– Возможно, я ошиблась. Но здесь раньше жил… ученый… востоковед, – она почему-то решила, что Порфирия де Туайта лучше представить именно так, – переводчик с китайского.
– Это когда жил? В какой комнате? – в глазах мужчины появилась настороженность.
– Он не в комнате жил, а один, – смутившись, ответила Ирина.
– До революции, что ли? – настороженность на лице сменилась подозрительностью. – Вы, собственно что, гражданочка, из приезжих будете? Часом, не иностранка?
– Да! – ухватилась она за эту мысль. – Иностранка. Я -журналистка и когда-то писала о нем статью. Сейчас хотела бы снова его увидеть. Но, если он здесь не живет…
– Кто там, Вась, с кем ты? – из-за спины волосатого выглянула женщина в цветастом халате и папильотках, с любопытством разглядывая Ирину.
– Ступай, ступай, Нюра! – раздраженно пробурчал он. – Нету здесь, кого она ищет. Нету.
Дверь с шумом захлопнулась.
"Собственно чего ты ожидала? Чудеса бывают только в сказках", – думала Ирина, медленно спускаясь на первый этаж, и, уже взявшись за ручку тяжелой двери подъезда, услышала сзади кряхтение и покашливание. Обернувшись, увидела поднимающееся по ступеням из подвала сгорбленное существо неопределенного пола, закутанное с головой в серый шерстяной платок.
– Здравствуй, милая! – услышала она надтреснутый старушечий голос.
– Здравствуйте, бабуля, – грустно улыбнувшись, ответила Ирина. – Темно тут у вас…
– Темно – не страшно. – проговорила старушка, не поднимая головы. – Главное, деточка, чтобы свет внутри тебя был. Пошто, красавица, к нам, в царство Кащеево пожаловала? Ищешь чего? Молодильные яблочки, кажется мне, рановато еще? Может, тогда книжонку какую, – старушка, скинув платок на плечи, распрямилась, сразу став на голову выше, – Парацельса али Папюса, к примеру?
"Не может быть…" – пронеслось у Ирины в голове.
– А то, пойдем, деточка, ко мне в подвальчик, – голос Порфирия задрожал от смеха, – заодно посмотрим, как там у тебя дела обстоят… с динаминизированным нервным флюидом…
– А-ах… – Ирина зажала рот ладонями.
– И то правильно… – Порфирий приложил палец к губам. – Так пойдем, что ли, радость моя? – он протянул ей руку, помогая спуститься вниз…
* * *
В подвале, в полной темноте, почти беззвучно открыв ключом дверь, Порфирий провел гостью в небольшое помещение с маленьким окошком под сводчатым потолком, через которое проникал скудный свет. Ирина огляделась. Большой шкаф, заставленный банками, грязной посудой, стопками старых газет, журналов и книг, перевязанных бечевкой; ржавый рукомойник, над которым неведомым образом был прикреплен осколок зеркала, табурет; у стены – сколоченная из широких досок кровать с истрепанным ватным матрацем, прикрытым наполовину сползшим на пол лоскутным одеялом. Порфирий с улыбкой проговорил, внимательно глядя ей в глаза:
– Ну, здравствуй, что ли, радость моя! Ирина, всхлипывая, бросилась ему на шею.
– Погоди-ка… – отстранившись, пробормотал он, и, наклонившись к нижней полке, нажал какой-то рычажок, легко отодвинув шкаф, за которым оказался узкий проход в другое помещение.
– Прошу! – жестом пригласил он изумленную Ирину следовать за ним и, нагнувшись, протиснулся внутрь.
Пройдя за Порфирием, она оказалась в небольшой квадратной комнате без окон, освещенной несколькими свечами, горевшими в небольших плошечках, расставленных повсюду. Воздух был пропитан запахом расплавленного воска, но душно не было. Обстановка почти полностью повторяла ту, в которой она оказалась в далеком шестнадцатом году, да и хозяин, надо сказать, внешне совершенно не изменился, напротив, будто бы даже стал моложе. Ирина повернулась к старинному зеркалу в резной деревянной раме, тому самому, что висело у него на прежней квартире, в котором сейчас отразилась женщина с жестким, холодным взглядом светло-зеленых глаз. Две небольшие морщинки, обозначившиеся на переносице. Плотно сжатые красивые губы… Отходя от зеркала, она вдруг боковым зрением заметила свое прежнее отражение, появившееся в зеркальной глади, – беззаботную, смешливую Ирочку, и, почувствовав привычное напряжение в области горла, потерла его ладонью, вопросительно посмотрев на Порфирия, который задумчиво пояснил:
– Таково свойство зеркал – хранить прежнее отображение. Это зеркало хранит тебя прежнюю… – Он указал взглядом на подушки, обтянутые красным шелком, небрежно разбросанные по затертому ковру. – Ну, устраивайся.
