Впрочем, все они бесшумны, а на коротких дистанциях быстры, как никто другой – как никто живой. В общем, если даже с Дыханием выйдет вдруг осечка, они, если захотят, все равно тебя настигнут.
– Она приходит в себя, – послышался голос.
До сих пор я ни разу не видела вампира и не слышала их речи, не считая телевидения. А там голос обрабатывается с помощью какой-то противочарной технологии, чтобы никто из слушателей не вышел из дому и не пошел искать говорящего. Не могу представить, зачем бы вампиру хотеть, чтобы все, услышавшие его голос, повскакивали со стульев и пошли его искать. Но я не знаю, как мыслят вампиры (или кошки, или уродливые ведьмы) – может, этого-то они и хотят. И, конечно же, ходит слух – как всегда, – будто Старший вампир способен так модулировать голос, что, может, только одна конкретная личность из слышащих передачу миллионов (интервью с вампиром привлекает многих) спрыгнет со стула и т. д. Я не особо в это верю, но рада наличию противочарной технологии. Помимо основного действия, она еще делает их голоса смешными. Нечеловеческими, с лязгающим механическим отзвуком.
Теоретически я не должна была знать, что эти ребята – вампиры. Но я знала. Если вас похитят Темнейшие Другие, вы это поймете.
Во-первых, запах. Не запах мясной лавки, как можно было бы ожидать, хотя в нем действительно есть острый металлический вкус крови. Но мясо в мясной лавке мертво. Я знаю, налицо несоответствие терминов, но вампиры пахнут живой кровью. И еще чем-то. Не знаю, чем: запах не животный, не растительный и не минеральный, насколько я могу судить. Он не привлекает и не вызывает отвращения, хотя пускает сердце вскачь. Наверное, это в генах. Тело знает, что оно – жертва, даже если мозг одурманен Дыханием или пытается отстраниться. Это – запах вампира, и инстинкт самосохранения берет верх.
Об этих инстинктах, подмывающих бежать, не слагают историй. В тот момент я не могла припомнить ни одной.
Вампиры и движутся не как люди. Говорят, будто бы молодые могут «пройти» (после наступления темноты), если хотят, – отсюда любимая человеческая забава: пойти туда, где, по слухам, бывают вампиры, и попытаться хоть одного опознать. Я знаю, что Кенни с приятелями несколько раз так делал. Да и я в их возрасте этим забавлялась. Это не слишком опасно, если держаться группой и не заходить на пустыри вокруг больших городов. Наш город среднего размера и, как я уже говорила, довольно чист. И все же глупо и опасно заниматься этим – глупее, чем оказалась моя поездка на озеро.
Вампиры вокруг костра двигались, не задумываясь, выдает ли их походка.
А я еще говорила, что противочарная технология делает голоса кровопийц на ТВ, радио и глобонете смешными. Вживую они еще смешнее. До ужаса.
Возможно, Дыхание что-то со мной сделало. Очнувшись, я, как уже сказано, чувствовала жуткую слабость, и недомогание, и небольшой испуг – но отнюдь не тряслась от ужаса, как можно было ожидать. Я знала, что это – конец. Не бывает такого, чтоб вампиры схватили человека, а потом решили, что не очень-то голодны, и отпустили. Я стану обедом, а потом – трупом. Но мои мысли сводились к тому, что вот, блин, не повезло – да что ж поделаешь… Так можно чувствовать себя, если отпуск накрылся в последний момент или если весь день готовишь праздничный торт для любимого, а потом спотыкаешься на пороге его дома, и он падает собаке на спину. Блин. И все.
Я лежала, слушала свое сердцебиение и была странно спокойна. Мы все еще были возле озера. Из своего полулежачего положения я видела его сквозь деревья. Прекрасный, умиротворяющий, залитый лунным светом вечер еще не закончился.
– Ведем ее немедленно?
Это проговорил тот, что заметил мое пробуждение. Он сидел немного в стороне от остальных то ли на пне, то ли на камне – отсюда не было видно, – словно часовой.
– Да. Так велел Бо. Но он говорит, что сначала нужно ее одеть.
Этот говорил, как начальник. Возможно, он и есть Дыхатель.
– Одеть ее? Это что, вечеринка?
– Я думал, это у нас будет вечеринка, пока… – сказал третий. Несколько вампиров засмеялись. От этого смеха я вся покрылась гусиной кожей. Я не могла толком разглядеть никого, кроме часового. Не видела, сколько их всего. Голоса казались мужскими, но я не была уверена – до того странные у кровососов голоса.
– Бо говорит, что наш… гость старомоден. Леди должны носить платья.
Я чувствовала, как они смотрят на меня, как их глаза блестят в свете костра. Но не оглядывалась. Даже когда уже знаешь, что ты – ужин, не стоит смотреть вампиру в глаза.
