Во-вторых, Левина, скажем, и Когана арестовали месяца на
три-четыре позже, чем нас, главных. Они были морально подготовлены
и не стали подписывать, как мы, все подряд. И восьмой пункт с них
сняли.
В-третьих, за Мишу Левина и Нину Ермакову хлопотал академик
Варга, бывший в большом фаворе у Сталина. Дочь Варги Маришка была
ближайшей подругой Нины, а Мишина мать, член-корреспондент Акаде-
мии Наук Ревекка Сауловна Левина, работала вместе с Варгой. К сло-
ву сказать, ее тоже посадили - несколько погодя, по так называемо-
му "аллилуевскому делу". Ревекке Сауловне пришлось куда хуже, чем
нам: на допросах ее жестоко избивали, вся спина была в рубцах. На
свободу она вышла полным инвалидом, уже после смерти Сталина.
И еще - маленькое примечание к примечаниям. Я пишу по памяти
и заранее приношу извинения за возможные неточности - в отчествах,
названиях учреждений и т.п. Заодно хочу исправить чужую неточ-
ность. О нашем деле мне встречались упоминания в нескольких публи-
кациях. И во всех - одна и та же ошибка: Володю Сулимова называют
сыном "репрессированного в 37-м году председателя СНК РСФСР
Дан.Ег.Сулимова". Но наш-то не Данилович, а Максимович. Его отец
был работником не такого высокого ранга, как однофамилец, - но
достаточно ответственным, чтобы удостоиться расстрела.
- 39 -
III. ПОСТОЯЛЬЦЫ
Я рассказывал о тех, кто на Лубянке сильно портил мне жизнь -
о следователях. Теперь очередь дошла до сокамерников, людях очень
разных, которые, каждый по-своему, скрашивали мое тюремное житье.
Начну с Малой Лубянки, с "гимназии".
После двух недель одиночки меня перевели в общую камеру - и
сразу жить стало лучше, жить стало веселей. Моими соседями были
бывший царский офицер, а в советское время - командир полка
московской Пролетарской дивизии Вельяминов, инженер с автозавода
им.Сталина Калашников, ветеринарный фельдшер Федоров, танцовщик из
Большого Сережа (фамилию не помню, он недолго просидел с нами) и
Иван Иванович Иванченко. Позднее появился "Радек"; с его прихода и
начну.
Открылась с лязгом дверь и в камеру вошел низкорослый мужи-
чонка. Прижимая к груди надкусанную пайку, он испуганно озирался:
неизвестно, куда попал, может, тут одни уголовники, отберут хлеб,
обидят. Это был его первый день в тюрьме.
- Какая статья? - спросил Калашников.
- Восьмая.
- Нет такой. Может, пятьдесят восьмая?
- Не знаю. Они сказали - как у Радека. Териорист, сказали.
Все стало понятно: 58-8, террор. Радеком мы его и окрестили.
Настоящую фамилию я даже не запомнил - зато отлично помню его
рассказ о первом допросе. По профессии он был слесарь-водопровод-
чик.
Привезли его ночью, и сразу в кабинет к следователям. Их там
сидело трое. Один показал на портрет вождя и учителя, спросил:
- 40 -
- Кто это?
- Это товарищ Сталин.
- Тамбовский волк тебе товарищ. Рассказывай, чего против него
замышлял?
- Да что вы, товарищи!..
- Твои товарищи в Брянском лесу бегают, хвостами машут. (Был
и такой, менее затасканный вариант в их лексиконе). Ну, будешь
рассказывать?
- Не знаю я ничего, това... граждане.
Второй следователь сказал коллеге:
- Да чего ты с ним мудохаешься? Дать ему пиздюлей - и все де-
ла!
Они опрокинули стул, перегнули через него своего клиента и
стали охаживать по спине резиновой дубинкой. Дальше - его словами:
"Кончили лупить, спрашивают: ну, будешь говорить? Я им:
- Граждане, может, я чего забыл? Так вы подскажите, я вспомню!
- Хорошо, - говорят. - Степанова знаешь?
А Степанов - это товарищ мой, он в попы готовится, а пока что
поет в хоре Пятницкого.
- Да, - говорю, - Степанова я знаю. Это товарищ мой.
- Вот и рассказывай, про чего с ним на первое мая разговари-
вали.
Тут я и правда вспомнил. Выпивали мы, и Степанов меня спро-
сил: что такое СэСэСэР знаешь? Знаю, говорю. Союз Советских Социа-
листических Республик. А он смеется: вот и не так! СССР - это зна-
чит: Смерть Сталина Спасет Россию... Рассказал я им это, они такие
радые стали:
- Ну вот! Давно бы так.
- 41 -
Я говорю:
- А вы бы сразу сказали, граждане. Драться-то зачем?
Они спрашивают:
- Жрать хочешь?
- Покушать не мешало бы.
Принесли мне каши в котелке - масла налито на палец! - и хле-
ба дали. Кашу я низанул, а про хлеб говорю:
- Можно с собой взять?
- Возьми, возьми.
Дали подписать бумажку - про восьмую статью - и отпустили".
Это было простое дело, вряд ли следствие длилось долго: вско-
ре Радека от нас забрали, дали на бедность, думаю, лет восемь и
отправили жопой клюкву давить.
А вот Вельяминов сидел под следствием долго - и не в первый
раз, если мне не изменяет память. Это был в высшей степени достой-
ный человек, выдержанный, терпеливый. Ему приходилось туго: не от
кого было ждать передачи, и он уже доходил. Замечено: на тюремной
пайке без передач можно было благополучно просуществовать месяца
два-три. Дальше начинались дистрофия, пеллагра, голодные психозы.
У Вельяминова уже не было ягодиц, кожа шелушилась и отставала
белыми клочьями - но с психикой все было в порядке. Те, кто полу-
чал передачи, не то, чтобы делились с сокамерниками, но обязатель-
но угощали каждого - чем-нибудь.. Вельяминов отказывался от угоще-
ния; а если давал уговорить себя, сдержанно благодарил и принимал-
ся есть - неторопливо, даже изящно.
От него, между прочим, я впервые услышал, что сфабрикованные
чекистами дела случались задолго до знаменитого процесса "Промпар-
тии": оказывается, еще в двадцатые годы на Лубянке вызревало "дело
- 42 -
военных" - о мифическом заговоре бывших царских офицеров во главе
с Брусиловым. Царский генерал, автор вошедшего во все учебники
"брусиловского прорыва", он поступил на службу советской власти и
преподавал в военной академии, не подозревая о той роли, которую
ему готовят неблагодарные новые хозяева. Но старику повезло: он
умер, и "дело" как-то само собой заглохло. Ликвидировать неблаго-
надежных военспецов пришлось по-одиночке, как Вельяминова. Впро-
чем, не совсем по-одиночке - вместе с ним арестовали сына Петю,
тогда совсем мальчишку. Это Петр Вельяминов, замечательный актер,
которого теперь все знают. От отца он унаследовал интеллигентность
и обаяние - и ведь сумел не растерять их в скитаниях по лагерям и
тюрьмам. С отцом я познакомился в 44-м году, а с сыном - в Доме
Кино, сорок лет спустя (куда до нас Дюма-отцу с его 20 и 10 лет
спустя!).
Надо сказать, что от каждого из сокамерников я узнавал
что-нибудь новое и любопытное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120