду. Да, да, опрометчиво, потому что истинная справедливость была на стороне Иона... Значит, нужно постараться искупить свои ошибки и что-то сделать для бедного обиженного человека. Отлично зная о неладах Иона с Василе Бачу, он задался целью помирить их, уговорить Иона жениться на Ане, а Бачу — исполнить его желание относительно приданого. И если это удастся, он, кстати, отведет от села позор, который они навлекли. Правда, Ана не первая и не последняя согрешившая девка. В долине Сомеша есть села, где почти все невесты ходят с детьми. Но в Припасе, с тех пор как Белчуг стоит во главе паствы, не бывало внебрачных детей. Да потом то, что учиняет Василе Бачу, просто вопиет к небесам. Верно, сплоховала дочь и виновата, но нельзя же за оплошность вгонять в гроб человека. Такой жестокости и не видывали. Даже по другим селам идут толки, как он избивает ее до полусмерти что ни день...
Священник кое-какое время все взвешивал свой план, чтобы потом не корить себя за поспешность. Но с каждым днем находил его все более великолепным. Херделя позеленеет от злости, узнав, что даже Ион Гланеташу, его несчастное орудие, и тот ищет духовного прибежища у попа. Дальше, кроме благодарности парня, он сумеет снискать и доверие Василе Бачу, которого дочерина беда совсем сокрушила, — он теперь был бы рад выдать ее за сына Гланеташу, хотя прежде всячески клялся и зарекался, что ни в жизнь не отдаст за него. Тут Белчуга снова кольнула совесть, потому что в свое время он и сам настраивал Бачу не губить дочь, не выдавать за такого отчаянного буяна и разбойника... Помимо всего прочего, священник еще надеялся, что от примирения может выйти кое-какая польза для новой церкви. Это было его заветным желанием — воочию увидеть, как возводится величавый и прекрасный храм из камня на месте старого и обветшалого, который не делал чести ни ему, ни селу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130