они считали это проявлением истинного мужества и молодечества.
Воспитанники училища всегда отмечали именины выпивкой: в одной из комнат интерната приготовляли стол с пивом, вином и закусками, и, когда учителя уходили, начинался пир. У некоторых старшеклассников уже были подруги среди дочек соседних хуторян, к которым они ходили по ночам на свидания, и порой рассказывали товарищам совершенно неслыханные вещи о благосклонности возлюбленных.
– Мы – будущие хозяева жизни! – хвалились «молодые волки». – Надо заранее учиться брать от жизни все, что можно. Надо наслаждаться – вот в чем главное.
Чувствуя за спиной коренастые фигуры отцов и их тугие кошельки, молодчики держались свободно и самоуверенно, не особенно церемонясь даже с учителями, которые все же были не одной с ними кости, не одной плоти. Случилось, что один из приедольских воспитанников, сын владельца крупного имения, пристал в пьяном виде к молодой жене учителя, о которой болтали, что она благоволит к ученикам старших классов. Парень действовал слишком опрометчиво и высказал свои предложения в присутствии госпожи директорши. Произошел скандал. Однако дело кончилось отеческим внушением в кабинете директора и формальным извинением перед оскорбленной дамой; из училища исключали только сыновей бедноты, а сынки состоятельных родителей могли позволить себе то, за что других сажали в тюрьму.
В таком окружении приходилось жить и учиться Айвару. И если он не испортился, то только благодаря Юрису Эмкалну, у которого в жизни были совсем иные цели и содержание и который сумел хоть отчасти привить свои идеалы Айвару.
– Труд – вот главное содержание человеческой жизни, – сказал как-то во время прогулки Эмкалн Айвару. – И нет более благородной цели, чем служить человечеству своей деятельностью и этим способствовать приходу лучшей жизни не только для себя, но и для всего общества.
– Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность исполнять все свои желания? – спросил его Айвар.
– Во-первых, я постарался бы познать мир и жизнь людей во всей ее многогранности, – ответил Эмкалн. – Много бы путешествовал, читал и постарался бы за самый короткий срок усвоить опыт и мудрость, накопленные человечеством, чтобы потом с большим успехом поработать в той области, которая была бы мне по душе и где я мог бы принести больше пользы обществу. А что бы ты, Айвар, стал делать, если бы у тебя была такая возможность?
– Я об этом не думал. Когда все возможно, трудно выбрать. А может, совсем и не стоит думать о таких вещах, когда знаешь, что они недостижимы.
– Например? – Эмкалн участливо посмотрел в глаза Айвару. – Чего бы ты хотел такого, что сейчас тебе кажется недостижимым?
– Я очень хотел бы повидать далекие земли, моря, но… мне придется жить в усадьбе отца, в Ургах. Я буду к ней привязан до конца жизни.
– А кто тебе мешает уйти, порвать эту связь?
– Долг, Юри. Меня ведь только потому воспитывают, посылают в училище, чтобы Урги не остались без хозяина.
– Я не завидую тебе, Айвар, – сказал Эмкалн, обхватив рукою плечи Айвара.
…Первый учебный год пролетел быстро. Летние каникулы Айвар провел в Ургах, а Эмкалн – в маленькой отцовской кузне, работая молотобойцем и помогая старому Эмкалну: нелегко было кузнецу обучать сына, когда дома были едоки, которые еще не могли помогать отцу.
В начале второго учебного года, когда приедольцы на очередном «завывании» выбирали «старого волка», Айвару предложили вступить в стаю «молодых волков», но он отказался: слишком дурацким казалось ему это паясничание, эта пародия на общественную деятельность. Звали его не очень настойчиво, потому что в училище хватало парней, желающих получить звание «молодого волка».
В эту зиму Айвар прочел множество книг. Вначале читал все, что попадалось под руку: под его подушкой произведения Виктора Гюго сменяли мрачные романы Достоевского; «Мистерии» и «Голод» Кнута Гамсуна Айвар прочел после романов Бальзака, их в свою очередь сменили «Война и мир» и «Крейцерова соната» Льва Толстого. Как-то Эмкалн достал сборник рассказов Максима Горького, и они так очаровали Айвара, что он не успокоился, пока не прочел все произведения Горького, какие только мог достать: «Старуха Изергиль», «Городок Окуров», «Мальва», «Дело Артамоновых». С этого времени Айвара уже не прельщали переводы французских салонных романов и стряпня доморощенных трубадуров, до хрипоты восхвалявших сына земгальского прасола и установленный им в Латвии режим. В начальной школе Айвар настолько усвоил русский язык, что мог с помощью словаря читать русских писателей в оригинале. Таким путем ему удалось познакомиться с «Петром I» Алексея Толстого и с нелепо сокращенным изданием «Тихого Дона» Шолохова. В голове Айвара все еще царил большой сумбур, но некоторые книги, беседы с Эмкалном о новой, строящейся в Советском Союзе жизни и несколько советских фильмов, которые ему удалось посмотреть в рижских и уездных кинотеатрах, сделали свое. Айвар уже перестал слепо верить всему, что старалась втемяшить латышскому народу продажная свора пропагандистов министерства общественных дел.
