И чтобы избежать дальнейших
расспросов, тотчас же удалился.
Вбежал мальчик, посланный за Вшебором, которого князь приказал
привести к себе.
Горница князя, куда ввели Вшебора, была убрана по образцу Мешкова
двора, - с видимым желанием произвести впечатление богатства и пышности.
Маслав нагромоздил в ней огромное количество всякой посуды, ковров и
материй, как бы умышленно выставляя их напоказ.
Вшебор, войдя, застал его лежащим на кровати; увидев его, князь
быстро поднялся и сел.
Лицо его странно изменилось. Румянец сошел с него, губы посинели,
глаза сверкали диким огнем, морщины сдержанного гнева избороздили щеки и
лоб. Он всматривался в лицо Вшебора, как бы желая узнать по его выражению,
с чем он пришел.
- Видели, - заговорил он, - как мне испортили праздник! Эта глупая
челядь! У дверей не было стражи!
Вшебор молчал.
- Сумасшедшая старая ведьма! - продолжал Маслав. - Только из жалости
приютил ее. На нее иногда что-то находит, духи ее мучают, и тогда она сама
не знает, что делает и что плетет.
Он встал и, опустив голову, заходил по горнице.
- Я уж давно приказал держать ее взаперти!
Он, видимо, был разгневан и с трудом сдерживал себя, потом, как бы
сделав над собой усилие, подошел к нему с просветленным лицом, на котором
еще ясно видны были следы плохо скрытого волнения.
- Вот ты видишь, шлют ко мне послов и просят вступить с ними в союз
те самые, с которыми не мог справиться Болеслав! Стоит им кликнуть клич, и
поднимутся тысячи мне на помощь, а я выгоню немцев.
Вдруг голос его дрогнул, словно он что-то вспомнил, и он прибавил:
- Если захочу срубить кому-нибудь голову или повесить, из-за стола
прямо отдам палачу, виновных могу строго наказать. Что захочу, то могу.
Вшебор все молчал и слушал. Тогда Маслав спросил настойчиво:
- Ну, что же вы скажете?
- Присматриваюсь и дивлюсь вашей силе, - отозвался Долива. - Всюду
виден у вас достаток. Могу вас поздравить.
- Может быть, ты думаешь, - живо спросил Маслав, - что я не имел на
это права? Ты слышал басни, которые рассказывали при дворе? Все это одна
ложь и клевета, во мне течет кровь старых мазурских князей. Как у Лешков,
так и у нас Пясты украли наследство, а мы теперь отберем его у них. Моя
кровь стоит Пястовской.
Проговорив это, он опустился на сиденье, покрытое шкурой, перед огнем
и в задумчивости облокотился на руку.
- Пясты не вернутся уж никогда, - заговорил он, как будто сам с
собой. - Казимир не захочет подставлять свой лоб, и никто ему не
поможет... А с чехами...
- Что же вы думаете начать с чехами? - спросил Вшебор, вынужденный
так или иначе поддерживать разговор.
- Против чехов направлю пруссаков и мазуров, а в конце концов
поделюсь с ними.
- Бржетислав не захочет делиться.
- Захочет! - возразил Маслав. - Я дам ему Силезию, пусть уж возьмет и
Краков, и вместе пойдем на императора.
Все это, высказанное отрывочными фразами, походило скорее на
горячечные фантазии, чем было ответом на вопрос: казалось, он себе самому
бросал эти мысли в ответ на рождавшиеся в нем сомнения, надеясь отогнать
их.
- Я объявлю себя королем, - продолжал он. - Рыкса увезла с собою все
короны, но я в тех и не нуждаюсь, пусть император хранит их у себя. Мне
выкуют новую, - еще дороже и красивее. И не ксендз наденет мне ее на
голову, а я сам! Я сам!
Он засмеялся, блеснув глазами, но вдруг оглянулся тревожно и
нахмурился. Откуда-то издалека долетел заглушенный крик.
Маслав вздрогнул и прислушался: все было тихо; он вздохнул свободнее.
Мысль его продолжала свою работу.
- Если бы даже чехи и немцы оттягали у меня все земли за Вислой,
здесь я останусь паном. Отсюда меня никто не прогонит, я здесь - дома. Тут
и пруссаки, которые идет со мною рука об руку. На собственных кучах мы
сильны.
- Почему же бы мне не жениться на девке прусского кунигаса? Разве он
отказал бы мне? Даст за ней в придачу землю, все, как следует. Мы будем
везде поддерживать старую веру! Говорят: крещенная Русь, крещенная Польша,
крещенная Чехия! Ложь все это! Окрестили их под страхом и угрозой. Народ
будет с нами, потому что мы отдадим им старых богов. Разрушим костелы, а
монахов прогоним.
Вдали послышался слабый крик, - и все снова стихло.
Маслав побледнел, оглянулся осоловевшими глазами и умолк.
