Уезжая из усадьбы, а позже – из Риги, он лелеял совсем иные замыслы, но из них ничего не вышло. Виноват в этом отчасти был он сам. В последнюю военную зиму не одна моторка, не один рыбацкий карбас добирались до Готланда и Швеции, и Тауриню неоднократно представлялась возможность удрать, но он надеялся, что гитлеровские дивизии удержатся в Курземе до лета (в теплое время путешествие по морю было бы легче и безопаснее). Но когда потеплело, об отъезде думать было поздно.
В воскресенье Тауринь проснулся несколько позже обычного. Первым делом он растворил маленькое, старинного фасона оконце и долго глядел на запушенный яблоневый сад и опушку леса, темнеющую тут же, за озимым полем Пликшкиса.
«Вот и сиди у моря и жди погоды, – думал он. – А чем плохо жилось бы мне теперь в Швеции? Никто бы не стал спрашивать, что я делал при немцах. Страдалец-политический эмигрант… Моя ненависть к большевикам помогла бы мне обзавестись друзьями в имущих кругах. Я был бы полезен англичанам и американцам. Мной интересовались бы, обо мне бы заботились. А когда начали бы составлять из эмигрантов новое правительство Латвии, вспомнили бы и про Тауриня, и я стал бы если не министром, то во всяком случае вице-министром или директором департамента. Прикатил бы в Урги в черном лакированном автомобиле и блеснул бы перед соседями… Знаменитый Тауринь! Государственный муж, его превосходительство».
«Его превосходительство» мечтал у окна, прислушиваясь к щебетанию птиц и задумчиво поглаживая бороду, которая, как комок пакли, щекотала шею. Надоело ходить таким неряхой, не мешало бы побриться: борода старит, и всегда кажется, что лицо нечисто.
– Тьфу… – Тауринь плюнул за окно и стал одеваться.
Семья хозяина уже позавтракала, поэтому Тауриню пришлось есть одному. Пликшкис смотрел, как ест гость, потом, подождав, пока жена уберет со стола, подсел к Тауриню и тихонько сказал:
– Около полудня вам надо сходить в лес. Вас хотят видеть. Есть что-то важное для вас.
– Так, так… – тихо ответил Тауринь. – Придется пойти. Как у них там, все по-старому? Никто ничего не пронюхал?
– Кто их там пронюхает… – пожал плечами Пликшкис. – В наших местах они ничего не делают. Вся музыка разыгрывается по другим волостям.
– Правильно делают, – сказал Тауринь. – Цыган тоже никогда не ворует в усадьбе, где живет. Почему же наши будут глупее.
– Значит, около полудня… – еще раз напомнил Пликшкис, поднялся и вышел из комнаты. Тауринь немного помешкал за столом, поковырял в зубах спичкой, потом вернулся в свою комнатку и часа два провалялся в постели.
«Наверно, что-нибудь важное, – по пустякам в лес не вызвали бы, – думал он. – Хорошее или плохое? Может быть, задание? Но чем я могу помочь в теперешнем положении: нет у меня больше ни той власти, ни той силы, что в былое время. Как птица с подрезанными крыльями: хочется летать, а не могу. Может, кто-нибудь пронюхал про меня, и друзья хотят предупредить? Тогда придется переселиться в лес. Наверно, и для меня найдется винтовка или автомат, стрелять Рейнис Тауринь еще не разучился… А если будет винтовка, найдется и в кого стрелять».
С самого окончания войны Тауринь держал постоянную связь с лесом.
В банде, которая скрывалась в местных лесах, был кое-кто из старых знакомых Тауриня – бывших однополчан айзсаргов. Банда действовала активно: совершала террористические акты, стреляла, поджигала, грабила, а Тауринь до сих пор ничем особым помочь им не мог, только когда милиция прочесывала лес, он хорошо спрятал двух бандитов.
«Нельзя, чтобы такой видный человек – командир айзсаргов и деятель «Крестьянского союза» – отлеживался на печи, пока другие, мелкие сошки, действуют с оружием в руках. Когда подойдет наш день и будут делить добычу, свои же будут задавать неприятные вопросы и бросать тень на Тауриня. Надо действовать, дальше так продолжаться не может», – решил он.
Надумавшись и вдосталь навалявшись в постели, Тауринь незаметно выскользнул из дому, на всякий случай взяв с собой уздечку: если встретится в лесу нежелательный человек, можно сказать, что разыскивает пропавшую лошадь Пликшкиса.
Тауринь вошел в темную и сырую чащу, наполненную птичьими голосами и запахом прели. В полуверсте от опушки леса на старом пне сидел человек, сам похожий на большой серый пень. Заметив Тауриня, он поднялся и пошел ему навстречу.