«Врет, негодяй… – думал он, когда кто-нибудь из учителей начинал горячо восхвалять «изобилие» ульманисовской Латвии и мрачно и враждебно, не жалея черной краски, рисовать жизнь в Советском Союзе. – Грязи и безобразий хватает и у нас, а в Советском Союзе достаточно найдется хорошего».
Но ложь еще не пробуждала в нем отвращения и гнева, Айвар думал о ней, добродушно усмехаясь, как о неловком ходе уличенного шулера.
Быстро пролетел и второй учебный год. Когда Айвар приехал домой на каникулы, он столкнулся с одним из проявлений несправедливости, при столкновении с которой честный человек должен возмутиться до глубины души.
5
Приехав в Урги и повидавшись с приемными родителями. Айвар пошел искать старого Лангстыня, но ни в мастерской, ни в саду его не было. Какой-то незнакомый мужчина, вдвое моложе Лангстыня, работал в саду, но Айвару не хотелось обращаться к нему с вопросами, поэтому он вернулся в свою комнатку и до вечера приводил в порядок вещи, книги и школьные тетради.
За ужином ему пришлось много рассказывать о школьной жизни, об учителях, одноклассниках, а потом, улучив момент, Айвар спросил:
– Куда девался Лангстынь?
Тауринь переглянулся с женой. Оба мешкали с ответом. Наконец Эрна, зевнув, сказала:
– Он больше у нас не живет… с прошлого Юрьева дня.
– На его место взяли того человека, которого я видел давеча в саду? – спросил Айвар.
– Ну конечно… – пробормотал Тауринь.
– А где сейчас Лангстынь? – не успокаивался Айвар. – Почему он оставил Урги?
– Так нужно было, – резко ответил Тауринь, и Айвар не осмелился больше задавать вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Воспитанники училища всегда отмечали именины выпивкой: в одной из комнат интерната приготовляли стол с пивом, вином и закусками, и, когда учителя уходили, начинался пир. У некоторых старшеклассников уже были подруги среди дочек соседних хуторян, к которым они ходили по ночам на свидания, и порой рассказывали товарищам совершенно неслыханные вещи о благосклонности возлюбленных.
– Мы – будущие хозяева жизни! – хвалились «молодые волки». – Надо заранее учиться брать от жизни все, что можно. Надо наслаждаться – вот в чем главное.
Чувствуя за спиной коренастые фигуры отцов и их тугие кошельки, молодчики держались свободно и самоуверенно, не особенно церемонясь даже с учителями, которые все же были не одной с ними кости, не одной плоти. Случилось, что один из приедольских воспитанников, сын владельца крупного имения, пристал в пьяном виде к молодой жене учителя, о которой болтали, что она благоволит к ученикам старших классов. Парень действовал слишком опрометчиво и высказал свои предложения в присутствии госпожи директорши. Произошел скандал. Однако дело кончилось отеческим внушением в кабинете директора и формальным извинением перед оскорбленной дамой; из училища исключали только сыновей бедноты, а сынки состоятельных родителей могли позволить себе то, за что других сажали в тюрьму.
В таком окружении приходилось жить и учиться Айвару. И если он не испортился, то только благодаря Юрису Эмкалну, у которого в жизни были совсем иные цели и содержание и который сумел хоть отчасти привить свои идеалы Айвару.
– Труд – вот главное содержание человеческой жизни, – сказал как-то во время прогулки Эмкалн Айвару. – И нет более благородной цели, чем служить человечеству своей деятельностью и этим способствовать приходу лучшей жизни не только для себя, но и для всего общества.
– Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность исполнять все свои желания? – спросил его Айвар.
– Во-первых, я постарался бы познать мир и жизнь людей во всей ее многогранности, – ответил Эмкалн. – Много бы путешествовал, читал и постарался бы за самый короткий срок усвоить опыт и мудрость, накопленные человечеством, чтобы потом с большим успехом поработать в той области, которая была бы мне по душе и где я мог бы принести больше пользы обществу. А что бы ты, Айвар, стал делать, если бы у тебя была такая возможность?
