– Ладно, я вас… я тебя подожду на улице.
Спустя полчаса они медленно шагали по дороге в сторону Сурумов. Артур рассказал Анне про тюремные годы и теперешнюю работу, а она в свою очередь рассказала о себе. Но в ее повествовании не было ничего примечательного: однообразная жизнь деревенской девушки, работа, учеба украдкой от домашних и вечное одиночество.
– Скажи, что. мне делать? – спросила Анна. – Я не хочу жить по-старому. Чувствую, что мое место в комсомоле. Но если я поступлю в организацию и буду участвовать в работе, дома меня будут грызть с утра до вечера.
Артур задумался.
– Дорогая Анна, – наконец заговорил он, – я, конечно, не могу тебя уговаривать и усложнять твою жизнь, которая и без того нелегка. Но если ты хочешь наконец стать свободным человеком, тебе все равно когда-нибудь придется выдержать борьбу с семьей. Не лучше ли сделать это сейчас? Может быть, тебе придется тяжело, но потом ты сможешь ходить с гордо поднятой головой и никогда не останешься одна со своими бедами и невзгодами. На каждом шагу тебя поддержат товарищи.
– Ты думаешь, что мне так и поступить?
– Да, Анна. Ведь ты выбираешь себе честный, правильный путь. На твоей стороне весь советский народ. Кого тебе бояться?
– Ладно, Артур, я так и сделаю… – обещала Анна. – Только прости, если вначале не сумею быть такой, какой должна быть настоящая комсомолка. Но я постараюсь делать все, что в моих силах, и со временем стану такой.
– Правильно, Анна, и не надо таиться. Пусть все знают, кто ты.
– Пусть знают!
Веселых и улыбающихся увидел их на дороге Айвар. Он поспешно отступил в кусты, чтобы его не заметили. Грустным взглядом проводил молодой парень этих счастливых людей. Он готов был отдать все за то, чтобы Анна согласилась пройтись с ним и так же просто и свободно разговаривала, как сейчас с Артуром. «Для Артура, наверно, это ничего не значит, а для меня…»
Дома Айвар не находил себе места. С полчаса он подбрасывал большие двухпудовые гири, пока не заныли мускулы. Устал. Немного передохнул, затем сел на мотоцикл и уехал куда-то.
Но он не поехал к Стабулниекам, где, изнывая от тоски, его ждала белокурая Майга, – там ему нечего было делать. Айвар гнал мотоцикл по неровной лесной дороге, по извилистым тропам лесорубов и охотников и все время думал об Анне.
«Каким я должен быть, чтобы она смогла стать моим другом? Что я должен совершить, чтобы взгляд Анны остановился на мне с уважением и… может быть… с любовью?»
Он не находил ответа на эти вопросы.
5
В конце августа Анну Пацеплис приняли в комсомол. Сначала организация не давала ей никаких поручений, только зачислила в политкружок и пригласила помочь украсить Дом культуры – Артур, по-видимому, рекомендовал на первых порах не слишком загружать Анну заданиями, пока семья Пацеплисов не привыкнет к ее самостоятельности.
У Анны так и не хватило смелости признаться родителям в том, что она вступила в комсомол. Ежедневно выслушивая язвительные замечания мачехи о советских людях, она понимала, что это признание вызовет бурю в Сурумах. Бруно, служивший сейчас лесничим, жил в Мелдерах и только изредка заходил в усадьбу отца, и каждый раз он выкладывал ворох ядовитых сплетен и слухов. Антону Пацеплису старший сын казался воплощением мудрости, и он подпевал ему. Анна отмалчивалась. С утра до позднего вечера она тянула тяжелую рабочую лямку, терпеливо перенося и равнодушие отца, и брань, и ненавистное шипение мачехи. После конфирмации Лавиза больше не била Анну, но ее острый, желчный язык жалил гораздо больнее, чем розги. Миловидность Анны (о которой Лавизе в последнее время приходилось слышать все чаще) всю жизнь была для нее бельмом на глазу. Она не могла примириться с мыслью, что падчерица, которую здесь заставляли работать до седьмого пота и на которую смотрели как на рабочую скотину, могла привлечь внимание людей. Чтобы Анна не зазнавалась, мачеха старалась вытравить из нее зачатки пробуждающейся гордости.
Анна пропускала мимо ушей замечания Лавизы, зная, что мачеха ее ненавидит. Отец ни разу не попытался заступиться за нее, а брат Жан был слишком молод, чтобы прийти на помощь сестре, – с ним в Сурумах не считались. Можно было подумать, что Жан равнодушен к сестре, но однажды вечером произошел такой случай. Явился Бруно, хмурый и злой.
– Где Анна? – сразу спросил он.
– Что тебе нужно от этой растяпы? – поинтересовалась мачеха.
– Позовите ее сюда, тогда услышите, что эта дура наделала! – закричал Бруно. – Пусть отец тоже идет. Ему надо знать, какие вещи творятся без его ведома в Сурумах…
Лавиза поняла, что раз уж Бруно так встревожен, значит произошло что-то чрезвычайное. Анна с Жаном в тот день копнили сено позднего укоса. Лавиза зашла за угол клети и позвала Анну.
Вся семья Пацеплисов собралась в комнате хозяина. Все смотрели на Бруно, а тот ходил из угла в угол и злыми глазами косился на Анну. Вдруг он остановился и крикнул:
– Красная! Ком-со-мол-ка!
– Что за комсомолка, Бруно? – спросил Антон Пацеплис. – Что случилось?
– Что случилось? – закричал Бруно. – В том-то и беда, что вы ничего не видите! У вас за спиной можно творить всякие безобразия: Анна вступила в комсомол! Понимаете ли вы, что это значит? Сегодня она вступает в комсомол, завтра – в партию, а послезавтра начнет помышлять о колхозе. А вы будете хлопать глазами и удивляться: глядите, какая у нас умница дочь…
Казалось, Лавиза вот-вот задохнется от злобы. Ее лицо посинело, глаза были готовы выскочить из орбит. Брызгая слюной, она закричала:
– Анька! Урод проклятый, правду говорит Бруно? Говори, подлюга!
– Да говори же… – повторил и Антон Пацеплис. – Ты и вправду это сделала? Завела дружбу с коммунистами?
Анна посмотрела на отца и тихо ответила:
– Да, отец, это верно. Я вступила в комсомол.
– О господи, господи! – визжала Лавиза. – Такой стыд, такой позор! Теперь эта красная слава прилипнет ко всей нашей семье! Антон, ты ей отец или нет? Как без твоего согласия дети творят такие вещи?
– Кто тебе позволил это сделать? – строго прозвучал голос хозяина Сурумов. – У кого ты спросила разрешение?
– Ни у кого, – ответила Анна. – Знала, что не разрешите, поэтому не спрашивала. В уставе комсомола не сказано, что при вступлении нужно разрешение родителей. Ведь вступила я, а не вы, и вам нечего волноваться.
– Дрянь… – проговорил Бруно. – Уже набралась всякого бесстыдства!
– Антон, неужели ты это так и оставишь? – закричала Лавиза. – Не покажешь свою отцовскую власть? Если ты скажешь «нет», Аньке придется выйти из комсомола. Может, тебе приятно, что дочка стала красной?
Антон Пацеплис побагровел и сердито посмотрел на Анну.
– Ты слышала? Сразу же, немедленно пойди и заяви, что ты выписываешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179