Ведь я не просто восхищаюсь твоим телом, любимая моя, хотя оно и великолепно, – я люблю тебя. Понимаешь ли ты, что это значит?
Императрица обхватила его руками и зарыдала горько, как плачут только дети или старики – ибо первые еще не научились, а вторые уже разучились притворяться и горе их некрасиво и безыскусно.
– Милая, милая, – шептал Ортон, гладя ее по голове. – Ты должна помнить, что я тебя люблю, а это значит, что я найду силы понять все что угодно. Ведь я твой друг и уважаю тебя, без этого любовь немыслима – спроси у кого хочешь.
– У кого? – всхлипнула Арианна.
– У Аластера, у Алейи, у всех, кому ты веришь… у шута. От императора не укрылось, как вздрогнуло тело его жены при слове «шут».
– Расскажи мне все, милая.
– Прежде ответь мне на один вопрос, – тихо попросила императрица. – Ты бы нашел в себе силы понять меня, если бы я полюбила другого?
– Ты… полюбила?
– Мне очень важно знать, – настаивала она. – Ответь, пожалуйста.
– Пришлось бы, – ответил Ортон странным, сдавленным голосом. – Наверное, это последнее, на что мне хотелось бы искать в себе душевные силы, но если тебе нужна помощь, совет или что-нибудь еще – просто мне в голову не приходит, что именно, – то я готов. Я не отказываюсь.
– Ты должен знать наверняка, что я люблю тебя, – прошептала Арианна.
Ей было страшно. Слова признания рвались из нее чуть ли не против ее воли, но она понимала, что, как только произнесет их, эта жизнь закончится и начнется иная, совершенно ей неизвестная – возможно, горькая, тоскливая и безысходная. Несмотря на все уверения Ортона, найдет ли он в себе мужество, чтобы простить ее за эту, пусть и нечаянную измену? Сможет ли понять, что он все так же дорог и любим, может, еще дороже и любимее, ибо ее сердце по-прежнему принадлежало ему, хоть и нашлось в нем место для другого человека?
Но жить с такой тяжестью тоже невозможно. Арианна не могла ни дышать, ни думать, ни говорить ни единой минуты, чтобы не чувствовать себя разбитой и искалеченной. Она боялась, что не отыщет даже приблизительно подходящих по смыслу слов, чтобы описать весь ужас и тоску своего раздвоения. В ней уживались бесконечно счастливая любящая и любимая супруга и страдающая от тайной любви женщина.
Она больше не всхлипывала, тяжелые слезы градом катились по ее щекам, оставляя на них красные полосы. Когда душе так больно, то слезы чрезвычайно горькие и они прожигают кожу, в уголках глаз белел налет соли. Лицо ее как-то моментально похудело и осунулось, а нос заострился. Ортон сочувственно смотрел на жену и чувствовал, что его сердце болит так же отчаянно, как и ее.
– Бедная моя, неужели так все страшно и тяжело? Она закивала головой, цепляясь за него непослушными пальцами. В этот миг ей показалось, что он может сию секунду уйти, разгневавшись, и оставит ее одну в оглушительном, тоскливом одиночестве.
– Не бросай меня, – выкрикнула Арианна. – Только не бросай меня, слышишь?! Я уже не смогу жить без тебя, без твоей любви. Мне нужно каждое утро просыпаться и знать, что рядом ты, засыпать в твоих объятиях, нужно слышать твой голос и твои шаги, видеть, как ты смеешься или сердишься! Ты мне нужен… Господи! Если бы ты знал, как ты мне нужен.
– И ты мне нужна так же сильно, – растерянно прошептал Ортон, прижимая к груди свое заплаканное, страдающее сокровище. – В чем же беда?
– А если бы в моей жизни появился человек… Не так, как ты, не такой дорогой и близкий, но тоже нужный… Что бы ты сказал? Я была бы не достойна тебя, милый мой!
– Да что же это такое, – спросил император тревожно, – не в Аластера ли ты влюбилась?!
– Что? – охнула она. – Нет, что ты. Это все равно что влюбляться в произведение искусства или совершенную по форме драгоценность – такое же безумие и безрассудство.
– Рад, что ты это понимаешь, – явно обрадовался Ортон. – Но не Сивард же пришелся тебе по сердцу… Хотя от этого мошенника можно ждать чего угодно. Покорил же он неприступную императорскую сокровищницу, покорил сердце Начальника Тайной службы, мог бы и тебя завлечь в свои сети. Говорят, он и крокодила может уговорить пойти в невесты.
Если император добивался того, чтобы его возлюбленная немного расслабилась и повеселела, то он достиг своей цели. Арианна звонко захохотала, размазывая по лицу непросохшие слезы.
– Ну тебя, негодяй! Наверное, я сейчас такая уродина, – совершенно непоследовательно добавила она. – Представляю себе: распухшие глаза и толстый красный нос. Нет, только не смотри на меня.
