И я до сих пор не отказалась от глупой идеи, что моя жизнь принадлежит МНЕ.
Были веские причины, чтобы мы с Эймил подружились.
Четверг выдался не совсем идеальным, но я справилась. Паули был немного слишком не-огорчен поменять свою единственную в неделю смену с полпятого утра на дневную в этот четверг, и он также до сих пор не отработал пропущенные смены с прошлой тринадцатидневной недели. Позже меня встревожило, насколько он был не огорчен.
Тем временем я поднялась в три утра, чтобы испечь кое-что сверх нормы, как будто это было необходимо. Допивая традиционную пинтовую чашку чая чернее черного, я опять стояла на балконе, выискивая любые сигналы от Кона. Все, чего я добилась – усилившееся чувство, что дело плохо; но я замечательно умею чувствовать беду даже там, где ее и в помине нет – черта, явно унаследованная от матери. А в данном случае не было ничего, кроме моего смутного беспокойства.
Есть свои преимущества в том, чтобы водить древнюю развалюху, а не современную машину: развалюхи скрипят, вздрагивают под твоими руками на рулевом колесе и не дают уснуть. Амулеты в бардачке тоже вели себя оживленнее, чем обычно – наверное, реагировали на мое вождение. К тому времени, как я освободилась днем, мне казалось, что со времени моего сна прошло уже несколько лет, и вместо обеда я вздремнула. Я взяла с собой сэндвичи в пакете, а у Эймил меня ждала кружка чая.
День опять выдался серым, но Эймил развернула экран комбокса так, чтобы стул стоял спинкой к окну, которое она открыла. Свет – уж какой был – упал на меня, когда я села, а небольшой ветерок взъерошил волосы.
– С чего ты хочешь начать? – спросила Эймил. – С того, результативного, или начнешь сначала?
Об этом я как-то не думала. Хорошенькое начало. Так сложно было вообще заставить себя что-либо делать, что детали как-то позабылись…
Кого – или что – я искала? Кона? Или Бо? Раз я занималась этим наедине с Эймил, то я не пыталась осчастливить Пата и Джесса. Тогда что осчастливит меня? И что значит – осчастливит?
Но если я нашла нечто на другой стороне земного шара, так что Пат и Джесс с ног собьются, договариваясь с тамошним аналогом ООД, это могло отвлечь их от моей персоны.
Нахождение Бо явно не осчастливит меня, но я не хотела искать Кона, когда рядом кто-либо есть, даже Эймил. То есть остается Бо или Неизвестное. Неизвестное на данный момент было неизвестно. С другой стороны, Бо охотился за мной. Значит, Бо.
– Начнем с результативного.
Эймил открыла файл, выдвинула на первый план нужный мне мэйл и отошла. Я бегло взглянула на экран. Я видела мерцающий прямоугольник выделения, и нужная кнопка находилась под моим пальцем. Я нажала.
Это было, как руки, сомкнувшиеся на горле, давящий, раскалывающий вес на груди; а еще – жуткое, невозможное давление на глаза, мои бедные, ослепленные темнотой глаза… Я затерялась в темноте, я больше не знала, где верх, а где низ, у меня кружилась голова, меня вот-вот должно было стошнить…
Нет.
Я успокоилась. Я обнаружила… ось. Где-то. Где-то, протянувшуюся во тьме… Я… нет, я не стояла. Стоять вроде бы было не на чем, и я не была уверена, что мне есть чем стоять. Если исчезли мои ноги, то неудивительно, что мои глаза – нет, мой взгляд – тоже исчез. Это была не просто темнота: это было то, что пришло за ней. Это было затменье. А видеть я могла только в темноте. Мои глаза все еще были на месте – или, вероятно, теперь это были мои не-глаза – я не могла видеть ими, и моргание, казалось, отсутствовало по факту, но давление никуда не делось. И почему так трудно было дышать? Особенно потому, что, в то же время, дыхание казалось настолько же несущественным, как и моргание. Почему я хотела дышать?
Где я? Я была вытянута вдоль какой-то неосязаемой линии; иголка компаса. Компасным иголкам темнота нипочем. Хотя я сомневалась, что указываю на что-нибудь вроде севера, что я могла идентифицировать в реальном мире. Возможно, я обнаружила, откуда пришел мэйл Эймил. Но где это – «здесь»? И есть ли здесь какой-либо ключ, который можно взять с собой в известный мне мир?
Если я смогу туда вернуться.
Я поэкспериментировала с движением. Движение, похоже, в списке доступных действий не значилось. Я слишком была ничем здесь, в этом нигде, в затменье. Ладно, о'кей, в следующий раз я лучше сформулирую вопрос, отправляясь в…
В следующий раз, при условии, что переживу этот.
Я была благодарна за давление на глаза, за трудности с дыханием: благодаря им я чувствовала, что все еще существую… как-то. Где-то.
