– Нам нужно идти, барон, – сказал Аластер. – Мы признательны за то, что вы помогли нам. До свидания.
И он двинулся к выходу. За ним последовали, раскланявшись, граф Шовелен и бледный и взволнованный Аббон Флерийский. Сивард на мгновение задержался у выхода, разглядывая старика.
– Должен выразить вам свое искреннее восхищение, – сказал он. – Когда эта заваруха закончится, если вы позволите, явлюсь к вам поговорить о том о сем.
– С удовольствием, – церемонно поклонился Олден. – Думаю, у нас найдется много тем для увлекательной беседы.
Но когда одноглазый уже повернулся, берясь за ручку двери, старик воскликнул:
– Подождите, юноша! Один вопрос, всего один. Как же вы сами их различаете?
– А никак, – ответил Сивард со странной улыбкой. – Вообще не различаю. Для этого есть Аластер и его гвардейцы: они просто знают.
Тиррон, архонт Бангалора, вернулся в свои покои после торжественного приема, на котором присутствовали послы более десяти иностранных государств. Прием длился около трех часов, и архонт был окончательно измучен их бесконечными речами. Переводчики старались вовсю, но большая часть сказанного была слишком невразумительной, чтобы хороший перевод мог спасти дело.
Жители Ходевенского континента были настоящими варварами: и те, что жили на севере, и те, что обитали на юге. Их единственным занятием являлась война. Правда, иногда они торговали, но это тоже больше было похоже на вооруженный грабеж – во всяком случае, с точки зрения цивилизованных людей. Варварские царьки очень долго делили между собой центральную часть континента, и на протяжении более чем шести или семи сотен лет история его представляла из себя сплошную цепь кровопролитных войн и бессмысленных убийств. Однако ничто не может длиться вечно, и ко времени описываемых нами событий на Ходевене установился шаткий мир.
Бангалор с его неисчислимыми богатствами и благословенным климатом всегда привлекал завоевателей с Ходевена. Однако несколько внезапных смертей подряд начисто отбили у тамошних правителей охоту выступать против небольшого островного государства с оружием в руках. Теперь они налаживали торговые и дружеские связи, утомляя и себя, и архонта бесконечными посольствами.
Тиррон едва стоял на ногах.
С огромным трудом он перенес долгую и мучительную процедуру освобождения от пышных парадных одежд и громоздкой, огромной короны-сооружения, давившей ему на плечи невыносимой тяжестью. Архонт изнывал от усталости, и его тошнило от многочисленных сверкающих одежд и украшений, которые цепляли на него во время торжественного выхода на люди. Он изумлялся своим придворным, которые каждый день носили эти драгоценные гири и радовались, если случалось перещеголять остальных так называемым великолепием.
Тиррон отказывался понимать их, таскающих на себе головные уборы из золота и серебра, украшенные рогами, выполненные в виде птичьих голов или морд свирепых хищников.
Со стороны это выглядело внушительно и даже красиво – это он признавал. Но ежедневное пребывание в этом сверкающем склепе, который нужно было таскать на себе в любую жару, – такое положение вещей было выше его понимания. Правда, придворные, в отличие от архонта, не имели права ходить с закрытым лицом, и в этом он им искренне завидовал. Его собственная корона была еще более страшной и напоминала ему клетку. Как, впрочем, и все, что его окружало.
Архонт отказался от обеда и сразу повалился в постель, приказав укрыть себя несколькими теплыми одеялами. Несмотря на это и на то, что в огромном камине разожгли огонь, отчего в небольшой комнате на вершине башни стало жарко, как на солнцепеке, его тело сотрясала крупная дрожь, и холодный пот заливал простыни. Старый слуга, находившийся при Тирроне еще в дни его молодости, несколько раз менял своему хозяину рубахи и постель.
Лекаря не звали.
Все знали, что архонта терзает страшный недуг, доставшийся ему по наследству от предков. Ни одного мужчину из рода Аберайронов не миновала эта тяжелая болезнь, и исцеления от нее не было.
Тиррон лежал пластом, укрытый одеялами до подбородка, и сходил с ума от боли и сознания собственного бессилия. Временами он терял сознание, и тогда оглушительная темнота и пустота наваливались на него, а затем вновь отступали.
Вечером, когда зажгли свечи и задернули шторы на окнах, к Тиррону явился человек в серебряной маске.
Он вошел без стука, внезапно и бесшумно, заставив архонта вздрогнуть от ужаса при своем появлении.
– Плохо? – спросил равнодушно.
Тиррон едва нашел силы, чтобы разлепить пересохшие, шелушащиеся губы и ответить:
– Да. Сегодня еще хуже.
Человек в серебряной маске протянул высохшую костлявую руку и нащупал жесткими пальцами пульс. Жилка билась и вздрагивала под кожей бешено и неровно.
– Тебе недолго осталось, архонт, – процедил Эрлтон сквозь зубы. – Тебе снова нужно принимать лекарство.
– Дай, дай скорее, – прохрипел Тиррон.
– Нет, сперва нам нужно договориться о цене.
– Чего ты хочешь? – архонт не смог произнести слова вслух, и человек в серебряной маске скорее догадался о смысле сказанного по движению его губ.
– Новой услуги.
– Я сделаю.
– Ты отдашь приказ напасть на Великий Роан!
Как бы ни было плохо архонту, как ни туманилось его сознание, как ни безразличны были ему земные дела, он оторопел.
– Ты безумен! – выдохнул он. – Это же самоубийство.
– Я все продумал, – сказал человек в серебряной маске. – Не такое уж это безумие, как кажется на первый взгляд. Да и потом, у тебя просто нет выбора.
– Выбор всегда есть, – молвил Тиррон, пытаясь взять в себя руки.
Но слабое тело отозвалось такой волной боли и слабости, что минутная вспышка воли тут же угасла.
– Нет у тебя выбора, – сказал Эрлтон. – Ты прикажешь своим воинам одеться эмденскими солдатами и горцами Рамона и нанести двойной удар по Ашкелону.
Тиррон молчал. Все его силы сейчас уходили на то, чтобы не кричать от боли. Ему казалось, что под ребрами у него поселилась змея, которая медленно выгрызает его внутренности и пускает в зияющие раны страшный яд. Перед глазами архонта плыл зеленый туман; в ушах стучали барабаны, адской болью отдаваясь в затылочной части. Тело стало ватным и более не слушалось его. Он знал, что умирает, но это было не столь страшно. Гораздо хуже было то, что Тиррону было известно, какой долгой и мучительной может стать его агония – она затянется на долгие месяцы, в течение которых он станет молить о смерти, как об избавлении.
То, что требовал от него Эрлтон, было ужасно. Но ему необходимо лекарство.
– Ты подпишешь бумагу? – насмешливо спросил человек в серебряной маске.
– Да…
– Тогда я дам тебе лекарство, как только ты это сделаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129