Конечно, таиться гостям было не с руки, собрались все свои, задушевные, связанные не только многолетней дружбой, но и обязанные и переобязанные друг другу на веки вечные, и все же дразнить судьбу не имело смысла. Полковник Ачкасов строго наказал личному шоферу оставаться в машине, никого к дому Щелочихина не подпускать.
Нина Александровна – именинница, словно фея, и впрямь сегодня не ходила, а плавала вокруг праздничного стола, самолично подкладывала закуску в тарелки гостей, меняла салфетки. За ней, шаг в шаг, следовал молчаливый Хуан – «великий немой», как шутя называл его Разинков. Хуан взял на себя заботу о бокалах и рюмках, вовремя подливал виски, коньяк и бренди, тотчас убирал бутылки с глаз долой.
Провозгласили пяток тостов во здравие именинницы, обменялись мнениями о мировых проблемах. Нина включила свою безотказную «машину» – японский магнитофон «Панасоник», очередной подарок Петра Кирыча. Начались танцы на открытом воздухе. Каждый из гостей по очереди приглашал на тур вальса очаровательную именинницу. После чего выпили еще по рюмке, приободрились, веселой гурьбой двинулись к речке.
Вода в Матыре оказалась по зубам лишь здоровяку Разинкову. Остальные поплескались в протоке, дружно вернулись в сад, заняли места за столом, который, как по мановению волшебной палочки, успел полностью преобразиться: в блюдах – жареная индейка, разная зелень. Стало темнеть, и Нина зажгла свечи.
Первым заговорил о житье-бытье Разинков. Он почти «набрал», как любил повторять, наркомовскую норму. Обычно, прекращая пить, начинал говорить без умолку. Гости сегодня не противились. Обстановка располагала к беседе. Что там лукавить, каждый из них, отправляясь в гости к Щелочихину, отчетливо понимал: именины – хороший повод, чтобы вдали от посторонних глаз и ушей, в своем кругу развеять смутную тревогу». Над их головами по-прежнему безмятежно сияло еще незамутненное небо, но мощный антициклон бродил совсем рядом. После смерти Генерального секретаря, большого добряка и жизнелюба, у руля государства встал человек, чье имя внушало им серьезные опасения. В нем было много настораживающего: слишком широко образован, трезво мыслит. Правда, развернуться пока не успел, мешает серьезная болезнь, но ветер перемен уже где-то совсем рядом. Почти ежедневно сообщается об освобождении с высоких постов очень «больших» людей, чьи авторитеты казались незыблемыми. Только уж слишком наивных могли ввести в заблуждение формулировки: «в связи с уходом на пенсию», «по состоянию здоровья».
– Ну Шляпников, ну мудрец! – Разников всплеснул руками. – Слыхали, отколол номер? – Все гости прекратили жевать. Конечно, знали, генеральный директор Заречного комбината сделал неожиданный финт: подал заявление министру с просьбой освободить от занимаемой должности. Все это было удивительно еще и потому, что комбинат, в очередной раз, завоевал переходящее Красное знамя, лично Шляпникову вручили еще один орден, вознесли на гребень славы, а он… Свое решение сформулировал оригинально: «Новое время предполагает качественный скачок, я уже галопом проскакал свою дистанцию, даже чуток чужой прихватил. Все, распрягаю коня. Лучше, чем вчера, работать не смогу, хуже – не имею права».
– Не верю я шефу, не верю! – вновь загремел Разинков. – Что-то он знает такое, о чем мы с вами и не догадываемся. Хочет целым и невредимым уйти с поля битвы, а может, нас под удар подставить.
– Какой удар? О чем это вы? – вмешался прокурор. Он явно пытался свести слишком опасный разговор к чепухе. Желаете, анекдотический случай расскажу?
– Из уголовной практики? – встрепенулся Петр Кирыч.
– На последнем совещании мой коллега из одной среднеазиатской республики на полном серьезе говорил с трибуны, что у них орденоносцев больше, чем в двух соседних республиках, а писателей – столько, сколько во Франции и Англии, вместе взятых. Потом, увлекшись, выдал такую фразу: «По количеству безлюдных горных вершин и троп мы уже опередили Швейцарию и Монако». Не смешно? – оглядел собеседников, затеребил клинышек бородки.
– Давай потолкуем о Шляпникове, – предложил хозяин. Петр Кирыч отлично понимал: Разинков подбросил дровишек в костер не зря. – Может, дальновиднее нас оказался?
– Дальновиднее? Ха-ха-ха! Да он просто имеет «волосатую руку» в самых верхних эшелонах. – Разинков четверть века знал Шляпникова, считал его своим «крестным отцом» в металлургии, был многим ему обязан. Наверное, он мог бы и помолчать, но сегодня горела душа, не мог вином залить тревоги, страстно хотелось разобраться: что вокруг происходит? Откуда зарождаются циклон, смерч, тайфун? Как от них уберечься? Слишком много зарубок сделал черт на его душе, слишком велик был страх перед возмездием, которое могло наступить. – Не верю я ни единому слову Шляпникова! – Разинкова уже понесло. Положил на стол огромный кулак: его наиболее убедительный аргумент в любом споре. – Мужик он на редкость умный, удачливый. И воз в гору лихо тянул. Имел добрых пристяжных. Да и груз был всегда посильным. – Разинков вдруг вспомнил недавнее время: в его приемной часами сидели «толкачи» с туго набитыми портфелями, сумками, даже чемоданами. Ждали, когда он примет, наложит резолюцию на заявление о выдаче металла. Так давно заведено: фонды фондами, нормы нормами, но положенный металл «толкачам» следовало «выбивать», привозя дань. Любой, уходя из кабинета, оставлял содержимое сумок и портфелей. В иной день «дань» не умещалась в шкафу, и шофер перевозил на квартиру канистры спирта, коробки конфет, дорогих духов, кожаные пиджаки, наборы коньяков. Иногда раздавал дефицитные вещи секретарше, помощнику, шоферу. Квартира уже превратилась в универсам. С ужасом подумал: «Неужто такой лафе придет конец?».
– Ну, что замолчал? – подтолкнул Петр Кирыч.
– Убейте меня, не пойму, что заставило старика сделать ход конем? В итоге имя его вновь на щите, на устах у людей, мол, какой принципиальный. А комбинат расхлебывай, выполняй то, что он перед уходом насулил правительству.
– Расхлебывать? За краснознаменный, трижды орденоносный? – криво усмехнулся Ачкасов. – Ты вот в милиции поработал бы, глянул бы хоть одним глазком на сей паноптикум. В органах нынче жулья, пожалуй, не меньше, чем на «гражданке». Недаром по решению ЦК создана тайная контрольная комиссия из чекистов, корчевать предателей будут. – Ачкасов любил на людях выдавать себя за «чистого», слыл среди высоких чинов правдолюбом, был весьма осторожен. Правда, никто не знал, что ежегодно он принимал крупные подношения от одного «черного», да и то через подставного человечка, которому однажды помог ускользнуть от суда, возможно, и от петли. – Думаете, други, почему нынче стало трудно поступить на работу в органы милиции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96