– Господи, до сих пор не могу поверить… Порфирий, – она прикоснулась к его руке, – это действительно – ты?
– Нет, сударыня. Это – то, что от меня осталось, – усмехнулся он и расположился на ковре напротив опустившейся на подушку Ирины.
– Как ты оказался здесь, в этом подвале?
– Подвал не сырой и не холодный, а роскошь, – в глазах Порфирия мелькнули веселые огоньки, – как известно, отвлекает от раздумий… – с улыбкой произнес он. – А как очутился?.. Помещеньице это я себе еще в пятнадцатом году при помощи дворника нашего, ныне покойного – Тимофея, приготовил, после того, как у меня видение было. Все мне тогда сказали, да до поры до времени молчать велели. Ведь все, что случилось, – уже давно предначертано было. Про Серафима-то Саровского знаешь?
Ирина вопросительно взглянула на него.
– Знавал я одну старую монахиню, которая сказывала, что еще в девятьсот третьем году, когда мощи Преподобного Серафима открывали, довелось ей присутствовать при передаче Государю Императору письма, старцем писанного…
– Серафимом Саровским?! – удивленно воскликнула Ирина. Порфирий утвердительно кивнул.
– Письмо это в Саровском монастыре в течение четырех царствований хранилось. Адресовано было "четвертому Государю, который сюда приедет". Содержание, понятно, никто не знал. Царь, прочитав письмо в уединении, появился вскоре, лицо – в слезах. Монахиня взглянула на него и произнесла, перекрестившись: "Что ж, Государь батюшка, может, в этот раз Серафим-то и ошибся…" – Порфирий помолчал. – Да, видать, не ошибся. А сколько еще предзнаменований было? Не счесть… Да… Все случившееся давно предначертано было… Так-то вот. А я в октябре семнадцатого потихоньку перенес все нужное сюда – в подвальчик обустроенный. Потом пришли в квартиру какие-то людишки из революционного комитета и, потрясая мандатом, а заодно и револьвером, потребовали освободить помещение для какого-то своего начальника. Тут я в подвальчик-то и перебрался, да шапку-невидимку надел. С убогих да юродивых какой спрос? Начальник тот потом сгинул, куда – не знаю, а на его место новых борцов за народное счастье заселили, – он усмехнулся. – Жильцы-то прежние почитай все – кто уехал, кого, как меня, выселили, а кого и… в расход пустили – так это теперь у них называется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Это когда жил? В какой комнате? – в глазах мужчины появилась настороженность.
– Он не в комнате жил, а один, – смутившись, ответила Ирина.
– До революции, что ли? – настороженность на лице сменилась подозрительностью. – Вы, собственно что, гражданочка, из приезжих будете? Часом, не иностранка?
– Да! – ухватилась она за эту мысль. – Иностранка. Я -журналистка и когда-то писала о нем статью. Сейчас хотела бы снова его увидеть. Но, если он здесь не живет…
– Кто там, Вась, с кем ты? – из-за спины волосатого выглянула женщина в цветастом халате и папильотках, с любопытством разглядывая Ирину.
– Ступай, ступай, Нюра! – раздраженно пробурчал он. – Нету здесь, кого она ищет. Нету.
Дверь с шумом захлопнулась.
"Собственно чего ты ожидала? Чудеса бывают только в сказках", – думала Ирина, медленно спускаясь на первый этаж, и, уже взявшись за ручку тяжелой двери подъезда, услышала сзади кряхтение и покашливание. Обернувшись, увидела поднимающееся по ступеням из подвала сгорбленное существо неопределенного пола, закутанное с головой в серый шерстяной платок.
– Здравствуй, милая! – услышала она надтреснутый старушечий голос.
– Здравствуйте, бабуля, – грустно улыбнувшись, ответила Ирина. – Темно тут у вас…
– Темно – не страшно. – проговорила старушка, не поднимая головы. – Главное, деточка, чтобы свет внутри тебя был. Пошто, красавица, к нам, в царство Кащеево пожаловала? Ищешь чего? Молодильные яблочки, кажется мне, рановато еще? Может, тогда книжонку какую, – старушка, скинув платок на плечи, распрямилась, сразу став на голову выше, – Парацельса али Папюса, к примеру?
"Не может быть…" – пронеслось у Ирины в голове.
– А то, пойдем, деточка, ко мне в подвальчик, – голос Порфирия задрожал от смеха, – заодно посмотрим, как там у тебя дела обстоят… с динаминизированным нервным флюидом…
– А-ах… – Ирина зажала рот ладонями.