– Я об этом не думал. Когда все возможно, трудно выбрать. А может, совсем и не стоит думать о таких вещах, когда знаешь, что они недостижимы.
– Например? – Эмкалн участливо посмотрел в глаза Айвару. – Чего бы ты хотел такого, что сейчас тебе кажется недостижимым?
– Я очень хотел бы повидать далекие земли, моря, но… мне придется жить в усадьбе отца, в Ургах. Я буду к ней привязан до конца жизни.
– А кто тебе мешает уйти, порвать эту связь?
– Долг, Юри. Меня ведь только потому воспитывают, посылают в училище, чтобы Урги не остались без хозяина.
– Я не завидую тебе, Айвар, – сказал Эмкалн, обхватив рукою плечи Айвара.
…Первый учебный год пролетел быстро. Летние каникулы Айвар провел в Ургах, а Эмкалн – в маленькой отцовской кузне, работая молотобойцем и помогая старому Эмкалну: нелегко было кузнецу обучать сына, когда дома были едоки, которые еще не могли помогать отцу.
В начале второго учебного года, когда приедольцы на очередном «завывании» выбирали «старого волка», Айвару предложили вступить в стаю «молодых волков», но он отказался: слишком дурацким казалось ему это паясничание, эта пародия на общественную деятельность. Звали его не очень настойчиво, потому что в училище хватало парней, желающих получить звание «молодого волка».
В эту зиму Айвар прочел множество книг. Вначале читал все, что попадалось под руку: под его подушкой произведения Виктора Гюго сменяли мрачные романы Достоевского; «Мистерии» и «Голод» Кнута Гамсуна Айвар прочел после романов Бальзака, их в свою очередь сменили «Война и мир» и «Крейцерова соната» Льва Толстого. Как-то Эмкалн достал сборник рассказов Максима Горького, и они так очаровали Айвара, что он не успокоился, пока не прочел все произведения Горького, какие только мог достать: «Старуха Изергиль», «Городок Окуров», «Мальва», «Дело Артамоновых». С этого времени Айвара уже не прельщали переводы французских салонных романов и стряпня доморощенных трубадуров, до хрипоты восхвалявших сына земгальского прасола и установленный им в Латвии режим. В начальной школе Айвар настолько усвоил русский язык, что мог с помощью словаря читать русских писателей в оригинале. Таким путем ему удалось познакомиться с «Петром I» Алексея Толстого и с нелепо сокращенным изданием «Тихого Дона» Шолохова. В голове Айвара все еще царил большой сумбур, но некоторые книги, беседы с Эмкалном о новой, строящейся в Советском Союзе жизни и несколько советских фильмов, которые ему удалось посмотреть в рижских и уездных кинотеатрах, сделали свое. Айвар уже перестал слепо верить всему, что старалась втемяшить латышскому народу продажная свора пропагандистов министерства общественных дел.
«Врет, негодяй… – думал он, когда кто-нибудь из учителей начинал горячо восхвалять «изобилие» ульманисовской Латвии и мрачно и враждебно, не жалея черной краски, рисовать жизнь в Советском Союзе. – Грязи и безобразий хватает и у нас, а в Советском Союзе достаточно найдется хорошего».
Но ложь еще не пробуждала в нем отвращения и гнева, Айвар думал о ней, добродушно усмехаясь, как о неловком ходе уличенного шулера.
Быстро пролетел и второй учебный год. Когда Айвар приехал домой на каникулы, он столкнулся с одним из проявлений несправедливости, при столкновении с которой честный человек должен возмутиться до глубины души.
5
Приехав в Урги и повидавшись с приемными родителями. Айвар пошел искать старого Лангстыня, но ни в мастерской, ни в саду его не было. Какой-то незнакомый мужчина, вдвое моложе Лангстыня, работал в саду, но Айвару не хотелось обращаться к нему с вопросами, поэтому он вернулся в свою комнатку и до вечера приводил в порядок вещи, книги и школьные тетради.
За ужином ему пришлось много рассказывать о школьной жизни, об учителях, одноклассниках, а потом, улучив момент, Айвар спросил:
– Куда девался Лангстынь?
Тауринь переглянулся с женой. Оба мешкали с ответом. Наконец Эрна, зевнув, сказала:
– Он больше у нас не живет… с прошлого Юрьева дня.
– На его место взяли того человека, которого я видел давеча в саду? – спросил Айвар.
– Ну конечно… – пробормотал Тауринь.
– А где сейчас Лангстынь? – не успокаивался Айвар. – Почему он оставил Урги?
– Так нужно было, – резко ответил Тауринь, и Айвар не осмелился больше задавать вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179