Я – магодел, передельщик, Блейз по крови, а позднее – и на деле. Практики мало, но профессиональный рост постоянен.
Я вспомнила другое чувство оси – когда превращала свой ножик в ключ. Я потянулась к этому ощущению. Нет – к своему ножу. Его не должно было быть там, и у меня не было пальцев почувствовать его, но я внезапно осознала его. Я не видела его, но знала, что это – свет даже в этой тьме. И с помощью его невидимого света я могла… видеть. Видеть. Чувствовать. Слышать. Обонять. Жить…
Я услышала шуршание, будто листья под ветерком. И какое-то мгновение я стояла на четырех стройных, покрытых мехом ногах и чувствовала, слышала и обоняла, как не способен ни один человек.
А потом я снова сидела в гостиной Эймил, и ее рука протягивалась через мои бессильные пальцы и нажимала кнопку. Экран потемнел.
– Это было не хорошо, – сказала она.
– Что случилось? – я была поражена ощущением собственного тела, сидящего в кресле, гравитации, зрения (свет, мерцающие тени), пальцев на клавиатуре, ног на полу. «Чувства вампиров во многих аспектах отличаются от человеческих». Я что? Что я?
Листва положила рисунок солнечных пятен на мою коричневую спину, когда я стояла на опушке леса, впереди раскинулось золотое поле. Я подняла свой черный нос к ветру, повернула свои большие уши вперед и назад, прислушиваясь.
Бр-р-р. Мои человеческие пальцы сомкнулись на ноже, все еще находилась в гостиной Эймил.
– Ты пропала, – сказала Эймил. – Ненадолго – где-то секунд на десять – как раз столько времени у меня заняло сделать два шага и дотянуться до кнопки. Но в твоем теле тебя не было, – она неожиданно села на пол. – Ты знаешь, куда ушла? – она наклонила голову между коленями, потом запрокинула лицо обратно и посмотрела вверх, на меня. – Знаешь?
Я покачала головой. Эксперимент с движением. Я вспомнила пустоту, ось, другие чувства – свой маленький нож. Мое дерево. Мою… олениху. Я спрашивала себя, когда она приняла смерть, от которой, она знала, не уйти. Знала ли она, для чего предназначалась ее смерть, меняло ли это что-нибудь, поэтому ли она… Я коснулась выпуклости ножа в своем кармане. На ощупь он был совершенно таким же, как обычно. Мы сидели в дневном свете; если вынуть нож, он будет выглядеть, как любой другой карманный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Были веские причины, чтобы мы с Эймил подружились.
Четверг выдался не совсем идеальным, но я справилась. Паули был немного слишком не-огорчен поменять свою единственную в неделю смену с полпятого утра на дневную в этот четверг, и он также до сих пор не отработал пропущенные смены с прошлой тринадцатидневной недели. Позже меня встревожило, насколько он был не огорчен.
Тем временем я поднялась в три утра, чтобы испечь кое-что сверх нормы, как будто это было необходимо. Допивая традиционную пинтовую чашку чая чернее черного, я опять стояла на балконе, выискивая любые сигналы от Кона. Все, чего я добилась – усилившееся чувство, что дело плохо; но я замечательно умею чувствовать беду даже там, где ее и в помине нет – черта, явно унаследованная от матери. А в данном случае не было ничего, кроме моего смутного беспокойства.
Есть свои преимущества в том, чтобы водить древнюю развалюху, а не современную машину: развалюхи скрипят, вздрагивают под твоими руками на рулевом колесе и не дают уснуть. Амулеты в бардачке тоже вели себя оживленнее, чем обычно – наверное, реагировали на мое вождение. К тому времени, как я освободилась днем, мне казалось, что со времени моего сна прошло уже несколько лет, и вместо обеда я вздремнула. Я взяла с собой сэндвичи в пакете, а у Эймил меня ждала кружка чая.
День опять выдался серым, но Эймил развернула экран комбокса так, чтобы стул стоял спинкой к окну, которое она открыла. Свет – уж какой был – упал на меня, когда я села, а небольшой ветерок взъерошил волосы.
– С чего ты хочешь начать? – спросила Эймил. – С того, результативного, или начнешь сначала?
Об этом я как-то не думала. Хорошенькое начало. Так сложно было вообще заставить себя что-либо делать, что детали как-то позабылись…
Кого – или что – я искала? Кона? Или Бо? Раз я занималась этим наедине с Эймил, то я не пыталась осчастливить Пата и Джесса. Тогда что осчастливит меня? И что значит – осчастливит?
Но если я нашла нечто на другой стороне земного шара, так что Пат и Джесс с ног собьются, договариваясь с тамошним аналогом ООД, это могло отвлечь их от моей персоны.
Нахождение Бо явно не осчастливит меня, но я не хотела искать Кона, когда рядом кто-либо есть, даже Эймил. То есть остается Бо или Неизвестное. Неизвестное на данный момент было неизвестно. С другой стороны, Бо охотился за мной. Значит, Бо.
