Или…
– Я понял вас! – вскочил Сичкин, начальник местного угро. – Изучить окружение Ивана Кузьмича и…
– Спокойно, друзья! – Зытин опустился на стул. – Спокойно! Отправная точка найдена. Итак… Берем у прокурора разрешение на прослушивание телефона. Второе. На телефонной станции должны быть сведения, с какими городами говорил абонент. Кстати, почему мы не проверили: был ли разговор с Одессой?
– Третье! – Ухтомский почувствовал, как слетает с души пелена равнодушия, появляется острый азарт. – Комитет госбезопасности я возьму на себя.
– Комитет? – Даже Зытин с любопытством посмотрел на полковника, которого в душе считал бездарью, выскочкой. Зачем увязался за ним в поездку? Славы захотелось, покрасоваться перед провинциальной милицией?
– Друзья мои! – оживился Ухтомский, его зеленоватые глаза странно блеснули. Пожалел, что раньше времени упомянул про свои замыслы, пришлось выкручиваться. – Кто, как не КГБ, знает своих бывших и перспективных «клиентов»?
– Вы меня, конечно, извините, товарищ, – замялся широкоскулый начальник угро Сичкин, – мы тут, глухая провинция, ваших хитроумных штучек не понимаем, но с какой стати тут КГБ? С какой стати политика? Убийство-то заурядное.
– Чем черт не шутит, когда бог спит! – ушел от прямого ответа Ухтомский, стараясь изобразить на лице извиняющуюся улыбку.
Разузнав о месте проживания пенсионера Ивана Кузьмича, полковник Ухтомский трижды обошел вокруг старинного двухэтажного дома предвоенной постройки, заглянул на лестницу, на чердак, заваленный всяким старьем, снова вышел на улицу. Сидя на садовой скамейке, понаблюдал за окном квартиры пенсионера. Точно рассчитал его расположение по отношению к чердачному окну. В предзимнюю пору темнело быстро, особенно тут, на севере. Улица была пустынна. Автомашины проезжали редко, выхватывая светом фар из темноты деревянный дом, который, казалось, сгорбился от старости. Затем, выбрав момент, он пробрался на чердак, выглянул в оконце, которое пришлось почти что над окном квартиры Ивана Кузьмича, вытянул руку с пистолетом и бесшумно выстрелил, вбив прямо над ним так называемый микрофон-костыль направленного действия. Этот микрофон был рассчитан на три часа приема и записи, после чего превращался в жевательную резинку, засыхал и вскоре отпадал.
На улице все по-прежнему было спокойно. Лишь гнусаво пел где-то неподалеку пьяный. Ухтомский осторожно вставил в уши спецнакладки и стал медленно прохаживаться по улице. Слышимость была поразительной. В комнате кто-то кашляя, стучал тарелками, видимо, из второй комнаты доносился звук телевизионной передачи, шла стрельба, крики. Ничего особенного. Вскоре Ухтомский услышал молодой голос:
– Дед, ты почему меня в пять не разбудил?
– Больно сладко ты спал! Жаль было.
– Давай поесть! Опаздываю!
– Сейчас, сейчас! – брюзжа, ответил, видимо, Иван Кузьмич, и снова зазвенели тарелки.
Накрывая на стол, старик что-то тихо насвистывал. Ухтомский вряд ли обратил бы внимание на эту деталь, если бы не тот, молодой:
– Дед, хватит тебе свистеть в квартире! Худая примета!
– А я, племянничек, в приметы не верю! – И, словно нарочно, старик стал выводить трели далеко не соловьиные.
Мелодия показалась Ухтомскому знакомой. Потом племянник звонил кому-то по телефону. Разговор происходил самый безобидный:
– Почему-то для меня никогда нет, а для остальных всегда в запасе… – И далее все в том же духе.
Вскоре Ухтомский, заметив, как в одной из комнат погас свет, укрылся за рекламной будкой, проводил взглядом коренастую фигуру племянника. В наушниках теперь полностью царствовал телевизор. Наверное, Иван Кузьмич смотрел кино. Ухтомский, понимая, что вечер безвозвратно потерян, вынул из ушей устройство, пошел побродить по вечернему городу Смотрел по сторонам, дивясь увиденному, словно предстал пред глазами древний град Китеж – баба прошла с коромыслом, несла два полных ведра, полузамерзшие лужи, справа и слева высились две полуразрушенные церквушки, видимо, по привычке используемые под склады. Казалось, шел он бездумно, просто совершал вечерний моцион перед сном, но тренированный мозг продолжал работу. Зацепиться было не за что. Абсолютно. Ухтомский приостановился перед дверью плохо освещенной гостиницы, и вдруг что-то его насторожило. Свист в квартире! Странная, не русская привычка! И мотив. Где-то он уже слышал такой мотивчик. Давным-давно. «Ну и что? – укорил себя Ухтомский. – Мне-то какое дело до свиста? Даже художественный свист к делу отношения не имеет» Он стал медленно подниматься по скрипучей лестнице. Мелодия звучала в ушах все отчетливее. Ухтомский снова вышел на улицу, втиснул в уши приемное устройство, еще раз прослушал запись. До боли знакомое. Но что? Полковника просто распирало любопытство Неожиданно Ухтомскому показалось, что его с размаху ударили по виску «Неужели? Да такого просто не может быть!» Натренированная память быстро отыскала в. тайниках мозга источник мелодии Уму непостижимо, но старик, ветеран войны, насвистывал мелодию французских фашистов, коллаборационистов из Виши! Да, сомнений не оставалось. Если бы Ухтомский не знал французского, не жил столько лет в этой стране, он бы никогда не догадался, какой мотив насвистывал старик Потрясенный, он некоторое время раздумывал что дальше делать? Сообщать ли о своем открытии подполковнику Зытину?