– Здравствуйте, господин Тауринь…
– Здравствуйте, господин Стелп…
Тауринь пожал руку бывшему офицеру связи айзсарговского полка и выжидательно замолчал.
– Что нового на свете? – заговорил Стелп. На нем был обтрепанный немецкий офицерский мундир без знаков различия. Из-под него выглядывал ствол спрятанного автомата.
– Ничего особенного, – отвечал Тауринь. – А я думал, что вы сообщите мне что-нибудь интересное. Живу, как барсук в норе, ковыряю землю Пликшкиса… только и радости, что по вечерам послушаю по радио «Би-Би-Си» и «Голос Америки».
– М-да… теперь события поворачиваются в нашу пользу… – пробормотал Стелп. – Недолго придется ждать, скоро грянет. Трумэн затягивать дело не будет, и Черчилль тоже не из медлительных.
– Дай бог, дай бог… – отозвался Тауринь. – Вашими устами да мед пить.
– Устами Трумэна, хотите вы сказать, – Стелп усмехнулся.
– Можно и так, – согласился Тауринь. – Ведь на него сейчас вся наша надежда, вроде как на господа бога. Без него мы все равно что парусник в штиль посреди океана.
– Скоро задует настоящий ветер, и наш корабль быстро достигнет обетованных берегов, – с таинственным видом сказал Стелп.
– Так, так… значит, кое-что известно? – не удержался Тауринь.
– Два дня тому назад я встретился с резидентом…
– Ага, с тем самым баптистским проповедником, господин Стелп?
– Так точно, но об этом не следует говорить. Мы обсудили все вопросы, и ситуация сейчас вполне ясна. Новая война неизбежна, потому что она необходима и потому что у нас есть атомная бомба.
– У нас? – удивился Тауринь.
– У мистера Трумэна, а это все равно, что у нас. Получил новые инструкции. Нам надо активизироваться, развернуть деятельность вширь и вглубь. Вербовать кого только можно, проникать в органы власти большевиков, в хозяйственные организации, в партию и армию. Саботаж, вредительство, террористические акты и беспрестанная разведывательная работа – вот наша теперешняя задача. Поэтому я и встретился с вами.
Тауринь молчал и терпеливо ждал продолжения.
– Надо использовать каждую возможность, каждую Щель, через которую можно пробраться в лагерь противника, – продолжал Стелп. – Обстановка благоприятная. Каждый разумный человек захочет сегодня помочь нам и обеспечить себе хорошую будущность, когда вспыхнет новая война. Вы понимаете?
– Гм, да…
– Будет золото, будут и солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
В воскресенье Тауринь проснулся несколько позже обычного. Первым делом он растворил маленькое, старинного фасона оконце и долго глядел на запушенный яблоневый сад и опушку леса, темнеющую тут же, за озимым полем Пликшкиса.
«Вот и сиди у моря и жди погоды, – думал он. – А чем плохо жилось бы мне теперь в Швеции? Никто бы не стал спрашивать, что я делал при немцах. Страдалец-политический эмигрант… Моя ненависть к большевикам помогла бы мне обзавестись друзьями в имущих кругах. Я был бы полезен англичанам и американцам. Мной интересовались бы, обо мне бы заботились. А когда начали бы составлять из эмигрантов новое правительство Латвии, вспомнили бы и про Тауриня, и я стал бы если не министром, то во всяком случае вице-министром или директором департамента. Прикатил бы в Урги в черном лакированном автомобиле и блеснул бы перед соседями… Знаменитый Тауринь! Государственный муж, его превосходительство».
«Его превосходительство» мечтал у окна, прислушиваясь к щебетанию птиц и задумчиво поглаживая бороду, которая, как комок пакли, щекотала шею. Надоело ходить таким неряхой, не мешало бы побриться: борода старит, и всегда кажется, что лицо нечисто.
– Тьфу… – Тауринь плюнул за окно и стал одеваться.
Семья хозяина уже позавтракала, поэтому Тауриню пришлось есть одному. Пликшкис смотрел, как ест гость, потом, подождав, пока жена уберет со стола, подсел к Тауриню и тихонько сказал:
– Около полудня вам надо сходить в лес. Вас хотят видеть. Есть что-то важное для вас.
– Так, так… – тихо ответил Тауринь. – Придется пойти. Как у них там, все по-старому? Никто ничего не пронюхал?
– Кто их там пронюхает… – пожал плечами Пликшкис. – В наших местах они ничего не делают. Вся музыка разыгрывается по другим волостям.
– Правильно делают, – сказал Тауринь. – Цыган тоже никогда не ворует в усадьбе, где живет. Почему же наши будут глупее.