Вшебор тоже не посмел заговорить или спросить его.
Вдруг князь обратился к нему.
- Ведь ты - христианин? - дрожащим голосом спросил он.
- Да, я христианин, - сказал Долива, - и вам это хорошо известно,
потому что и вы вместе со мною ходили в костел и к исповеди.
- Правда, - прибавил он, - на свете еще много не крещенных людей, да
и таких, которые, окрестившись, все еще тайно держатся старой веры - тоже,
должно быть, не мало, но и христиан ведь множество, а там, где надо
постоять за веру и крест, - все пойдут вместе.
- И много у них хорошего оружия, - вырвалось у задумавшегося Маслава.
- У нас рук-то хватит, но не хватит мечей.
Он потер лоб, как бы стараясь стереть с него назойливую мысль и,
понурив голову, сказал:
- Они умеют делать чудеса!
- Христиане? - спросил Вшебор.
- Нет, их черные монахи, - таинственно шептал Маслав. - Как они это
делают? Никто не знает. Никого не щадили, всех приказано было убивать, и
мало кто из них уцелел. Что это, колдовство?
Маслав содрогнулся, словно охваченный внутренней тревогой.
- Все это россказни глупых людей, - шепнул он, прерывая себя самого.
- Басни, для запугивания людей, - ложь и клевета.
Он взглянул на Вшебора и, подойдя к нему, взялся за конец золотой
цепи, спускавшейся к нему на грудь.
- Ты поступай, как знаешь, только будь мне верен, - сказал он, - а
своим христианством не хвались. Мы здесь не хотим знать этой веры! А
завтра, - прибавил он, - выбери мне людей, молодец к молодцу и вели выдать
им всем одинаковую одежду, чтобы у меня была, как пристало князю, своя
дружина. Ты будешь начальником ее и охмистром при моем дворе. Понял?
Вшебор молча поклонился и вышел.
5
Очутившись один в сенях, Долива горько усмехнулся сам над собой. Вот
чего он дожидался! Быть слугой и охмистром холопского сына, которого он
помнил мальчишкой для услуг при княжеском дворе. Все, что он видел здесь,
вызывало в нем гнев и возмещение, и он не рассчитывал остаться здесь
надолго, но все же надо было ко всему присмотреться, чтобы разузнать, в
каком положении было дело Маслава. Ему это было тяжело, он принужден был
притворяться, но, раз попав в это осиное гнездо, надо уж было держаться
смирно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
расспросов, тотчас же удалился.
Вбежал мальчик, посланный за Вшебором, которого князь приказал
привести к себе.
Горница князя, куда ввели Вшебора, была убрана по образцу Мешкова
двора, - с видимым желанием произвести впечатление богатства и пышности.
Маслав нагромоздил в ней огромное количество всякой посуды, ковров и
материй, как бы умышленно выставляя их напоказ.
Вшебор, войдя, застал его лежащим на кровати; увидев его, князь
быстро поднялся и сел.
Лицо его странно изменилось. Румянец сошел с него, губы посинели,
глаза сверкали диким огнем, морщины сдержанного гнева избороздили щеки и
лоб. Он всматривался в лицо Вшебора, как бы желая узнать по его выражению,
с чем он пришел.
- Видели, - заговорил он, - как мне испортили праздник! Эта глупая
челядь! У дверей не было стражи!
Вшебор молчал.
- Сумасшедшая старая ведьма! - продолжал Маслав. - Только из жалости
приютил ее. На нее иногда что-то находит, духи ее мучают, и тогда она сама
не знает, что делает и что плетет.
Он встал и, опустив голову, заходил по горнице.
- Я уж давно приказал держать ее взаперти!
Он, видимо, был разгневан и с трудом сдерживал себя, потом, как бы
сделав над собой усилие, подошел к нему с просветленным лицом, на котором
еще ясно видны были следы плохо скрытого волнения.
- Вот ты видишь, шлют ко мне послов и просят вступить с ними в союз
те самые, с которыми не мог справиться Болеслав! Стоит им кликнуть клич, и
поднимутся тысячи мне на помощь, а я выгоню немцев.
Вдруг голос его дрогнул, словно он что-то вспомнил, и он прибавил:
- Если захочу срубить кому-нибудь голову или повесить, из-за стола
прямо отдам палачу, виновных могу строго наказать. Что захочу, то могу.
Вшебор все молчал и слушал. Тогда Маслав спросил настойчиво:
- Ну, что же вы скажете?
- Присматриваюсь и дивлюсь вашей силе, - отозвался Долива. - Всюду
виден у вас достаток. Могу вас поздравить.
- Может быть, ты думаешь, - живо спросил Маслав, - что я не имел на
это права? Ты слышал басни, которые рассказывали при дворе? Все это одна
ложь и клевета, во мне течет кровь старых мазурских князей. Как у Лешков,
так и у нас Пясты украли наследство, а мы теперь отберем его у них. Моя
кровь стоит Пястовской.