Через пятнадцать минут он вошел в здание городского комитета государственной безопасности, предъявил дежурному офицеру служебное удостоверение и попросил срочно вызвать из дома начальника.
* * *
Петра Кирыча буквально распирало от гордости и радости Накануне отъезда из Старососненска в Москву он позвонил дяде, робея, попросил заказать номер в гостинице «Россия», где всегда останавливался. Ему и без дяди-министра бронировали обычно люксы, но в столице проходил Международный конгресс миролюбивых сил Дядя узнал номер поезда и обещал помочь.
Чудеса начались уже на старососненском вокзале Едва он подошел к своему вагону, как его окликнул начальник железнодорожной милиции. Этого полковника Петр Кирыч видел раза три на совещаниях в управлении, на городской сессии. Словом, знакомство было шапочным. Однако полковник, вежливо взяв его за локоток, басовито проговорил:
– Петр Кирыч, прошу вас проследовать за мной! – Это было сказано полушутливым тоном, и Щелочихин едва не выругался: до отхода поезда оставалось минут семь, а тут какие-то разговоры.
Они подошли к мягкому вагону. Проводник с широкой дежурной улыбкой встретил их как дорогих гостей и без лишних разговоров проводил в первое купе.
– Что же дальше? – поинтересовался Петр Кирыч, подумав о том, что полковник тоже едет с ним, однако у начальника милиции с собой не было даже портфеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Я понял вас! – вскочил Сичкин, начальник местного угро. – Изучить окружение Ивана Кузьмича и…
– Спокойно, друзья! – Зытин опустился на стул. – Спокойно! Отправная точка найдена. Итак… Берем у прокурора разрешение на прослушивание телефона. Второе. На телефонной станции должны быть сведения, с какими городами говорил абонент. Кстати, почему мы не проверили: был ли разговор с Одессой?
– Третье! – Ухтомский почувствовал, как слетает с души пелена равнодушия, появляется острый азарт. – Комитет госбезопасности я возьму на себя.
– Комитет? – Даже Зытин с любопытством посмотрел на полковника, которого в душе считал бездарью, выскочкой. Зачем увязался за ним в поездку? Славы захотелось, покрасоваться перед провинциальной милицией?
– Друзья мои! – оживился Ухтомский, его зеленоватые глаза странно блеснули. Пожалел, что раньше времени упомянул про свои замыслы, пришлось выкручиваться. – Кто, как не КГБ, знает своих бывших и перспективных «клиентов»?
– Вы меня, конечно, извините, товарищ, – замялся широкоскулый начальник угро Сичкин, – мы тут, глухая провинция, ваших хитроумных штучек не понимаем, но с какой стати тут КГБ? С какой стати политика? Убийство-то заурядное.
– Чем черт не шутит, когда бог спит! – ушел от прямого ответа Ухтомский, стараясь изобразить на лице извиняющуюся улыбку.
Разузнав о месте проживания пенсионера Ивана Кузьмича, полковник Ухтомский трижды обошел вокруг старинного двухэтажного дома предвоенной постройки, заглянул на лестницу, на чердак, заваленный всяким старьем, снова вышел на улицу. Сидя на садовой скамейке, понаблюдал за окном квартиры пенсионера. Точно рассчитал его расположение по отношению к чердачному окну. В предзимнюю пору темнело быстро, особенно тут, на севере. Улица была пустынна. Автомашины проезжали редко, выхватывая светом фар из темноты деревянный дом, который, казалось, сгорбился от старости. Затем, выбрав момент, он пробрался на чердак, выглянул в оконце, которое пришлось почти что над окном квартиры Ивана Кузьмича, вытянул руку с пистолетом и бесшумно выстрелил, вбив прямо над ним так называемый микрофон-костыль направленного действия. Этот микрофон был рассчитан на три часа приема и записи, после чего превращался в жевательную резинку, засыхал и вскоре отпадал.
