– Поезд остановлен для революционного досмотру! – раздался с улицы резкий мужской голос. Вскоре показался и его обладатель – коренастый человек в кожаной тужурке, с револьвером в руке – в сопровождении нескольких матросов, вооруженных винтовками. – Па-а-апрошу всех с вещичками на выход!
Пожилой солдат озабоченно покачал головой:
– Да-а, видать, сурьезные дела. Раньше– то в заградительном отряде, что мешочников потрошил, по большей части студенты состояли, а теперь вишь солдат да братков понагнали.
По крыше вагона прогромыхали чьи-то поспешные шаги. С улицы послышались окрики: "Стой! Стой, твою мать! Стрелять буду!" Раздались резкие хлопки винтовочных выстрелов. В вагоне началась суета. Все, похватав вещи, ринулись к выходу.
– Ироды! Тише вы! Дитё раздавите! – истошно кричала взлохмаченная рыжеволосая женщина с цветным свертком на руках, которая прямо напротив их купе в толчее никак не могла развернуться по ходу движения.
– Ники… Мне нехорошо… – шепнула побледневшая Ирина, вцепившись в руку мужа.
Ракелов, памятуя о том, что после случая около бакалейной лавки у нее появилась боязнь толпы, растерянно взглянув по сторонам, обратился к попутчикам:
– Простите, вы не поможете нам… жене плохо… давка… она не переносит… я выпрыгну в окно, а вы мне ее передадите.
– И то правда. Как вошли, так и выйдем! – бросив взгляд в окно, неожиданно весело откликнулся чернобородый и, решительно отодвинув плечом стоящих рядом людей, помог Ракелову спрыгнуть на землю.
– Ириша, девочка, иди ко мне! О стекло не порежься… – Только и успел проговорить Ракелов, как ощутил, что ему в спину уперся штык винтовки.
– Тикать вздумал, вражина? От нас не убегешь, гнида буржуйская!
– Не-е, Степа, на рожу его побачь, да! То ж – шпиён германьский! Я ихного брата нутром чую. – Солдат шумно втянул носом воздух и сплюнул. – С мешочниками, паскуда, затеял в Питер просклизнуть…
– Это недоразумение… – Пробормотал ошарашенный Ракелов, поворачиваясь к ним. – Я документы покажу… – Он полез в нагрудный карман и тут же охнул, согнувшись от неожиданного тычка прикладом в пах. Задыхаясь от жгучей боли, почувствовал еще один жестокий удар по спине. Мокрая, грязная земля качнулась под ногами и встала на дыбы. Уже теряя сознание, он услышал свое имя в истошном женском крике…
…Ирина не помнила, как очутилась на перроне, как, расталкивая людей, не обращая внимания на окрики и ругань солдат, прорвалась сквозь оцепление, пытаясь найти тех двоих, которые волоком, через пути, куда-то утащили тело мужа. Их нигде не было – ни на перроне, ни в станционной постройке. Она снова метнулась к поезду, на четвереньках, пачкая одежду и обдирая ладони, пробралась под вагоном на другую сторону, огляделась, не зная, куда бежать дальше. И вдруг из-за аккуратно сложенных штабелями шпал услышала голоса. Найдя узкий проход, подобралась поближе и, осторожно выглянув из-за угла, в трех шагах от себя в неярком свете болтающейся на столбе лампочки увидела мужа. Ники, в перемазанном грязью пальто с разорванным рукавом, без головного убора, стоял, привалившись спиной к штабелю. Перед ним были двое с винтовками в солдатской форме – один молодой, другой, показалось, постарше. Сбоку еще один, с одутловатым лицом под сдвинутой набок бескозыркой, в матросском бушлате. И чуть поодаль – Ирина не поверила своим глазам – чернобородый с родимым пятном на щеке. Матрос, нетвердо стоявший на ногах, обшаривал карманы Ники.
– О, братва, глянь, у него кошелек имеется. А в кошельке-то что у нас? – Раскрыв портмоне, вытряхнул содержимое в снятую бескозырку, которую дал подержать одному из солдат. – Де-неж-ки… – Его лицо исказила пьяная улыбка, – что вы, буржуи, – ткнул Ракелова револьвером в лицо, – из трудового народа вместе с кровью сосали. – Та-ак, – он вынул из бескозырки документы, повернул их к свету, – бумажки всякие ненужные, – скомкав, отбросил в сторону.
– Вы не имеете права, – с трудом шевеля разбитыми губами, проговорил Ракелов.
– Спорить будешь, гнида буржуйская? – Матрос, качнувшись, уперся револьвером ему в грудь. Ирина заметила на его руке татуировку – большой темно-зеленый якорь, похожий на клешню. Жесткий голос внутри снова приказал: "Смотри и запоминай".
– Помнится, любезнейший, – ласково улыбнувшись, вмешался в разговор чернобородый, – на вокзале в Твери вы вполне соглашались с христианской идеей добровольно отдать ближнему рубаху. Теперь же, когда до дела дошло, отказываетесь пренебрегать материальным счастьем. Нехорошо, ой как нехорошо… – Он укоризненно покачал головой.
– Я не собирался оказывать сопротивление и полез не за оружием, а… – растерянно пытался объяснить Ракелов.
– …а за хренометром, – загоготал матрос над собственной шуткой, с довольным выражением вытягивая из кармана Ракелова часы на цепочке, подаренные Ириной в день венчания.
– Похоже, золотые… – нерешительно, почти жалобно пробормотал молодой солдат.
– При социализме из золота отхожие места будут строить, понял? – Чернобородый, отобрав часы у матроса, с размаху швырнул их наземь. Часы разбились о камень, выглядывающий из-под шпал.
Ирина, наблюдавшая за унизительной и страшной сценой, молила Бога только о том, чтобы эти нелюди отпустили Ники.
Ракелов вдруг распрямился.
– Да как вы смеете? – Его голос, до этого нерешительный и просящий, окреп.
Один из солдат, тот, что помоложе, мгновенно вскинул винтовку и, направив ему в живот, передернул затвор.
– Брось, Санек, не стреляй, маслинки для других дел сгодятся. Штыком ткнем разок – с него и хватит, – тихим голосом проговорил тот, что постарше, равнодушно глядя на Ракелова узкими колючими глазами и поглаживая винтовку с примкнутым штыком короткими, будто обрубленными пальцами, на каждом из которых виднелась крупная татуировка в виде отдельной буквы. "САША" – успела прочитать Ирина. Почувствовав, что через мгновение может случиться непоправимое, она выскочила из укрытия и, подбежав к чернобородому, схватила за рукав куртки и принялась изо всех сил трясти его.
– Отпустите, прошу вас! Вы же знаете, это мой муж, он ни в чем не виноват! – Отчаянно кричала она. – Он… у нас… свадебное путешествие, – ухватилась за спасительную мысль, считая, что простые, нормальные слова смогут пробудить в этих людях понимание и сочувствие, вернут в обычную человеческую реальность. – Да, да! Свадебное путешествие! – Повторяла она, обращаясь то к одному, то к другому. – Умоляю – отпустите…
Чернобородый, немного растерявшийся вначале от ее неожиданного появления, увидев, что она одна, крепко схватил Ирину за кисть руки.
– А жены при социализме, – он похотливо улыбнулся, – будут общие…
Матрос понимающе кивнул и, расставив руки, нетвердыми шагами двинулся в ее сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75