В голове никак не укладывалось, что она могла так ошибаться, что этот человек, который, думалось, должен был непременно отплатить ей, оказался лучше, чем можно было ожидать. Не раздеваясь, легла на кровать, прикрыв ноги краем одеяла. Мягкая перина ласково приняла тело.
До самого рассвета Ирина пролежала в полудреме, крепко сжимая в руке кажущуюся спасительной шпильку. Обостренный слух был готов среагировать на любой шорох, но в доме было тихо. Когда первые лучи блеклого солнца, разорвав ночную темноту, осветили оконный проем, она расслабилась, потеряв шпильку где-то между складками шелкового одеяла. Уже засыпая, почувствовала, будто кто-то смотрит на нее. Но взгляд этот не таил угрозы…
* * *
…Она не услышала звука приоткрывшейся двери и не успела даже вскрикнуть, когда мужское тело всей тяжестью навалилось ей на ноги, а кто-то, придушив ее подушкой, накрепко притянул веревкой руки к спинке кровати…
Влажные, перегарные губы впились в приоткрытый рот, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть. Связанные над головой кисти рук бессильно трепетали и бились, словно крылья пойманной птицы. Край платья резкими рывками, с треском, неумолимо полз вверх.
– Уговор дороже денег! – В знакомом голосе звучало торжество победителя. – Ты что ж, сучка, думала я тебя отмою, накормлю и просто так отпущу, ну? Думала, перехитришь?
Наконец-то появилась возможность дышать…
– Нет… сначала я тебя сам… со всей революционной ненавистью… -
Как же это она позволила себе уснуть?
– …за прошлый раз… а потом товарищам своим на утеху отдам… – Его колени грубо давили, раздвигая ее ноги в стороны… -
– …пусть порадуются… вашу буржуйскую кровь нашей трудовой поразбавят…
Сознание стало спасительно уходить… Последнее, что она услышала и почувствовала, – странный хруст, хрип и что-то теплое, разливающееся по груди…
* * *
"Дождь… Капли на лице…" -
Ирина! Ирина! Очнитесь же! Да очнитесь, наконец! Сознание возвращалось неохотно.
"Почему здесь дождь… голос… кто-то зовет меня по имени… лицо… какие голубые глаза…"
– Ирина, ну, слава Богу! Штык длинный, вы в крови, я испугался, что вас тоже убил.
– Какой штык? – с трудом проговорила она. – Кто вы?
– Надо быстро уходить. Вы что, не узнаете меня? Я – Алексей – сын Анны Поликарповны.
– Алеша?! – заставила себя поднять голову. – Откуда вы здесь?
– Не важно. – Он поставил на стол полупустой графин с водой и помог ей сесть на кровати. – Надо уходить. Через час смена караула, а через полчаса должен быть поезд – воинский эшелон. Надо успеть. Вот шинель и валенки. Надевайте скорее. Ничего, коли велики – теплее будет.
Ирина с трудом встала и, сделав шаг, споткнулась о лежащее на полу лицом вниз тело с кровавым пятном на спине. Она все вспомнила. Косоглазый… Почувствовала приступ тошноты. Отвернулась. Осторожно перешагнула, опираясь на руку Алеши. Засунула ноги в валенки и запахнула заботливо наброшенную им шинель. На лестнице, раскинув руки, лицом вниз лежал чахоточный. Прошла, прижавшись к стене. Из-за запертой двери чулана под лестницей слышались причитания и тихое всхлипывание. Вопросительно посмотрела на Алешу.
– Ничего с ней не станется, пущай посидит, – спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…
…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.
– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", – с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…
У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.
– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. – Ирина прикоснулась губами к его щеке.
– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, – смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот – свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж – мир.
– Как ты не понимаешь, Софи? – Леночка всплеснула руками. – Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. – Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. – Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка? – Софи посмотрела на нее с недоумением. – Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?! – Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, – Софи наморщила лоб, – ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… – Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. – Ну и какой же он?