Как назло, в спальне было уже совсем светло, и птицы голосили вовсю. Им казалось, что они своего добились, и солнце наконец рассиялось на чистом небосводе, проснувшись именно от их пения и чириканья.
– Позволь мне самому решать, смотреть на тебя или нет, – серьезно сказал Ортон. – Ты такая же прелестная, как всегда. Может еще краше. И запомни: ни болезнь, ни слезы, ни даже старость не заставят меня думать, что ты стала менее привлекательной.
– И когда я буду морщинистой и толстой, как нянюшка, тоже будешь меня любить? – спросила Арианна.
– Если ты, конечно, не сбежишь от меня со своим новым воздыхателем, – усмехнулся император.
– Ну уж он-то от тебя никуда не денется, – вздохнула она.
– Рассказывай по порядку.
Ортон поднял Арианну на руки и стал носить по комнате, покачивая, как ребенка.
– Рассказывай, не бойся. Я все равно останусь с тобой и буду тебя любить. Всегда. Что бы ни случилось. Потому что ты – мое счастье, и я от тебя уже никуда не денусь.
– Шут, – пробормотала она, утыкаясь носом в уютную ложбинку между его мускулистым плечом и высокой, стройной шеей.
– Что шут?
– Я не понимаю, что со мной делается, но я тянусь к нему сильнее, чем к кому бы то ни было во дворце. Да что там – во дворце! Кроме тебя, меня вообще ни к кому так не влечет. Ты только не подумай, – быстро сказала она. – Просто с ним очень интересно. Когда он не занят, то иногда ездит со мной верхом или катает на лодке по каналу – и все время что-то рассказывает. Он столько всего знает! Впрочем, что я… ты ведь знаком с ним столько лет, – наверное, наизусть его выучил.
– Не сказал бы, – ответил император. – Ну а как он к тебе относится?
– Предельно почтительно, – вздохнула Арианна. – Но мне кажется, что я ему тоже нравлюсь. Немножко.
Ортон уселся обратно на кровать, продолжая держать жену в объятиях.
– Следовало бы устроить тебе неприличную сцену ревности, но я не стану. Ты ведь не хочешь бросить меня и променять на Ортона-шута?
– Ты смеешься? – жалобно спросила она. – Сердишься?
– Да нет же! Действительно не сержусь, хотя и должен был бы. Но я слишком верю и тебе, и шуту, чтобы подозревать вас обоих в предательстве и прочих жутких прегрешениях. К тому же он мне сам признался, что ты ему весьма нравишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Императрица обхватила его руками и зарыдала горько, как плачут только дети или старики – ибо первые еще не научились, а вторые уже разучились притворяться и горе их некрасиво и безыскусно.
– Милая, милая, – шептал Ортон, гладя ее по голове. – Ты должна помнить, что я тебя люблю, а это значит, что я найду силы понять все что угодно. Ведь я твой друг и уважаю тебя, без этого любовь немыслима – спроси у кого хочешь.
– У кого? – всхлипнула Арианна.
– У Аластера, у Алейи, у всех, кому ты веришь… у шута. От императора не укрылось, как вздрогнуло тело его жены при слове «шут».
– Расскажи мне все, милая.
– Прежде ответь мне на один вопрос, – тихо попросила императрица. – Ты бы нашел в себе силы понять меня, если бы я полюбила другого?
– Ты… полюбила?
– Мне очень важно знать, – настаивала она. – Ответь, пожалуйста.
– Пришлось бы, – ответил Ортон странным, сдавленным голосом. – Наверное, это последнее, на что мне хотелось бы искать в себе душевные силы, но если тебе нужна помощь, совет или что-нибудь еще – просто мне в голову не приходит, что именно, – то я готов. Я не отказываюсь.
– Ты должен знать наверняка, что я люблю тебя, – прошептала Арианна.
Ей было страшно. Слова признания рвались из нее чуть ли не против ее воли, но она понимала, что, как только произнесет их, эта жизнь закончится и начнется иная, совершенно ей неизвестная – возможно, горькая, тоскливая и безысходная. Несмотря на все уверения Ортона, найдет ли он в себе мужество, чтобы простить ее за эту, пусть и нечаянную измену? Сможет ли понять, что он все так же дорог и любим, может, еще дороже и любимее, ибо ее сердце по-прежнему принадлежало ему, хоть и нашлось в нем место для другого человека?
Но жить с такой тяжестью тоже невозможно. Арианна не могла ни дышать, ни думать, ни говорить ни единой минуты, чтобы не чувствовать себя разбитой и искалеченной. Она боялась, что не отыщет даже приблизительно подходящих по смыслу слов, чтобы описать весь ужас и тоску своего раздвоения. В ней уживались бесконечно счастливая любящая и любимая супруга и страдающая от тайной любви женщина.
