А так как это был одновременно и первый колхоз во всем уезде, то за его деятельностью и достижениями заботливо следило все уездное руководство.
Артур Лидум недавно был избран первым секретарем укома. Энергичный и неутомимый, он не мог усидеть в кабинете и большую часть времени проводил в волости и поселках. Он появлялся всюду, где пробивались робкие ростки новой жизни, и, как опытный садовник, заботился о том, чтобы равнодушные люди не вытоптали их. С его помощью Анне удавалось два раза в месяц получать квалифицированных лекторов и устраивать в Доме культуры лекции и по сельскому хозяйству, и по вопросам культуры, и по международному положению. Но Артур не мог сосредоточить все внимание на одной Пурваискои волости, которая во всех начинаниях шла первой по уезду, поэтому его здесь видели не больше раза в месяц, ни одно его посещение не проходило бесследно; он помогал многое упорядочить и разрешить, хоть на шаг продвинуть вперед новую жизнь. Весь свой опыт он передавал Анне, и это очень помогало ей в работе, поэтому нечего удивляться, что республиканские газеты все чаще и чаще писали о Пурвайской волости. На все слеты и совещания передовиков сельского хозяйства Пурвайская волость посылала своего делегата. Обычно ездили Анна, Регут или кто-либо из передовиков колхоза, а на последнее совещание послали заведующую молочнотоварной фермой Ольгу Липстынь.
…После выдачи первого аванса Риекстынь стал очень беспокойным. Регуту и бригадиру Клуге почти каждый день приходилось разговаривать с ним. На рассвете этот колхозник находил то одного, то другого и требовал:
– Давай работу. Что мне сегодня делать?
И не один Риекстынь старался исправить до конца года баланс своих трудодней; в дни осеннего сева и зяблевой вспашки можно было наверстать многое.
После уборки урожая в колхоз «Ленинский путь» вступили еще двадцать три единоличника. И снова трактор уничтожал межи, а территория колхоза постепенно превращалась в единый массив.
Одновременно с этим происходили еще более значительные события: одно за другим в Пурвайской волости прошли три собрания, и после каждого рождалось по новой сельскохозяйственной артели. Рядом с «Ленинским путем» в строй молодых колхозов встали коллективные хозяйства «Раудупе», «Победа» и «Комсомолец» – почти половина всех крестьянских хозяйств волости объединились в колхозы. Некоторые кулаки, увидев, что победная волна новой жизни рано или поздно потопит их, старались пробраться в колхозы, но у трудового крестьянства были достаточно зоркие глаза.
3
Уже второй день лил дождь. Анна стояла у окна и глядела на мокрую мураву двора, где паслось стадо гусей. Не обращая внимания на больших птиц, воробьи хозяйничали, как у себя дома, и клевали под носом у огромного гусака насыпанный хозяином корм. Перед коровником, спрятавшись от дождя под широким навесом, сладко позевывала собака.
На диване стоял раскрытый чемодан с вещами Анны. Рядом с бельем и туалетными принадлежностями лежали книги, несколько общих тетрадей и маленькая коробочка с янтарными бусами, которые подарил Жан ко дню рождения.
«Что еще взять с собой?» – думала Анна. То одно, то другое казалось ей лишним. Пальтишко, перешитое из военной шинели, отслужило свой срок, его заменило хорошее зимнее пальто. Темно-коричневый костюм надо взять, а как быть с лыжным костюмом? При обходе разбросанных крестьянских усадеб приходилось месить осеннюю грязь, шагать по снежным сугробам, и костюм был незаменим, а что с ним делать в Риге? «Пусть лежит. Может быть, когда-нибудь понадобится…»
Она давно стремилась поехать в Ригу учиться, но сейчас, когда вызов из партийной школы лежал на столе, было как-то жалко отрываться от любимой работы. Анна не сомневалась, что после ее ухода в жизни волости ничто не остановится, но весь день чувствовала себя неспокойно. С грустью всматривалась Анна в знакомый, незатейливый пейзаж, и в ее сердце пробуждалась нежность к этой однообразной, простой, овеянной осенней сыростью картине, ко всем людям, остающимся здесь.
Казалось, будто оголенные поля, мелкие рощицы тихо молят: «Не уходи, останься с нами, ты ведь видишь, что мы нуждаемся друг в друге».