На улице все по-прежнему было спокойно. Лишь гнусаво пел где-то неподалеку пьяный. Ухтомский осторожно вставил в уши спецнакладки и стал медленно прохаживаться по улице. Слышимость была поразительной. В комнате кто-то кашляя, стучал тарелками, видимо, из второй комнаты доносился звук телевизионной передачи, шла стрельба, крики. Ничего особенного. Вскоре Ухтомский услышал молодой голос:
– Дед, ты почему меня в пять не разбудил?
– Больно сладко ты спал! Жаль было.
– Давай поесть! Опаздываю!
– Сейчас, сейчас! – брюзжа, ответил, видимо, Иван Кузьмич, и снова зазвенели тарелки.
Накрывая на стол, старик что-то тихо насвистывал. Ухтомский вряд ли обратил бы внимание на эту деталь, если бы не тот, молодой:
– Дед, хватит тебе свистеть в квартире! Худая примета!
– А я, племянничек, в приметы не верю! – И, словно нарочно, старик стал выводить трели далеко не соловьиные.
Мелодия показалась Ухтомскому знакомой. Потом племянник звонил кому-то по телефону. Разговор происходил самый безобидный:
– Почему-то для меня никогда нет, а для остальных всегда в запасе… – И далее все в том же духе.
Вскоре Ухтомский, заметив, как в одной из комнат погас свет, укрылся за рекламной будкой, проводил взглядом коренастую фигуру племянника. В наушниках теперь полностью царствовал телевизор. Наверное, Иван Кузьмич смотрел кино. Ухтомский, понимая, что вечер безвозвратно потерян, вынул из ушей устройство, пошел побродить по вечернему городу Смотрел по сторонам, дивясь увиденному, словно предстал пред глазами древний град Китеж – баба прошла с коромыслом, несла два полных ведра, полузамерзшие лужи, справа и слева высились две полуразрушенные церквушки, видимо, по привычке используемые под склады. Казалось, шел он бездумно, просто совершал вечерний моцион перед сном, но тренированный мозг продолжал работу. Зацепиться было не за что. Абсолютно. Ухтомский приостановился перед дверью плохо освещенной гостиницы, и вдруг что-то его насторожило. Свист в квартире! Странная, не русская привычка! И мотив. Где-то он уже слышал такой мотивчик. Давным-давно. «Ну и что? – укорил себя Ухтомский. – Мне-то какое дело до свиста? Даже художественный свист к делу отношения не имеет» Он стал медленно подниматься по скрипучей лестнице. Мелодия звучала в ушах все отчетливее. Ухтомский снова вышел на улицу, втиснул в уши приемное устройство, еще раз прослушал запись. До боли знакомое. Но что? Полковника просто распирало любопытство Неожиданно Ухтомскому показалось, что его с размаху ударили по виску «Неужели? Да такого просто не может быть!» Натренированная память быстро отыскала в. тайниках мозга источник мелодии Уму непостижимо, но старик, ветеран войны, насвистывал мелодию французских фашистов, коллаборационистов из Виши! Да, сомнений не оставалось. Если бы Ухтомский не знал французского, не жил столько лет в этой стране, он бы никогда не догадался, какой мотив насвистывал старик Потрясенный, он некоторое время раздумывал что дальше делать? Сообщать ли о своем открытии подполковнику Зытину?
Через пятнадцать минут он вошел в здание городского комитета государственной безопасности, предъявил дежурному офицеру служебное удостоверение и попросил срочно вызвать из дома начальника.
* * *
Петра Кирыча буквально распирало от гордости и радости Накануне отъезда из Старососненска в Москву он позвонил дяде, робея, попросил заказать номер в гостинице «Россия», где всегда останавливался. Ему и без дяди-министра бронировали обычно люксы, но в столице проходил Международный конгресс миролюбивых сил Дядя узнал номер поезда и обещал помочь.
Чудеса начались уже на старососненском вокзале Едва он подошел к своему вагону, как его окликнул начальник железнодорожной милиции. Этого полковника Петр Кирыч видел раза три на совещаниях в управлении, на городской сессии. Словом, знакомство было шапочным. Однако полковник, вежливо взяв его за локоток, басовито проговорил:
– Петр Кирыч, прошу вас проследовать за мной! – Это было сказано полушутливым тоном, и Щелочихин едва не выругался: до отхода поезда оставалось минут семь, а тут какие-то разговоры.
Они подошли к мягкому вагону. Проводник с широкой дежурной улыбкой встретил их как дорогих гостей и без лишних разговоров проводил в первое купе.
– Что же дальше? – поинтересовался Петр Кирыч, подумав о том, что полковник тоже едет с ним, однако у начальника милиции с собой не было даже портфеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96