– Начнем с результативного.
Эймил открыла файл, выдвинула на первый план нужный мне мэйл и отошла. Я бегло взглянула на экран. Я видела мерцающий прямоугольник выделения, и нужная кнопка находилась под моим пальцем. Я нажала.
Это было, как руки, сомкнувшиеся на горле, давящий, раскалывающий вес на груди; а еще – жуткое, невозможное давление на глаза, мои бедные, ослепленные темнотой глаза… Я затерялась в темноте, я больше не знала, где верх, а где низ, у меня кружилась голова, меня вот-вот должно было стошнить…
Нет.
Я успокоилась. Я обнаружила… ось. Где-то. Где-то, протянувшуюся во тьме… Я… нет, я не стояла. Стоять вроде бы было не на чем, и я не была уверена, что мне есть чем стоять. Если исчезли мои ноги, то неудивительно, что мои глаза – нет, мой взгляд – тоже исчез. Это была не просто темнота: это было то, что пришло за ней. Это было затменье. А видеть я могла только в темноте. Мои глаза все еще были на месте – или, вероятно, теперь это были мои не-глаза – я не могла видеть ими, и моргание, казалось, отсутствовало по факту, но давление никуда не делось. И почему так трудно было дышать? Особенно потому, что, в то же время, дыхание казалось настолько же несущественным, как и моргание. Почему я хотела дышать?
Где я? Я была вытянута вдоль какой-то неосязаемой линии; иголка компаса. Компасным иголкам темнота нипочем. Хотя я сомневалась, что указываю на что-нибудь вроде севера, что я могла идентифицировать в реальном мире. Возможно, я обнаружила, откуда пришел мэйл Эймил. Но где это – «здесь»? И есть ли здесь какой-либо ключ, который можно взять с собой в известный мне мир?
Если я смогу туда вернуться.
Я поэкспериментировала с движением. Движение, похоже, в списке доступных действий не значилось. Я слишком была ничем здесь, в этом нигде, в затменье. Ладно, о'кей, в следующий раз я лучше сформулирую вопрос, отправляясь в…
В следующий раз, при условии, что переживу этот.
Я была благодарна за давление на глаза, за трудности с дыханием: благодаря им я чувствовала, что все еще существую… как-то. Где-то.
Я – магодел, передельщик, Блейз по крови, а позднее – и на деле. Практики мало, но профессиональный рост постоянен.
Я вспомнила другое чувство оси – когда превращала свой ножик в ключ. Я потянулась к этому ощущению. Нет – к своему ножу. Его не должно было быть там, и у меня не было пальцев почувствовать его, но я внезапно осознала его. Я не видела его, но знала, что это – свет даже в этой тьме. И с помощью его невидимого света я могла… видеть. Видеть. Чувствовать. Слышать. Обонять. Жить…
Я услышала шуршание, будто листья под ветерком. И какое-то мгновение я стояла на четырех стройных, покрытых мехом ногах и чувствовала, слышала и обоняла, как не способен ни один человек.
А потом я снова сидела в гостиной Эймил, и ее рука протягивалась через мои бессильные пальцы и нажимала кнопку. Экран потемнел.
– Это было не хорошо, – сказала она.
– Что случилось? – я была поражена ощущением собственного тела, сидящего в кресле, гравитации, зрения (свет, мерцающие тени), пальцев на клавиатуре, ног на полу. «Чувства вампиров во многих аспектах отличаются от человеческих». Я что? Что я?
Листва положила рисунок солнечных пятен на мою коричневую спину, когда я стояла на опушке леса, впереди раскинулось золотое поле. Я подняла свой черный нос к ветру, повернула свои большие уши вперед и назад, прислушиваясь.
Бр-р-р. Мои человеческие пальцы сомкнулись на ноже, все еще находилась в гостиной Эймил.
– Ты пропала, – сказала Эймил. – Ненадолго – где-то секунд на десять – как раз столько времени у меня заняло сделать два шага и дотянуться до кнопки. Но в твоем теле тебя не было, – она неожиданно села на пол. – Ты знаешь, куда ушла? – она наклонила голову между коленями, потом запрокинула лицо обратно и посмотрела вверх, на меня. – Знаешь?
Я покачала головой. Эксперимент с движением. Я вспомнила пустоту, ось, другие чувства – свой маленький нож. Мое дерево. Мою… олениху. Я спрашивала себя, когда она приняла смерть, от которой, она знала, не уйти. Знала ли она, для чего предназначалась ее смерть, меняло ли это что-нибудь, поэтому ли она… Я коснулась выпуклости ножа в своем кармане. На ощупь он был совершенно таким же, как обычно. Мы сидели в дневном свете; если вынуть нож, он будет выглядеть, как любой другой карманный нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122