С ним невозможно сравнить ни одного мужчину. Ни одного! Он – нечто особое. Я уж не говорю о том, что ему просто хочется… – она бросила испытующий взгляд на Ирину и затянулась папироской, – "отдаваться", ну, это у меня и с другими было. Некоторыми… – Загадочная улыбка скользнула по ее лицу.
Желтоватый дым медленно расползался по комнате. Ирина почувствовала, как стало гореть лицо. В горле слегка запершило.
– Он очень силен. Очень. – Дыхание Софи участилось. – Когда он… входил в меня, – она с силой ударила кулаком по диванной подушке, – тело его напрягалось все, от головы до пальцев ног. Он весь, понимаете, весь был как один огромный… – Поискала в воздухе подходящее слово и, не найдя, небрежно махнула рукой. – Ну, понятно… И все это – на ковре, у зеркала огромного, в самый пол. Мне даже казалось, что зеркало тоже участвовало в этом действе, посылая двойников, повторявших наши движения и удваивавших нашу страсть… – Софи затушила папиросу в хрустальной пепельнице и сладострастно потянулась. – Он словно накачивал меня своею силой, своими необычайными способностями, всем своим могуществом. И вот так, – она медленно провела пальцами по обнаженной шее и мечтательно улыбнулась, – более двух часов. Глаза прикроет, подышит – и снова за дело, со всей страстью. Он – совершенно особенный! Кабы вы знали, какие ощущения он дает…
Ирина почувствовала легкое головокружение. Не хватало воздуха. Пробормотав извинения, провожаемая недоуменными взглядами сестер, она выскочила из комнаты и, подбежав к окну в галерее, рванула на себя раму. Холодный воздух освежил лицо и прояснил голову. "Определенно в папиросках что-то не то. Не иначе травка какая примешана". Прикрыв окно, она вернулась в комнату.
Софи стояла перед сестрой с бокалом в руке. Леночка смотрела на нее с обожанием. Услышав шаги, они повернулись. Показалось, что в глазах Софи промелькнула снисходительная насмешка.
– А, Ирэн… Входи.
– Ирэн, ты пропустила самое интересное! Тут Софи еще такое рассказала… Не поверишь! – Леночка весело взглянула на сестру блестящими глазами. – Софи, повтори, пожалуйста! В двух словах!
– Оставь, Элен. – Софи скорчила гримасу. – Не могу же я все по два раза рассказывать. – Томно потянувшись, она направилась в сторону двери, плавно покачивая бедрами. – Пойду ванну приму. Хватит уж прислуге спать. Проветри, не забудь. А то отец опять меня воспитывать примется… – бросила она через плечо и вышла из комнаты.
Леночка усадила Ирину рядом на диван.
– Ты не представляешь! – громким шепотом проговорила она, наклонясь к ее уху. – Знаешь, что у Софи теперь там…ну, там…внутри?
– Ре-ребенок? – с сомнением в голосе спросила Ирина, мысленно прикидывая, может ли такое быть.
– Какой ребенок, о чем ты?! У нее… там… шарик.
– Какой еще шарик?
– Господи, обычный! То есть не обычный, конечно. Из камня. Обсидана. Кажется, так называется. Теперь шарик все время у нее там внутри будет. Ну, не все время, его и вынуть можно, но ОН сказал, что надо для тренировки наших женских мышц его удерживать там подольше. Потом такие ощущения получаются!.. – Леночка закатила глаза.
– Глупость какая! – смутилась Ирина.
– И ничего не глупость! ОН знает!
– Да кто он-то? – Ирина расстегнула верхнюю пуговицу платья.
– Как?! Ты не поняла? Распутин! Софи имела сношение с САМИМ Распутиным! Представляешь? Она у нас теперь как царица… Та ведь, ты знаешь, тоже с ним… В связи.
– Вранье все это! – нахмурилась Ирина.
– Какое еще вранье? Все об этом знают! Даже наши раненые из госпиталя говорят, что на фронте и то про это слышали! А в синематографе запретили давать фильму, где Государь возлагает на себя Георгиевский крест, знаешь, почему? Всякий раз, как это показывают, кто-то в зале непременно да и скажет из темноты: "Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием…"
– Лена! – Ирина решительно поднялась с дивана. – Как вы все можете это пересказывать и втаптывать в грязь самое святое! Я не могу, понимаешь, не могу слушать, когда унижают нашего Государя и Государыню. И как можно сейчас… именно сейчас… перед врагами внешними, внутренними, во время самой грозной войны, которую когда-либо вела Россия! Стыдно, право! Неужели ты не понимаешь, что это – стыдно?!
Леночка растерянно поднялась с дивана. Губы ее дрожали.
