Мы обменялись беглыми «пока». Ни разу не прощалась с ним, и сейчас было не время начинать. Билли мне удалось пронаблюдать целые две трети секунды раньше, днем, когда он ворвался в кофейню ровно настолько, чтобы оповестить через плечо ближайшего родителя, что вечер он намерен провести в компании своего приятеля, не менее гиперактивного, чем он сам. Меня он не заметил – я была просто инвентарем семейного бизнеса. А что было замечать? Вся моя значимость лежала где-то между восемью горячими булочками и «по два печенья из каждой корзины, а если шоколадные, то по четыре», которые они забирали с собой, уносясь так же быстро, как и появлялись.
Мэри и Киоко я сказала «До встречи». Помахала рукой Эмми, которая с встревоженным лицом чем-то занималась в главной кухне. Хотя я уже начала подозревать, что за ее вечной встревоженностью скрывается на самом деле глубокая радость жизни, – просто она не может до конца поверить в свою удачу. С Чарли мы всегда перед уходом проверяли расписание на предмет неожиданных провалов, которые я бы могла заполнить. Сейчас я предупредила его, что меня заменит Паули. Просто сказала, что устала – глядя на меня, в этом не приходилось сомневаться. С ним я тоже не попрощалась. На его «До завтра, Светлячок», я всегда отвечала «До завтра», ответила так и в этот раз. Даже перед выходными он говорил мне «до завтра», и как правило, это сбывалось.
Я так и не поняла еще, что никогда раньше мне не приходилось ни с кем по-настоящему прощаться.
Мэл… Когда я уходила, у него был перерыв, и он не болтал в этот момент про тяжкие трудовые будни с ребятами в засаленных джинсах, уминая вместе с ними пастрами и сэндвичи, и даже не обсуждал международные новости с более интеллектуальными посетителями. Он сидел в самом углу, пил кофе и бормотал что-то себе под нос. Я даже знала, что именно: «Уже десять лет как бросил курить, а каждый раз, когда пью кофе, хочется затянуться, а пью ведь часто». Порой его пальцы даже невольно повторяли давно забытое движение – скручивали несуществующий косячок. Из-за этого Он пил больше кофе. Дело шло к тому, что однажды он проснется и обнаружит, что превратился в кофейную плантацию, и с тех пор в кофейне «У Чарли» всегда будут свежесмолотые зерна, хотя шеф-повара пришлось бы сменить. Есть пещи и похуже, чем проснуться и обнаружить, что ты превратился в плантацию. Проснуться вампиром, например. Хотя книги говорят, ты это почувствуешь заранее.
Мэл поднял голову, увидел меня, и его лицо смягчилось этакой улыбкой рубахи-парня. Мэл пользовался своим обаянием так же неторопливо, как и накрывал на стол, так что можно было четко его разглядеть. Это была одна из его хороших черт. О чем бы он ни умалчивал, но то, что он говорил, было правдой. «Я твой друг, Светлячок». Он все еще выглядит как парень, который скорее будет носить засаленные джинсы, нежели фартук, хотя татуировки портили впечатление; засаленные джинсы и мантия с капюшоном? Гм… Я задумалась, использовали ли когда-нибудь магоделы пятна от продуктов вместо косметики.
– Привет, Светлячок.
– Привет.
– Наша договоренность на пятницу в силе?
Я кивнула – может, чересчур энергично, потому что его улыбка увяла.
– Что-то не так?
«Все не так, – подумала я, – как и в прошлый раз, когда ты спрашивал об этом, просто все ухудшается быстрее, чем я ожидала». Я покачала головой, стараясь делать это не столь энергично.
– Все нормально, спасибо.
Он допил свой кофе, поставил кружку и подошел ко мне:
– Уверена?
– Уверена. Да, – я обняла его, уткнувшись лицом в его плечо (лбом в дуб, который был виден из-под оборванного рукава футболки), и вздохнула. Он пах едой и дневным светом. Я чувствовала, как бьется его сердце. Он обнял меня.
– Может, это затяжное несварение желудка от одиннадцати двенадцатых вчерашней «Горькой шоколадной смерти», – сказала я.
Я почувствовала слабый толчок его диафрагмы, когда он засмеялся – его смех походил на щекотное хихиканье, – но он слишком хорошо меня знал.
– Попробуй еще раз, Светлячок, – сказал он. – Голубые киты получают передозировку, пропуская через себя всю эту морскую воду? В твоих венах течет не кровь, а шоколад – темный, полусладкий, высшего качества.
К сожалению, цвета он красного. У вампиров это вызывает определенные идеи. Я ничего не ответила.