– И то правильно… – Порфирий приложил палец к губам. – Так пойдем, что ли, радость моя? – он протянул ей руку, помогая спуститься вниз…
* * *
В подвале, в полной темноте, почти беззвучно открыв ключом дверь, Порфирий провел гостью в небольшое помещение с маленьким окошком под сводчатым потолком, через которое проникал скудный свет. Ирина огляделась. Большой шкаф, заставленный банками, грязной посудой, стопками старых газет, журналов и книг, перевязанных бечевкой; ржавый рукомойник, над которым неведомым образом был прикреплен осколок зеркала, табурет; у стены – сколоченная из широких досок кровать с истрепанным ватным матрацем, прикрытым наполовину сползшим на пол лоскутным одеялом. Порфирий с улыбкой проговорил, внимательно глядя ей в глаза:
– Ну, здравствуй, что ли, радость моя! Ирина, всхлипывая, бросилась ему на шею.
– Погоди-ка… – отстранившись, пробормотал он, и, наклонившись к нижней полке, нажал какой-то рычажок, легко отодвинув шкаф, за которым оказался узкий проход в другое помещение.
– Прошу! – жестом пригласил он изумленную Ирину следовать за ним и, нагнувшись, протиснулся внутрь.
Пройдя за Порфирием, она оказалась в небольшой квадратной комнате без окон, освещенной несколькими свечами, горевшими в небольших плошечках, расставленных повсюду. Воздух был пропитан запахом расплавленного воска, но душно не было. Обстановка почти полностью повторяла ту, в которой она оказалась в далеком шестнадцатом году, да и хозяин, надо сказать, внешне совершенно не изменился, напротив, будто бы даже стал моложе. Ирина повернулась к старинному зеркалу в резной деревянной раме, тому самому, что висело у него на прежней квартире, в котором сейчас отразилась женщина с жестким, холодным взглядом светло-зеленых глаз. Две небольшие морщинки, обозначившиеся на переносице. Плотно сжатые красивые губы… Отходя от зеркала, она вдруг боковым зрением заметила свое прежнее отражение, появившееся в зеркальной глади, – беззаботную, смешливую Ирочку, и, почувствовав привычное напряжение в области горла, потерла его ладонью, вопросительно посмотрев на Порфирия, который задумчиво пояснил:
– Таково свойство зеркал – хранить прежнее отображение. Это зеркало хранит тебя прежнюю… – Он указал взглядом на подушки, обтянутые красным шелком, небрежно разбросанные по затертому ковру. – Ну, устраивайся.
– Господи, до сих пор не могу поверить… Порфирий, – она прикоснулась к его руке, – это действительно – ты?
– Нет, сударыня. Это – то, что от меня осталось, – усмехнулся он и расположился на ковре напротив опустившейся на подушку Ирины.
– Как ты оказался здесь, в этом подвале?
– Подвал не сырой и не холодный, а роскошь, – в глазах Порфирия мелькнули веселые огоньки, – как известно, отвлекает от раздумий… – с улыбкой произнес он. – А как очутился?.. Помещеньице это я себе еще в пятнадцатом году при помощи дворника нашего, ныне покойного – Тимофея, приготовил, после того, как у меня видение было. Все мне тогда сказали, да до поры до времени молчать велели. Ведь все, что случилось, – уже давно предначертано было. Про Серафима-то Саровского знаешь?
Ирина вопросительно взглянула на него.
– Знавал я одну старую монахиню, которая сказывала, что еще в девятьсот третьем году, когда мощи Преподобного Серафима открывали, довелось ей присутствовать при передаче Государю Императору письма, старцем писанного…
– Серафимом Саровским?! – удивленно воскликнула Ирина. Порфирий утвердительно кивнул.
– Письмо это в Саровском монастыре в течение четырех царствований хранилось. Адресовано было "четвертому Государю, который сюда приедет". Содержание, понятно, никто не знал. Царь, прочитав письмо в уединении, появился вскоре, лицо – в слезах. Монахиня взглянула на него и произнесла, перекрестившись: "Что ж, Государь батюшка, может, в этот раз Серафим-то и ошибся…" – Порфирий помолчал. – Да, видать, не ошибся. А сколько еще предзнаменований было? Не счесть… Да… Все случившееся давно предначертано было… Так-то вот. А я в октябре семнадцатого потихоньку перенес все нужное сюда – в подвальчик обустроенный. Потом пришли в квартиру какие-то людишки из революционного комитета и, потрясая мандатом, а заодно и револьвером, потребовали освободить помещение для какого-то своего начальника. Тут я в подвальчик-то и перебрался, да шапку-невидимку надел. С убогих да юродивых какой спрос? Начальник тот потом сгинул, куда – не знаю, а на его место новых борцов за народное счастье заселили, – он усмехнулся. – Жильцы-то прежние почитай все – кто уехал, кого, как меня, выселили, а кого и… в расход пустили – так это теперь у них называется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75