– Зря сердишься. Ты не веришь, а весь Петроград – верит! – Она перешла на повышенный тон. – Да из-за твоего любимого Государя рушится все, на чем держалась Россия! Ирэн! Неужели ты ничего не понимаешь? Страна гибнет из-за слабости одного мужа к одной жене! Это же ужасно!
Ирина поняла – в этом споре победителей не будет. Она грустно посмотрела на Леночку.
– Знаешь, Ленусь, ты не обижайся, я, пожалуй, домой поеду. Прости.
Ирина прошла в свою комнату и начала торопливо складывать вещи, запихивая их в саквояж, как попало. От неосторожного движения флакончик с духами, подаренный Ники, опрокинулся на платье, лежащее рядом. По комнате распространился весенний запах "флер д,оранж". "Господи, когда же вернется Ники?" – с тоской подумала она.
На крыльце возле пролетки, в пальто, наброшенном на плечи, со скорбным видом стояла Леночка. Пухлые губки ее были поджаты.
– Не обижайся! – Выдавила из себя улыбку Ирина. – Мне, право, было очень хорошо у вас. Спасибо. Просто мне хочется побыть одной. – Она уселась в пролетку, ожидая, пока извозчик закрепит ее саквояж.
– Надеюсь, мы с сестрой можем рассчитывать на твою порядочность? – холодно спросила Леночка, приподнимая воротник.
– На порядочность мою вы можете рассчитывать всегда, – вспыхнув, проговорила Ирина раздражающе спокойным голосом. – И не понимаю, как ты могла об этом подумать! Поехали же! Скорее! – приказала она извозчику, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Пролетка дернулась с места, отбросив ее на жесткую спинку сиденья…
* * *
До дома доехали быстро – улицы были пустынными. Извозчик донес саквояж до двери квартиры. Ирина вошла, с удовольствием вдохнув родной запах. Дома никого не было: у прислуги выходной, отец – в Москве на каком-то совещании. Сегодня она наконец-то сможет побыть одна. Глупо было столько времени провести в чужом доме. Глупость. Конечно, это была глупость. Она разобрала саквояж, умылась, надела белую шелковую сорочку и, сев у туалетного столика, принялась расчесывать волосы. О том, что произошло, не хотелось думать. Не покидало ощущение, будто ее всю – с головы до пят -окунули в грязь. "Но разве Леночка виновата в этом? – подумала Ирина. – Грязь сейчас повсюду. Скоро все просто захлебнутся ею. Забыв о чести, порядочности, совести, сладострастно лапают бывших идолов и кумиров, которым самозабвенно поклонялись, в сторону которых и посмотреть-то раньше боялись. Всеобщая вольница!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Желтоватый дым медленно расползался по комнате. Ирина почувствовала, как стало гореть лицо. В горле слегка запершило.
– Он очень силен. Очень. – Дыхание Софи участилось. – Когда он… входил в меня, – она с силой ударила кулаком по диванной подушке, – тело его напрягалось все, от головы до пальцев ног. Он весь, понимаете, весь был как один огромный… – Поискала в воздухе подходящее слово и, не найдя, небрежно махнула рукой. – Ну, понятно… И все это – на ковре, у зеркала огромного, в самый пол. Мне даже казалось, что зеркало тоже участвовало в этом действе, посылая двойников, повторявших наши движения и удваивавших нашу страсть… – Софи затушила папиросу в хрустальной пепельнице и сладострастно потянулась. – Он словно накачивал меня своею силой, своими необычайными способностями, всем своим могуществом. И вот так, – она медленно провела пальцами по обнаженной шее и мечтательно улыбнулась, – более двух часов. Глаза прикроет, подышит – и снова за дело, со всей страстью. Он – совершенно особенный! Кабы вы знали, какие ощущения он дает…
Ирина почувствовала легкое головокружение. Не хватало воздуха. Пробормотав извинения, провожаемая недоуменными взглядами сестер, она выскочила из комнаты и, подбежав к окну в галерее, рванула на себя раму. Холодный воздух освежил лицо и прояснил голову. "Определенно в папиросках что-то не то. Не иначе травка какая примешана". Прикрыв окно, она вернулась в комнату.
Софи стояла перед сестрой с бокалом в руке. Леночка смотрела на нее с обожанием. Услышав шаги, они повернулись. Показалось, что в глазах Софи промелькнула снисходительная насмешка.
– А, Ирэн… Входи.
– Ирэн, ты пропустила самое интересное! Тут Софи еще такое рассказала… Не поверишь! – Леночка весело взглянула на сестру блестящими глазами. – Софи, повтори, пожалуйста! В двух словах!
– Оставь, Элен. – Софи скорчила гримасу. – Не могу же я все по два раза рассказывать. – Томно потянувшись, она направилась в сторону двери, плавно покачивая бедрами. – Пойду ванну приму. Хватит уж прислуге спать. Проветри, не забудь. А то отец опять меня воспитывать примется… – бросила она через плечо и вышла из комнаты.