– Ты можешь рассказать мне об этом в пятницу, хорошо? – спросил он.
Я кивнула:
– Хорошо, – если бы я сказала что-то еще, я бы разревелась.
Я медленно ехала домой. Подумала, не заехать ли в библиотеку, но решила, что Эймил входит в категорию «трудных собеседников», и она, вполне вероятно, могла догадаться, отчего я чувствую себя такой подавленной, а рисковать я не хотела. Что за ужасный повод не видеть кого-то в последний раз! Но я так устала.
Я сидела в машине у дома и смотрела, как кружатся листья. Казалось, за эти два дня было слишком много осени. Я подумала о тех двух днях вне времени, которые провела после того, как Кон поставил мне диагноз и перед тем, как он вернулся, чтобы меня излечить. Я, конечно, знала, что скоро умру, но это как бы не имело значения. И дело было даже не в том, что я действительно верила в исцеление, а в том, что я просто ничего не могла поделать. Сейчас у меня не было такой роскоши. Что бы там ни было, через это надо будет пройти. Мне никогда не нравились сказки про принцесс, которые годами ждут, чтобы их спасли – «Спящая красавица», например. И никто не сказал глупышке: «Пробудись и сама разделайся со злой феей». Все же я поймала себя па мысли, что проспать всю беду – это не так уж плохо.
Иоланда высматривала меня в окно, и дверь открылась еще до того, как я припарковала «Развалюху». Нетвердой походкой я потащилась к ней. И ведь даже неизвестно, должно ли все произойти именно сегодня. Я вспомнила о тех ночах, когда лежала в ожидании Кона, а смерть обнимала меня, как любовник. Казалось, с тех пор прошло сто лет. Я попыталась извлечь из этой мысли надежду, но не получилось. Это было все равно что надувать дырявый шарик. Привет, Смерть, давненько не виделись. Все никак не можешь от меня отстать?
О, боги и дьяволы! Больше дьяволы.
Иоланда завела меня в мастерскую. На ее столе блестело пятно солнечного света. Что? Я даже моргнула. Выглядело так, будто сквозь щель в ставнях пробился один-единственный луч света и не просто коснулся стола, а… пролился весь, хотя никаких признаков собственно солнечных лучей не наблюдалось.
Я чувствовала, как сужаются и расширяются мои глаза, словно объектив камеры, которую никак не могут настроить на нужную резкость и яркость. Эта лужица, это кучка света тени также не отбрасывала. Просто округлый холмик чистого золотого света.
Когда я перестала пялиться, Иоланда подошла к столу и подняла это нечто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Мэри и Киоко я сказала «До встречи». Помахала рукой Эмми, которая с встревоженным лицом чем-то занималась в главной кухне. Хотя я уже начала подозревать, что за ее вечной встревоженностью скрывается на самом деле глубокая радость жизни, – просто она не может до конца поверить в свою удачу. С Чарли мы всегда перед уходом проверяли расписание на предмет неожиданных провалов, которые я бы могла заполнить. Сейчас я предупредила его, что меня заменит Паули. Просто сказала, что устала – глядя на меня, в этом не приходилось сомневаться. С ним я тоже не попрощалась. На его «До завтра, Светлячок», я всегда отвечала «До завтра», ответила так и в этот раз. Даже перед выходными он говорил мне «до завтра», и как правило, это сбывалось.
Я так и не поняла еще, что никогда раньше мне не приходилось ни с кем по-настоящему прощаться.
Мэл… Когда я уходила, у него был перерыв, и он не болтал в этот момент про тяжкие трудовые будни с ребятами в засаленных джинсах, уминая вместе с ними пастрами и сэндвичи, и даже не обсуждал международные новости с более интеллектуальными посетителями. Он сидел в самом углу, пил кофе и бормотал что-то себе под нос. Я даже знала, что именно: «Уже десять лет как бросил курить, а каждый раз, когда пью кофе, хочется затянуться, а пью ведь часто». Порой его пальцы даже невольно повторяли давно забытое движение – скручивали несуществующий косячок. Из-за этого Он пил больше кофе. Дело шло к тому, что однажды он проснется и обнаружит, что превратился в кофейную плантацию, и с тех пор в кофейне «У Чарли» всегда будут свежесмолотые зерна, хотя шеф-повара пришлось бы сменить. Есть пещи и похуже, чем проснуться и обнаружить, что ты превратился в плантацию. Проснуться вампиром, например. Хотя книги говорят, ты это почувствуешь заранее.