Она вспомнила Айвара, и ей стало еще грустнее; он ведь останется здесь на всю зиму продолжать работы по осушке болота. Уезжая отсюда, она уедет и от Айвара, и все опять останется по-прежнему: смутные догадки, предположения, недоговоренность. После праздника «Лиго» они ни разу не встретились наедине, и все, что между ними было, – это полные робких намеков слова Айвара. Временами Анне казалось, что он ее избегает, но в то же время девушка понимала, его отношение ничуть не изменилось: если раньше скромность Айвара не вызывала мыслей о том, что он сторонится ее, то теперь она довольно часто задумывалась над этим, и только потому, что сама стала иной. Поняв, что они с Айваром любят друг друга, Анна переменилась – вместе с мечтами пришла и робость, от нее только наглец может освободиться без особых усилий, всем остальным она доставляет мучения.
Было ясно как день, что если бы Айвар пошел дальше в своих полупризнаниях, Анна не оставила бы его в неведении и кончилось бы их одиночество, как кончается власть тьмы с наступлением рассвета.
Сегодня Анна должна уехать. Через несколько часов она сядет в поезд и завтра будет ходить по улицам Риги.
«Знает ли он о моем отъезде?» – думала Анна. Сообщить об этом Айвару почему-то не хватало духу. Вся партийная организация знала, что парторг уезжает учиться и его место займет Клуга; комсомольцы приходили утром прощаться. Неужели никто ни слова не скажет Айвару? Было бы горько уехать, не пожав ему руки, не сказав несколько дружеских слов, в которых он, быть может, расслышит еле уловимое, ему одному понятное обещание.
«Напишет ли он мне? А если напишет, то о чем? Что я ему отвечу? Как все сложно, а могло бы быть просто, если бы сами люди не усложняли все…»
За стеной, в комнате хозяина, часы прокуковали три раза. Через пять часов ей надо быть на станции… Через полчаса в исполкоме ее будут ждать Клуга и Бригис, чтобы в последний раз поговорить о начатых и еще не оконченных делах. Социалистическое соревнование с Айзпурской волостью, рапорт руководству уезда и республики о выполнении плана хлебопоставок… открытие сезона в Доме культуры… Ничего, все будет хорошо.
Анна закончила сборы. Вещи, которые она не возьмет в Ригу, могут остаться здесь, Жан их сохранит до ее возвращения.
В половине четвертого она пришла в исполком и… застыла на пороге от неожиданности: ее комната была полна народа. Айвар, Финогенов, Регут, Бригис, Гайда, Жан, еще несколько членов партии и три председателя организованных осенью колхозов, как по уговору, улыбнулись Анне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Артур Лидум недавно был избран первым секретарем укома. Энергичный и неутомимый, он не мог усидеть в кабинете и большую часть времени проводил в волости и поселках. Он появлялся всюду, где пробивались робкие ростки новой жизни, и, как опытный садовник, заботился о том, чтобы равнодушные люди не вытоптали их. С его помощью Анне удавалось два раза в месяц получать квалифицированных лекторов и устраивать в Доме культуры лекции и по сельскому хозяйству, и по вопросам культуры, и по международному положению. Но Артур не мог сосредоточить все внимание на одной Пурваискои волости, которая во всех начинаниях шла первой по уезду, поэтому его здесь видели не больше раза в месяц, ни одно его посещение не проходило бесследно; он помогал многое упорядочить и разрешить, хоть на шаг продвинуть вперед новую жизнь. Весь свой опыт он передавал Анне, и это очень помогало ей в работе, поэтому нечего удивляться, что республиканские газеты все чаще и чаще писали о Пурвайской волости. На все слеты и совещания передовиков сельского хозяйства Пурвайская волость посылала своего делегата. Обычно ездили Анна, Регут или кто-либо из передовиков колхоза, а на последнее совещание послали заведующую молочнотоварной фермой Ольгу Липстынь.
…После выдачи первого аванса Риекстынь стал очень беспокойным. Регуту и бригадиру Клуге почти каждый день приходилось разговаривать с ним. На рассвете этот колхозник находил то одного, то другого и требовал:
– Давай работу. Что мне сегодня делать?
И не один Риекстынь старался исправить до конца года баланс своих трудодней; в дни осеннего сева и зяблевой вспашки можно было наверстать многое.
После уборки урожая в колхоз «Ленинский путь» вступили еще двадцать три единоличника. И снова трактор уничтожал межи, а территория колхоза постепенно превращалась в единый массив.
Одновременно с этим происходили еще более значительные события: одно за другим в Пурвайской волости прошли три собрания, и после каждого рождалось по новой сельскохозяйственной артели. Рядом с «Ленинским путем» в строй молодых колхозов встали коллективные хозяйства «Раудупе», «Победа» и «Комсомолец» – почти половина всех крестьянских хозяйств волости объединились в колхозы. Некоторые кулаки, увидев, что победная волна новой жизни рано или поздно потопит их, старались пробраться в колхозы, но у трудового крестьянства были достаточно зоркие глаза.