Леночка усадила Ирину рядом на диван.
– Ты не представляешь! – громким шепотом проговорила она, наклонясь к ее уху. – Знаешь, что у Софи теперь там…ну, там…внутри?
– Ре-ребенок? – с сомнением в голосе спросила Ирина, мысленно прикидывая, может ли такое быть.
– Какой ребенок, о чем ты?! У нее… там… шарик.
– Какой еще шарик?
– Господи, обычный! То есть не обычный, конечно. Из камня. Обсидана. Кажется, так называется. Теперь шарик все время у нее там внутри будет. Ну, не все время, его и вынуть можно, но ОН сказал, что надо для тренировки наших женских мышц его удерживать там подольше. Потом такие ощущения получаются!.. – Леночка закатила глаза.
– Глупость какая! – смутилась Ирина.
– И ничего не глупость! ОН знает!
– Да кто он-то? – Ирина расстегнула верхнюю пуговицу платья.
– Как?! Ты не поняла? Распутин! Софи имела сношение с САМИМ Распутиным! Представляешь? Она у нас теперь как царица… Та ведь, ты знаешь, тоже с ним… В связи.
– Вранье все это! – нахмурилась Ирина.
– Какое еще вранье? Все об этом знают! Даже наши раненые из госпиталя говорят, что на фронте и то про это слышали! А в синематографе запретили давать фильму, где Государь возлагает на себя Георгиевский крест, знаешь, почему? Всякий раз, как это показывают, кто-то в зале непременно да и скажет из темноты: "Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием…"
– Лена! – Ирина решительно поднялась с дивана. – Как вы все можете это пересказывать и втаптывать в грязь самое святое! Я не могу, понимаешь, не могу слушать, когда унижают нашего Государя и Государыню. И как можно сейчас… именно сейчас… перед врагами внешними, внутренними, во время самой грозной войны, которую когда-либо вела Россия! Стыдно, право! Неужели ты не понимаешь, что это – стыдно?!
Леночка растерянно поднялась с дивана. Губы ее дрожали.
– Зря сердишься. Ты не веришь, а весь Петроград – верит! – Она перешла на повышенный тон. – Да из-за твоего любимого Государя рушится все, на чем держалась Россия! Ирэн! Неужели ты ничего не понимаешь? Страна гибнет из-за слабости одного мужа к одной жене! Это же ужасно!
Ирина поняла – в этом споре победителей не будет. Она грустно посмотрела на Леночку.
– Знаешь, Ленусь, ты не обижайся, я, пожалуй, домой поеду. Прости.
Ирина прошла в свою комнату и начала торопливо складывать вещи, запихивая их в саквояж, как попало. От неосторожного движения флакончик с духами, подаренный Ники, опрокинулся на платье, лежащее рядом. По комнате распространился весенний запах "флер д,оранж". "Господи, когда же вернется Ники?" – с тоской подумала она.
На крыльце возле пролетки, в пальто, наброшенном на плечи, со скорбным видом стояла Леночка. Пухлые губки ее были поджаты.
– Не обижайся! – Выдавила из себя улыбку Ирина. – Мне, право, было очень хорошо у вас. Спасибо. Просто мне хочется побыть одной. – Она уселась в пролетку, ожидая, пока извозчик закрепит ее саквояж.
– Надеюсь, мы с сестрой можем рассчитывать на твою порядочность? – холодно спросила Леночка, приподнимая воротник.
– На порядочность мою вы можете рассчитывать всегда, – вспыхнув, проговорила Ирина раздражающе спокойным голосом. – И не понимаю, как ты могла об этом подумать! Поехали же! Скорее! – приказала она извозчику, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Пролетка дернулась с места, отбросив ее на жесткую спинку сиденья…
* * *
До дома доехали быстро – улицы были пустынными. Извозчик донес саквояж до двери квартиры. Ирина вошла, с удовольствием вдохнув родной запах. Дома никого не было: у прислуги выходной, отец – в Москве на каком-то совещании. Сегодня она наконец-то сможет побыть одна. Глупо было столько времени провести в чужом доме. Глупость. Конечно, это была глупость. Она разобрала саквояж, умылась, надела белую шелковую сорочку и, сев у туалетного столика, принялась расчесывать волосы. О том, что произошло, не хотелось думать. Не покидало ощущение, будто ее всю – с головы до пят -окунули в грязь. "Но разве Леночка виновата в этом? – подумала Ирина. – Грязь сейчас повсюду. Скоро все просто захлебнутся ею. Забыв о чести, порядочности, совести, сладострастно лапают бывших идолов и кумиров, которым самозабвенно поклонялись, в сторону которых и посмотреть-то раньше боялись. Всеобщая вольница!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75