– Значит, около полудня… – еще раз напомнил Пликшкис, поднялся и вышел из комнаты. Тауринь немного помешкал за столом, поковырял в зубах спичкой, потом вернулся в свою комнатку и часа два провалялся в постели.
«Наверно, что-нибудь важное, – по пустякам в лес не вызвали бы, – думал он. – Хорошее или плохое? Может быть, задание? Но чем я могу помочь в теперешнем положении: нет у меня больше ни той власти, ни той силы, что в былое время. Как птица с подрезанными крыльями: хочется летать, а не могу. Может, кто-нибудь пронюхал про меня, и друзья хотят предупредить? Тогда придется переселиться в лес. Наверно, и для меня найдется винтовка или автомат, стрелять Рейнис Тауринь еще не разучился… А если будет винтовка, найдется и в кого стрелять».
С самого окончания войны Тауринь держал постоянную связь с лесом.
В банде, которая скрывалась в местных лесах, был кое-кто из старых знакомых Тауриня – бывших однополчан айзсаргов. Банда действовала активно: совершала террористические акты, стреляла, поджигала, грабила, а Тауринь до сих пор ничем особым помочь им не мог, только когда милиция прочесывала лес, он хорошо спрятал двух бандитов.
«Нельзя, чтобы такой видный человек – командир айзсаргов и деятель «Крестьянского союза» – отлеживался на печи, пока другие, мелкие сошки, действуют с оружием в руках. Когда подойдет наш день и будут делить добычу, свои же будут задавать неприятные вопросы и бросать тень на Тауриня. Надо действовать, дальше так продолжаться не может», – решил он.
Надумавшись и вдосталь навалявшись в постели, Тауринь незаметно выскользнул из дому, на всякий случай взяв с собой уздечку: если встретится в лесу нежелательный человек, можно сказать, что разыскивает пропавшую лошадь Пликшкиса.
Тауринь вошел в темную и сырую чащу, наполненную птичьими голосами и запахом прели. В полуверсте от опушки леса на старом пне сидел человек, сам похожий на большой серый пень. Заметив Тауриня, он поднялся и пошел ему навстречу.
– Здравствуйте, господин Тауринь…
– Здравствуйте, господин Стелп…
Тауринь пожал руку бывшему офицеру связи айзсарговского полка и выжидательно замолчал.
– Что нового на свете? – заговорил Стелп. На нем был обтрепанный немецкий офицерский мундир без знаков различия. Из-под него выглядывал ствол спрятанного автомата.
– Ничего особенного, – отвечал Тауринь. – А я думал, что вы сообщите мне что-нибудь интересное. Живу, как барсук в норе, ковыряю землю Пликшкиса… только и радости, что по вечерам послушаю по радио «Би-Би-Си» и «Голос Америки».
– М-да… теперь события поворачиваются в нашу пользу… – пробормотал Стелп. – Недолго придется ждать, скоро грянет. Трумэн затягивать дело не будет, и Черчилль тоже не из медлительных.
– Дай бог, дай бог… – отозвался Тауринь. – Вашими устами да мед пить.
– Устами Трумэна, хотите вы сказать, – Стелп усмехнулся.
– Можно и так, – согласился Тауринь. – Ведь на него сейчас вся наша надежда, вроде как на господа бога. Без него мы все равно что парусник в штиль посреди океана.
– Скоро задует настоящий ветер, и наш корабль быстро достигнет обетованных берегов, – с таинственным видом сказал Стелп.
– Так, так… значит, кое-что известно? – не удержался Тауринь.
– Два дня тому назад я встретился с резидентом…
– Ага, с тем самым баптистским проповедником, господин Стелп?
– Так точно, но об этом не следует говорить. Мы обсудили все вопросы, и ситуация сейчас вполне ясна. Новая война неизбежна, потому что она необходима и потому что у нас есть атомная бомба.
– У нас? – удивился Тауринь.
– У мистера Трумэна, а это все равно, что у нас. Получил новые инструкции. Нам надо активизироваться, развернуть деятельность вширь и вглубь. Вербовать кого только можно, проникать в органы власти большевиков, в хозяйственные организации, в партию и армию. Саботаж, вредительство, террористические акты и беспрестанная разведывательная работа – вот наша теперешняя задача. Поэтому я и встретился с вами.
Тауринь молчал и терпеливо ждал продолжения.
– Надо использовать каждую возможность, каждую Щель, через которую можно пробраться в лагерь противника, – продолжал Стелп. – Обстановка благоприятная. Каждый разумный человек захочет сегодня помочь нам и обеспечить себе хорошую будущность, когда вспыхнет новая война. Вы понимаете?
– Гм, да…
– Будет золото, будут и солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179