3
Уже второй день лил дождь. Анна стояла у окна и глядела на мокрую мураву двора, где паслось стадо гусей. Не обращая внимания на больших птиц, воробьи хозяйничали, как у себя дома, и клевали под носом у огромного гусака насыпанный хозяином корм. Перед коровником, спрятавшись от дождя под широким навесом, сладко позевывала собака.
На диване стоял раскрытый чемодан с вещами Анны. Рядом с бельем и туалетными принадлежностями лежали книги, несколько общих тетрадей и маленькая коробочка с янтарными бусами, которые подарил Жан ко дню рождения.
«Что еще взять с собой?» – думала Анна. То одно, то другое казалось ей лишним. Пальтишко, перешитое из военной шинели, отслужило свой срок, его заменило хорошее зимнее пальто. Темно-коричневый костюм надо взять, а как быть с лыжным костюмом? При обходе разбросанных крестьянских усадеб приходилось месить осеннюю грязь, шагать по снежным сугробам, и костюм был незаменим, а что с ним делать в Риге? «Пусть лежит. Может быть, когда-нибудь понадобится…»
Она давно стремилась поехать в Ригу учиться, но сейчас, когда вызов из партийной школы лежал на столе, было как-то жалко отрываться от любимой работы. Анна не сомневалась, что после ее ухода в жизни волости ничто не остановится, но весь день чувствовала себя неспокойно. С грустью всматривалась Анна в знакомый, незатейливый пейзаж, и в ее сердце пробуждалась нежность к этой однообразной, простой, овеянной осенней сыростью картине, ко всем людям, остающимся здесь.
Казалось, будто оголенные поля, мелкие рощицы тихо молят: «Не уходи, останься с нами, ты ведь видишь, что мы нуждаемся друг в друге».
Она вспомнила Айвара, и ей стало еще грустнее; он ведь останется здесь на всю зиму продолжать работы по осушке болота. Уезжая отсюда, она уедет и от Айвара, и все опять останется по-прежнему: смутные догадки, предположения, недоговоренность. После праздника «Лиго» они ни разу не встретились наедине, и все, что между ними было, – это полные робких намеков слова Айвара. Временами Анне казалось, что он ее избегает, но в то же время девушка понимала, его отношение ничуть не изменилось: если раньше скромность Айвара не вызывала мыслей о том, что он сторонится ее, то теперь она довольно часто задумывалась над этим, и только потому, что сама стала иной. Поняв, что они с Айваром любят друг друга, Анна переменилась – вместе с мечтами пришла и робость, от нее только наглец может освободиться без особых усилий, всем остальным она доставляет мучения.
Было ясно как день, что если бы Айвар пошел дальше в своих полупризнаниях, Анна не оставила бы его в неведении и кончилось бы их одиночество, как кончается власть тьмы с наступлением рассвета.
Сегодня Анна должна уехать. Через несколько часов она сядет в поезд и завтра будет ходить по улицам Риги.
«Знает ли он о моем отъезде?» – думала Анна. Сообщить об этом Айвару почему-то не хватало духу. Вся партийная организация знала, что парторг уезжает учиться и его место займет Клуга; комсомольцы приходили утром прощаться. Неужели никто ни слова не скажет Айвару? Было бы горько уехать, не пожав ему руки, не сказав несколько дружеских слов, в которых он, быть может, расслышит еле уловимое, ему одному понятное обещание.
«Напишет ли он мне? А если напишет, то о чем? Что я ему отвечу? Как все сложно, а могло бы быть просто, если бы сами люди не усложняли все…»
За стеной, в комнате хозяина, часы прокуковали три раза. Через пять часов ей надо быть на станции… Через полчаса в исполкоме ее будут ждать Клуга и Бригис, чтобы в последний раз поговорить о начатых и еще не оконченных делах. Социалистическое соревнование с Айзпурской волостью, рапорт руководству уезда и республики о выполнении плана хлебопоставок… открытие сезона в Доме культуры… Ничего, все будет хорошо.
Анна закончила сборы. Вещи, которые она не возьмет в Ригу, могут остаться здесь, Жан их сохранит до ее возвращения.
В половине четвертого она пришла в исполком и… застыла на пороге от неожиданности: ее комната была полна народа. Айвар, Финогенов, Регут, Бригис, Гайда, Жан, еще несколько членов партии и три председателя организованных осенью колхозов, как по уговору, улыбнулись Анне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179