Проговорив это, он опустился на сиденье, покрытое шкурой, перед огнем
и в задумчивости облокотился на руку.
- Пясты не вернутся уж никогда, - заговорил он, как будто сам с
собой. - Казимир не захочет подставлять свой лоб, и никто ему не
поможет... А с чехами...
- Что же вы думаете начать с чехами? - спросил Вшебор, вынужденный
так или иначе поддерживать разговор.
- Против чехов направлю пруссаков и мазуров, а в конце концов
поделюсь с ними.
- Бржетислав не захочет делиться.
- Захочет! - возразил Маслав. - Я дам ему Силезию, пусть уж возьмет и
Краков, и вместе пойдем на императора.
Все это, высказанное отрывочными фразами, походило скорее на
горячечные фантазии, чем было ответом на вопрос: казалось, он себе самому
бросал эти мысли в ответ на рождавшиеся в нем сомнения, надеясь отогнать
их.
- Я объявлю себя королем, - продолжал он. - Рыкса увезла с собою все
короны, но я в тех и не нуждаюсь, пусть император хранит их у себя. Мне
выкуют новую, - еще дороже и красивее. И не ксендз наденет мне ее на
голову, а я сам! Я сам!
Он засмеялся, блеснув глазами, но вдруг оглянулся тревожно и
нахмурился. Откуда-то издалека долетел заглушенный крик.
Маслав вздрогнул и прислушался: все было тихо; он вздохнул свободнее.
Мысль его продолжала свою работу.
- Если бы даже чехи и немцы оттягали у меня все земли за Вислой,
здесь я останусь паном. Отсюда меня никто не прогонит, я здесь - дома. Тут
и пруссаки, которые идет со мною рука об руку. На собственных кучах мы
сильны.
- Почему же бы мне не жениться на девке прусского кунигаса? Разве он
отказал бы мне? Даст за ней в придачу землю, все, как следует. Мы будем
везде поддерживать старую веру! Говорят: крещенная Русь, крещенная Польша,
крещенная Чехия! Ложь все это! Окрестили их под страхом и угрозой. Народ
будет с нами, потому что мы отдадим им старых богов. Разрушим костелы, а
монахов прогоним.
Вдали послышался слабый крик, - и все снова стихло.
Маслав побледнел, оглянулся осоловевшими глазами и умолк.
Вшебор тоже не посмел заговорить или спросить его.
Вдруг князь обратился к нему.
- Ведь ты - христианин? - дрожащим голосом спросил он.
- Да, я христианин, - сказал Долива, - и вам это хорошо известно,
потому что и вы вместе со мною ходили в костел и к исповеди.
- Правда, - прибавил он, - на свете еще много не крещенных людей, да
и таких, которые, окрестившись, все еще тайно держатся старой веры - тоже,
должно быть, не мало, но и христиан ведь множество, а там, где надо
постоять за веру и крест, - все пойдут вместе.
- И много у них хорошего оружия, - вырвалось у задумавшегося Маслава.
- У нас рук-то хватит, но не хватит мечей.
Он потер лоб, как бы стараясь стереть с него назойливую мысль и,
понурив голову, сказал:
- Они умеют делать чудеса!
- Христиане? - спросил Вшебор.
- Нет, их черные монахи, - таинственно шептал Маслав. - Как они это
делают? Никто не знает. Никого не щадили, всех приказано было убивать, и
мало кто из них уцелел. Что это, колдовство?
Маслав содрогнулся, словно охваченный внутренней тревогой.
- Все это россказни глупых людей, - шепнул он, прерывая себя самого.
- Басни, для запугивания людей, - ложь и клевета.
Он взглянул на Вшебора и, подойдя к нему, взялся за конец золотой
цепи, спускавшейся к нему на грудь.
- Ты поступай, как знаешь, только будь мне верен, - сказал он, - а
своим христианством не хвались. Мы здесь не хотим знать этой веры! А
завтра, - прибавил он, - выбери мне людей, молодец к молодцу и вели выдать
им всем одинаковую одежду, чтобы у меня была, как пристало князю, своя
дружина. Ты будешь начальником ее и охмистром при моем дворе. Понял?
Вшебор молча поклонился и вышел.
5
Очутившись один в сенях, Долива горько усмехнулся сам над собой. Вот
чего он дожидался! Быть слугой и охмистром холопского сына, которого он
помнил мальчишкой для услуг при княжеском дворе. Все, что он видел здесь,
вызывало в нем гнев и возмещение, и он не рассчитывал остаться здесь
надолго, но все же надо было ко всему присмотреться, чтобы разузнать, в
каком положении было дело Маслава. Ему это было тяжело, он принужден был
притворяться, но, раз попав в это осиное гнездо, надо уж было держаться
смирно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70