– Какой? – Софи прикрыла глаза и улыбнулась. – Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
До самого рассвета Ирина пролежала в полудреме, крепко сжимая в руке кажущуюся спасительной шпильку. Обостренный слух был готов среагировать на любой шорох, но в доме было тихо. Когда первые лучи блеклого солнца, разорвав ночную темноту, осветили оконный проем, она расслабилась, потеряв шпильку где-то между складками шелкового одеяла. Уже засыпая, почувствовала, будто кто-то смотрит на нее. Но взгляд этот не таил угрозы…
* * *
…Она не услышала звука приоткрывшейся двери и не успела даже вскрикнуть, когда мужское тело всей тяжестью навалилось ей на ноги, а кто-то, придушив ее подушкой, накрепко притянул веревкой руки к спинке кровати…
Влажные, перегарные губы впились в приоткрытый рот, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть. Связанные над головой кисти рук бессильно трепетали и бились, словно крылья пойманной птицы. Край платья резкими рывками, с треском, неумолимо полз вверх.
– Уговор дороже денег! – В знакомом голосе звучало торжество победителя. – Ты что ж, сучка, думала я тебя отмою, накормлю и просто так отпущу, ну? Думала, перехитришь?
Наконец-то появилась возможность дышать…
– Нет… сначала я тебя сам… со всей революционной ненавистью… -
Как же это она позволила себе уснуть?
– …за прошлый раз… а потом товарищам своим на утеху отдам… – Его колени грубо давили, раздвигая ее ноги в стороны… -
– …пусть порадуются… вашу буржуйскую кровь нашей трудовой поразбавят…
Сознание стало спасительно уходить… Последнее, что она услышала и почувствовала, – странный хруст, хрип и что-то теплое, разливающееся по груди…
* * *
"Дождь… Капли на лице…" -
Ирина! Ирина! Очнитесь же! Да очнитесь, наконец! Сознание возвращалось неохотно.
"Почему здесь дождь… голос… кто-то зовет меня по имени… лицо… какие голубые глаза…"
– Ирина, ну, слава Богу! Штык длинный, вы в крови, я испугался, что вас тоже убил.
– Какой штык? – с трудом проговорила она. – Кто вы?
– Надо быстро уходить. Вы что, не узнаете меня? Я – Алексей – сын Анны Поликарповны.
– Алеша?! – заставила себя поднять голову. – Откуда вы здесь?
– Не важно. – Он поставил на стол полупустой графин с водой и помог ей сесть на кровати. – Надо уходить. Через час смена караула, а через полчаса должен быть поезд – воинский эшелон. Надо успеть. Вот шинель и валенки. Надевайте скорее. Ничего, коли велики – теплее будет.
Ирина с трудом встала и, сделав шаг, споткнулась о лежащее на полу лицом вниз тело с кровавым пятном на спине. Она все вспомнила. Косоглазый… Почувствовала приступ тошноты. Отвернулась. Осторожно перешагнула, опираясь на руку Алеши. Засунула ноги в валенки и запахнула заботливо наброшенную им шинель. На лестнице, раскинув руки, лицом вниз лежал чахоточный. Прошла, прижавшись к стене. Из-за запертой двери чулана под лестницей слышались причитания и тихое всхлипывание. Вопросительно посмотрела на Алешу.
– Ничего с ней не станется, пущай посидит, – спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…
…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.
– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", – с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…
У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.
– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. – Ирина прикоснулась губами к его щеке.
– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, – смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот – свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж – мир.
– Как ты не понимаешь, Софи? – Леночка всплеснула руками. – Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. – Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. – Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка? – Софи посмотрела на нее с недоумением. – Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?! – Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, – Софи наморщила лоб, – ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… – Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. – Ну и какой же он?
– Какой? – Софи прикрыла глаза и улыбнулась. – Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75