– Это меня не прельщает. Я бы с удовольствием перевелся куда-нибудь в уезд, заведующим сельскохозяйственным отделом уисполкома или агрономом. Через некоторое время, возможно, так и сделаю.
– В какой-нибудь уезд, все равно куда… – задумчиво произнесла Анна. – А тебе не хочется работать в родных местах?
– Именно потому я и приехал сюда. Я останусь тут до поздней осени, хотя в другом месте жить мне было бы гораздо спокойнее. Не тащилось бы за мной прошлое приемного сына Тауриня… Никто бы не удивлялся, не попрекал…
– И ты еще думаешь о попреках? – Анна встала, подошла к Айвару и кончиками пальцев коснулась ленточек орденов и медалей, которые в два ряда – по четыре в каждом – были приколоты на его груди, затем погладила золотые и красные ленточки ранений на правой стороне груди и сказала: – Разве они ничего не значат? Если кто-нибудь и начнет болтать о твоем прошлом, пусть посмотрит на них и подумает, за что их тебе дали. Но мне кажется, что ты сам слишком много думаешь о своем прошлом. Напрасно, гляди вперед, Айвар, ведь мы, советские люди, живем для будущего.
– Я пытаюсь это делать, Анна, но не всегда человек может приказать себе.
– Тебе что-нибудь известно о делах Тауриня при немцах и его бегстве?
– Все знаю. Только поэтому я ни разу не приезжал сюда. Теперь… теперь, наконец, я сбросил это грязное, мерзкое имя и вернул себе то, что мне принадлежало с рождения. Сегодня я опять Лидум, Айвар Лидум… и мне не стыдно смотреть в глаза любому человеку.
– Что делает твой отец… подполковник Лидум?
– С утра до поздней ночи в министерстве. В Риге у нас общая квартира, и когда Артур приезжает в командировку, он всегда останавливается у нас.
– Передай ему привет.
– Кому – отцу или Артуру?
– Конечно, отцу, Яну Лидуму… – Анна улыбнулась. – С Артуром я часто разговариваю по телефону. Ты сказал, что останешься здесь до осени?
– Да, буду работать по заданию министерства вместе с небольшой бригадой.
– Ваше задание – большой секрет?
– Об этом секрете я как раз и пришел посоветоваться. Мне нужна будет твоя помощь.
– Я слушаю, Айвар.
– Речь идет о подготовке проекта осушения Змеиного болота… – начал Айвар, серьезно глядя на Анну. – Министерство поручило нам произвести изыскательские работы на самом болоте и на прилегающей местности. До осени надо подготовить все необходимые материалы для технического проекта, чтобы будущей весной приняться за дело и наконец начать решительную борьбу с самим болотом.
– Чудесно, Айвар… – глаза Анны заблестели. Глубоко взволнованная, счастливая, она снова подошла к Айвару, схватила его руку и долго держала в своей. – Ты просто молодец, что берешься за такое дело. Ведь это моя давнишняя мечта. И теперь, я знаю, она исполнится. Спасибо. Желаю тебе всяческих успехов. Буду тебе помогать изо всех сил.
– Мне и сегодня нужна твоя помощь, – сказал Айвар.
– Слушаю, я в твоем распоряжении, – отозвалась Анна и снова села за стол.
– Мне хотелось бы по возможности скорее получить следующие материалы: какие крестьянские хозяйства хотят участвовать в этом начинании, какими материальными средствами, рабочей силой и транспортом располагает местное мелиоративное товарищество?
– Хорошо, Айвар. Все эти сведения ты скоро получишь. Это все?
– Пока все. Потом я буду беспокоить тебя чаще, но самая большая помощь потребуется следующей весной, когда начнем рыть канавы и каналы.
– Жаль, что тебе не требуется этой большой помощи сегодня. Но, может быть, это и лучше: я надеюсь, что к следующей весне в Пурнайской волости будет по крайней мере один колхоз.
– Тогда берегись, Змеиное болото! – засмеялся Айвар. – То, о чем не могли договориться несколько поколений единоличников, колхозники сделают в один год. Мельница на Раудупе нам уже не помеха.
Айвар был счастлив. Его радовал живой интерес Анны, блеск ее глаз, выступивший на щеках девушки румянец.
– Я буду тебя ждать на следующей неделе, – сказала Анна. – Нужные материалы начну собирать сейчас же.
…Вскоре после ухода Айвара к Анне пришел Жан и сказал, что поступает на работу в МТС. Директор Драва говорит, что к следующей весне тракторный парк увеличится вдвое и нужно будет много новых трактористов.
– Зимой поступлю на курсы и научусь работать на разных сельскохозяйственных машинах, – сказал Жан. – Не буду же я всю жизнь ходить за однолемешным плугом.
– Правильно сделаешь, – сказала Анна. – Тебе нужно учиться. В самом недалеком будущем жизнь поставит перед нами совершенно новые требования. Если мы не будем вооружены знаниями, то не поспеем за жизнью.
– Я стану учиться, Анна, больше не буду зря растрачивать свои силы в Сурумах. С меня хватит.
Анна посмотрела на брата ободряющим, полным гордости взглядом.

Глава третья
1
Рейнис Тауринь с лета 1944 года жил в Курземе, в глуши Кулдигского уезда. Усадьба, где он нашел приют, находилась в малонаселенной местности, недалеко от большого бора. Хозяин – бывший браковщик леса Пликшкис – знал Тауриня с давних времен. Когда Тауринь поздним июльским вечером явился в это уединенное место, Пликшкис ничуть не был озадачен. Не удивило его и то, что у хозяина усадьбы Урги в паспорте теперь стояло новое имя – Альберт Кампар – и что лицо его обросло густой седеющей бородой, которая сильно изменяла его внешность. Если принять во внимание непрестанное продвижение Красной Армии к восточным берегам Балтийского моря и некоторые примечательные факты в биографии Рейниса Тауриня, то следует признать, что он поступил предусмотрительно, не оставшись в Пурвайской волости. Он не был единственным в своем роде – вся Курземе в то время кишмя кишела всякими приезжими, поведение которых в годы немецкой оккупации было не безупречным. Пликшкис заявил в волостном правлении, что Альберт Кампар – близкий родственник его жены и очень несчастный человек: вся семья его погибла во время бомбежки, а усадьба сгорела со всем скотом и прочим добром. Когда после капитуляции немецкой армии часть беженцев пустилась в обратный путь к своим родным местам, Кампар остался у Пликшкиса.
– Что мне, старику, искать в разоренном углу… – вздыхал Тауринь. – Только сердце будет обливаться кровью, глядя на развалины. Если бы еще остались какие-нибудь родственники… Так и засохну, как старое дерево, здесь, в Курземе.
Он помогал Пликшкису по хозяйству, работал немного во время сева, пас скот и, как близкий «родственник», ничего не требовал, кроме пропитания и крова. Из усадьбы Тауринь никуда не отлучался, а если к Пликшкису заглядывали незнакомые люди, он прятался в свою комнату и не показывался, пока чужие не уходили. Положение было не из приятных, да и в будущем оно не сулило ничего хорошего, поэтому Тауринь часто ходил мрачный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179