- Прежде чем мы решили заговорить, он сам начал речь о том, что мы
напрасно приехали к нему, так как он не может и не хочет ничего для нас
сделать...
- Милостивый государь, - возразил я. - А я крепко надеялся на Бога и
на вашу помощь. Для костела - потеряна страна, в которой процветало
христианство, а империя ничего не выиграла от того, что верх взяли
изменники, которые хотят освободиться из-под ее власти. Неужели же все эти
костелы, разрушенные язычниками, разграбленные сокровища и попранные права
жителей захваченных земель не вопиют к Богу о мщении? Если же ни римский
папа, и ни вы, милостивый государь, не вступитесь за нас, то весь наш край
погибнет, язычество займет его, а Рим и империя одинаково пострадают от
этого.
- Я говорил горячо, со слезами в голосе. Император призадумался.
- И с этой минуты все и определилось. На другой день я узнал от
самого Генриха, что он похлопочет перед папой об участи костелов, а
Казимиру, - если он задумает вернуться в Польшу, даст в помощь шестьсот
вооруженных воинов.
- Оттуда мы уже ехали успокоенные; нам осталось только найти короля.
- При дворе королевы Раксы тщательно скрывали место пребывания
Казимира. Известно было только то, что он обучается наукам среди духовных,
и что мать была бы очень склонна видеть его в монашеском одеянии. Пришлось
ездить из одного монастыря в другой, стучась в двери и просить
гостеприимства, как бедные странники. Из опасенья, чтобы от нас не скрыли
того, кого мы искали, мы даже не говорили, откуда и с какой целью
путешествуем, и боялись признаться, что едем от Гнезьна...
- Но в монастырях, когда мы упоминали о сыне Рыксы, - все молчали, не
желая или не умея ничего сказать о нем.
- Печально было это наше путешествие, когда мы, как бедные, покорные
сироты искали своего короля, который скрывался от нас.
- Но как же вы нашли его? - спросил Лясота.
- Как? Просто каким-то чудом! - вздохнув, отвечал Топор.
- Мы уж было совсем потеряли надежду. Но однажды вечером, когда мы
остановились на ночь в маленьком бенедиктинском монастыре сидели за столом
за общей трапезой, - один из странствующих монахов начал рассказывать о
богобоязненном юноше, который недавно только прибыл туда из Зальфельда и
прилежно занимался науками. А был он, как говорила молва, знатного, чуть
не королевского рода, - хотя имя его держали в строгой тайне.
Тут уж на нас снизошло как бы откровение Божье, и мы решили, что
рассказ этого монаха является для нас указанием с неба. На другой день,
никому ни слова не говоря, мы пустились в путь в указанный город и, после
долгих и утомительных скитаний по опасным дорогам постучались у дверей
монастыря при костеле св. Иакова.
Нас привели к настоятелю монастыря Альберту, который спросил нас о
цели путешествия, и когда мы сказали ему, что нас привело сюда желание
увидать лично святые места и поклониться им, - приказано было принять нас
в монастыре.
Когда мы въезжали во двор, некоторые из наших случайно встретились с
королевским слугой Грегором и узнали его; после этого мы уже были вполне
уверены, что найдем здесь и самого короля.
С бьющимися сердцами шли мы на трапезу в общую столовую. Уж много лет
многие из нас не видели Казимира, но все хорошо помнили черты его
юношеского лица, и когда он вошел в черной одежде и занял назначенное ему
место подле настоятеля, - все внутренности наши перевернулись. А сам
королевич, хоть уж конечно, не ждал, что мы искали его, и, может быть,
даже и лиц наших не помнил - все же, заметив нас издали, задвигался на
месте, словно что-то вспомнив. Но наше молчание успокоило его, и он
перестал обращать на нас внимание.
Когда трапеза окончилась, и была произведена благодарственная
молитва, Казимир поднялся и пошел вслед за другими. Но нами овладело
беспокойство, и нам уж трудно было оставаться в неизвестности; мы
заступили ему дорогу и пали перед ним на колени.
Он испугался и отступил, сложив руки и говоря:
- Что вам нужно от меня? Кто вы такие?
Монахи тотчас окружили его, словно собирались защищать от нас. Тогда,
целуя край его одежды, я решил заговорить, прося его смилостивиться и
спасти нас так, как будто через меня умоляла его вся наша страна:
- Государь наш милостивый! Смилуйся над нами! Тебя скрыли здесь от
нас, но мы и сюда пришли за тобой. Сжалься над опустевшим краем, в котором
ты родился, сжалься над разрушенными костелами, где находят себе приют
дикие звери, сжалься над рыцарством своим, осужденным на резню, над не
отомщенной кровью и слезами. Вернись к нам, умоляем тебя об этом, вернись
и царствуй над нами!
Слезы потекли из глаз королевича, и он сказал растроганным голосом:
- С вами случилось только то, что вы заслужили своей изменой мне и
матери моей. Вы сами изгнали от себя кровь ваших королей. Оставьте же меня
мирно окончить здесь мою жизнь. Я навсегда отказываюсь от земной короны,
чтобы приобрести в замет нее корону небесную. Хочу жить в тишине и служить
только Богу.
Но когда он отступил, как бы собираясь уходить, мы на коленях
поползли за ним и преградили ему дорогу.
- Если не нас, то хоть детей наших пожалей, спаси веру христианскую,
- вскричал я, - протягивая к нему руки. - Ту веру, которую привил нам
своей кровью твой дед и прадед, и которую ты должен беречь и охранять. Ты,
государь, рожден не для тишины монастыря, а для суда и расправы над нами,
для власти и для борьбы. К тебе протягивает руки несчастная страна -
спаси, мы гибнем без тебя!
- Спаси нас! - закричали за мной и все остальные, обнимая его ноги.
Рыданья прерывали наши речи, и с нами вместе плакал королевич и все
бывшие с ним монахи. Но на все наши мольбы Казимир повторял только одно:
- Я не могу идти с вами... Я исполняю приказание императора, волю
моей матери и мою собственную, принося мою жизнь в жертву Богу.
Но мы лежали у ног его и просили неотступно, так что он под конец
смягчился и стал колебаться в своем решении.
Потом мы проводили его до его жилища, которое находилось рядом с
монастырем, и он расспрашивал нас о Польше, о костелах и замках и о всех
наших несчастьях.
Он жил здесь, как духовное лицо, почти как монах, окруженный
небольшим двором, совершенно не соответствовавшим его княжескому сану, ел
за общей трапезой со всеми монахами и присутствовал на их общих молитвах.
Казалось, он не желал ничего другого и совершенно не стремился к власти.
- Милостивый государь! - говорили мы ему. - Мы приносим тебе не
золотую, но терновую корону, и ты должен принять ее во имя Христа, который
носил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70