Мэл поднял голову, увидел меня, и его лицо смягчилось этакой улыбкой рубахи-парня. Мэл пользовался своим обаянием так же неторопливо, как и накрывал на стол, так что можно было четко его разглядеть. Это была одна из его хороших черт. О чем бы он ни умалчивал, но то, что он говорил, было правдой. «Я твой друг, Светлячок». Он все еще выглядит как парень, который скорее будет носить засаленные джинсы, нежели фартук, хотя татуировки портили впечатление; засаленные джинсы и мантия с капюшоном? Гм… Я задумалась, использовали ли когда-нибудь магоделы пятна от продуктов вместо косметики.
– Привет, Светлячок.
– Привет.
– Наша договоренность на пятницу в силе?
Я кивнула – может, чересчур энергично, потому что его улыбка увяла.
– Что-то не так?
«Все не так, – подумала я, – как и в прошлый раз, когда ты спрашивал об этом, просто все ухудшается быстрее, чем я ожидала». Я покачала головой, стараясь делать это не столь энергично.
– Все нормально, спасибо.
Он допил свой кофе, поставил кружку и подошел ко мне:
– Уверена?
– Уверена. Да, – я обняла его, уткнувшись лицом в его плечо (лбом в дуб, который был виден из-под оборванного рукава футболки), и вздохнула. Он пах едой и дневным светом. Я чувствовала, как бьется его сердце. Он обнял меня.
– Может, это затяжное несварение желудка от одиннадцати двенадцатых вчерашней «Горькой шоколадной смерти», – сказала я.
Я почувствовала слабый толчок его диафрагмы, когда он засмеялся – его смех походил на щекотное хихиканье, – но он слишком хорошо меня знал.
– Попробуй еще раз, Светлячок, – сказал он. – Голубые киты получают передозировку, пропуская через себя всю эту морскую воду? В твоих венах течет не кровь, а шоколад – темный, полусладкий, высшего качества.
К сожалению, цвета он красного. У вампиров это вызывает определенные идеи. Я ничего не ответила.
– Ты можешь рассказать мне об этом в пятницу, хорошо? – спросил он.
Я кивнула:
– Хорошо, – если бы я сказала что-то еще, я бы разревелась.
Я медленно ехала домой. Подумала, не заехать ли в библиотеку, но решила, что Эймил входит в категорию «трудных собеседников», и она, вполне вероятно, могла догадаться, отчего я чувствую себя такой подавленной, а рисковать я не хотела. Что за ужасный повод не видеть кого-то в последний раз! Но я так устала.
Я сидела в машине у дома и смотрела, как кружатся листья. Казалось, за эти два дня было слишком много осени. Я подумала о тех двух днях вне времени, которые провела после того, как Кон поставил мне диагноз и перед тем, как он вернулся, чтобы меня излечить. Я, конечно, знала, что скоро умру, но это как бы не имело значения. И дело было даже не в том, что я действительно верила в исцеление, а в том, что я просто ничего не могла поделать. Сейчас у меня не было такой роскоши. Что бы там ни было, через это надо будет пройти. Мне никогда не нравились сказки про принцесс, которые годами ждут, чтобы их спасли – «Спящая красавица», например. И никто не сказал глупышке: «Пробудись и сама разделайся со злой феей». Все же я поймала себя па мысли, что проспать всю беду – это не так уж плохо.
Иоланда высматривала меня в окно, и дверь открылась еще до того, как я припарковала «Развалюху». Нетвердой походкой я потащилась к ней. И ведь даже неизвестно, должно ли все произойти именно сегодня. Я вспомнила о тех ночах, когда лежала в ожидании Кона, а смерть обнимала меня, как любовник. Казалось, с тех пор прошло сто лет. Я попыталась извлечь из этой мысли надежду, но не получилось. Это было все равно что надувать дырявый шарик. Привет, Смерть, давненько не виделись. Все никак не можешь от меня отстать?
О, боги и дьяволы! Больше дьяволы.
Иоланда завела меня в мастерскую. На ее столе блестело пятно солнечного света. Что? Я даже моргнула. Выглядело так, будто сквозь щель в ставнях пробился один-единственный луч света и не просто коснулся стола, а… пролился весь, хотя никаких признаков собственно солнечных лучей не наблюдалось.
Я чувствовала, как сужаются и расширяются мои глаза, словно объектив камеры, которую никак не могут настроить на нужную резкость и яркость. Эта лужица, это кучка света тени также не отбрасывала. Просто округлый холмик чистого золотого света.
Когда я перестала пялиться, Иоланда подошла к столу и подняла это нечто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122