Она больше не всхлипывала, тяжелые слезы градом катились по ее щекам, оставляя на них красные полосы. Когда душе так больно, то слезы чрезвычайно горькие и они прожигают кожу, в уголках глаз белел налет соли. Лицо ее как-то моментально похудело и осунулось, а нос заострился. Ортон сочувственно смотрел на жену и чувствовал, что его сердце болит так же отчаянно, как и ее.
– Бедная моя, неужели так все страшно и тяжело? Она закивала головой, цепляясь за него непослушными пальцами. В этот миг ей показалось, что он может сию секунду уйти, разгневавшись, и оставит ее одну в оглушительном, тоскливом одиночестве.
– Не бросай меня, – выкрикнула Арианна. – Только не бросай меня, слышишь?! Я уже не смогу жить без тебя, без твоей любви. Мне нужно каждое утро просыпаться и знать, что рядом ты, засыпать в твоих объятиях, нужно слышать твой голос и твои шаги, видеть, как ты смеешься или сердишься! Ты мне нужен… Господи! Если бы ты знал, как ты мне нужен.
– И ты мне нужна так же сильно, – растерянно прошептал Ортон, прижимая к груди свое заплаканное, страдающее сокровище. – В чем же беда?
– А если бы в моей жизни появился человек… Не так, как ты, не такой дорогой и близкий, но тоже нужный… Что бы ты сказал? Я была бы не достойна тебя, милый мой!
– Да что же это такое, – спросил император тревожно, – не в Аластера ли ты влюбилась?!
– Что? – охнула она. – Нет, что ты. Это все равно что влюбляться в произведение искусства или совершенную по форме драгоценность – такое же безумие и безрассудство.
– Рад, что ты это понимаешь, – явно обрадовался Ортон. – Но не Сивард же пришелся тебе по сердцу… Хотя от этого мошенника можно ждать чего угодно. Покорил же он неприступную императорскую сокровищницу, покорил сердце Начальника Тайной службы, мог бы и тебя завлечь в свои сети. Говорят, он и крокодила может уговорить пойти в невесты.
Если император добивался того, чтобы его возлюбленная немного расслабилась и повеселела, то он достиг своей цели. Арианна звонко захохотала, размазывая по лицу непросохшие слезы.
– Ну тебя, негодяй! Наверное, я сейчас такая уродина, – совершенно непоследовательно добавила она. – Представляю себе: распухшие глаза и толстый красный нос. Нет, только не смотри на меня.
Как назло, в спальне было уже совсем светло, и птицы голосили вовсю. Им казалось, что они своего добились, и солнце наконец рассиялось на чистом небосводе, проснувшись именно от их пения и чириканья.
– Позволь мне самому решать, смотреть на тебя или нет, – серьезно сказал Ортон. – Ты такая же прелестная, как всегда. Может еще краше. И запомни: ни болезнь, ни слезы, ни даже старость не заставят меня думать, что ты стала менее привлекательной.
– И когда я буду морщинистой и толстой, как нянюшка, тоже будешь меня любить? – спросила Арианна.
– Если ты, конечно, не сбежишь от меня со своим новым воздыхателем, – усмехнулся император.
– Ну уж он-то от тебя никуда не денется, – вздохнула она.
– Рассказывай по порядку.
Ортон поднял Арианну на руки и стал носить по комнате, покачивая, как ребенка.
– Рассказывай, не бойся. Я все равно останусь с тобой и буду тебя любить. Всегда. Что бы ни случилось. Потому что ты – мое счастье, и я от тебя уже никуда не денусь.
– Шут, – пробормотала она, утыкаясь носом в уютную ложбинку между его мускулистым плечом и высокой, стройной шеей.
– Что шут?
– Я не понимаю, что со мной делается, но я тянусь к нему сильнее, чем к кому бы то ни было во дворце. Да что там – во дворце! Кроме тебя, меня вообще ни к кому так не влечет. Ты только не подумай, – быстро сказала она. – Просто с ним очень интересно. Когда он не занят, то иногда ездит со мной верхом или катает на лодке по каналу – и все время что-то рассказывает. Он столько всего знает! Впрочем, что я… ты ведь знаком с ним столько лет, – наверное, наизусть его выучил.
– Не сказал бы, – ответил император. – Ну а как он к тебе относится?
– Предельно почтительно, – вздохнула Арианна. – Но мне кажется, что я ему тоже нравлюсь. Немножко.
Ортон уселся обратно на кровать, продолжая держать жену в объятиях.
– Следовало бы устроить тебе неприличную сцену ревности, но я не стану. Ты ведь не хочешь бросить меня и променять на Ортона-шута?
– Ты смеешься? – жалобно спросила она. – Сердишься?
– Да нет же! Действительно не сержусь, хотя и должен был бы. Но я слишком верю и тебе, и шуту, чтобы подозревать вас обоих в предательстве и прочих жутких прегрешениях. К тому же он мне сам признался, что ты ему весьма нравишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129