– Она – леди? Ха!
– Неважно. В платье будет вполне похожа.
Они опять рассмеялись. Я, наверное, всхлипнула. Один из вампиров отделился от темной толпы собратьев и подошел ко мне. Сердце подпрыгнуло к горлу, но я лежала спокойно. Я, как ни странно, совсем успокоилась. Как будто четкое и ясное мышление может мне чем-то помочь. Я думала, так ли себя чувствуют те, кто просыпается утром перед казнью.
Имейте в виду, я не очень храбрая особа. Я плохо переношу, когда все вокруг идет наперекосяк, и не особо снисходительна к людской глупости. Короче, я стерва. Поверьте, я могу закатить сцену. Но это другое. Я не храбра. Вот Мэл храбрый. Один из его старых друзей рассказал мне как-то несколько таких историй о нем, что я чуть не упала – о его курьерских поездках во время Войн. Мэл был в бешенстве, когда узнал, хотя ничего и не отрицал. И мама моя храбрая: ушла от отца без денег, без работы, без перспективы – собственные родители бросили ее, когда она вышла за отца, а младшие сестры не отыскали, пока она не объявилась у Чарли, – и с шестилетней дочерью. Чарли тоже храбрый: он основал кофейню, уговорив банк дать ему кредит под залог собственного дома в те дни, когда на улицах Старого Города имели место только крысы, тараканы, руины и сам Чарли.
А я не храбра. Я пеку булочки с корицей. Много читаю. Мое понятие экстрима – Мэл, на одном колесе едущий на красный свет со мной на заднем сиденье.
Вампир стоял рядом со мной. Я не увидела, как оно подошло. Видела только, как оно встало и отделилось от группы. И очутилось рядом со мной. Оно? Он? Я посмотрела на его руку, что-то мне протягивающую.
– Надень.
Я неохотно приняла эту вещь. Казалось, ему не больше хочется касаться меня, чем мне – касаться его; предлагаемая вещь скользнула из его руки в мою. Он отошел. Я посмотрела вслед, но не могла различить его в тенях. Его просто не было там.
Я медленно встала и повернулась к ним всем спиной. Вы можете думать, что никогда бы так не сделали – но захотелось бы вам смотреть, как проверяют прочность веревки, надежность петли и люк эшафота? Или, может, вы захотели бы зажмуриться? Я отвернулась. Стянула футболку через голову и надела платье. Плечевые лямки едва прикрыли тесемки лифчика;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Она приходит в себя, – послышался голос.
До сих пор я ни разу не видела вампира и не слышала их речи, не считая телевидения. А там голос обрабатывается с помощью какой-то противочарной технологии, чтобы никто из слушателей не вышел из дому и не пошел искать говорящего. Не могу представить, зачем бы вампиру хотеть, чтобы все, услышавшие его голос, повскакивали со стульев и пошли его искать. Но я не знаю, как мыслят вампиры (или кошки, или уродливые ведьмы) – может, этого-то они и хотят. И, конечно же, ходит слух – как всегда, – будто Старший вампир способен так модулировать голос, что, может, только одна конкретная личность из слышащих передачу миллионов (интервью с вампиром привлекает многих) спрыгнет со стула и т. д. Я не особо в это верю, но рада наличию противочарной технологии. Помимо основного действия, она еще делает их голоса смешными. Нечеловеческими, с лязгающим механическим отзвуком.
Теоретически я не должна была знать, что эти ребята – вампиры. Но я знала. Если вас похитят Темнейшие Другие, вы это поймете.
Во-первых, запах. Не запах мясной лавки, как можно было бы ожидать, хотя в нем действительно есть острый металлический вкус крови. Но мясо в мясной лавке мертво. Я знаю, налицо несоответствие терминов, но вампиры пахнут живой кровью. И еще чем-то. Не знаю, чем: запах не животный, не растительный и не минеральный, насколько я могу судить. Он не привлекает и не вызывает отвращения, хотя пускает сердце вскачь. Наверное, это в генах. Тело знает, что оно – жертва, даже если мозг одурманен Дыханием или пытается отстраниться. Это – запах вампира, и инстинкт самосохранения берет верх.
Об этих инстинктах, подмывающих бежать, не слагают историй. В тот момент я не могла припомнить ни одной.
Вампиры и движутся не как люди. Говорят, будто бы молодые могут «пройти» (после наступления темноты), если хотят, – отсюда любимая человеческая забава: пойти туда, где, по слухам, бывают вампиры, и попытаться хоть одного опознать. Я знаю, что Кенни с приятелями несколько раз так делал. Да и я в их возрасте этим забавлялась. Это не слишком опасно, если держаться группой и не заходить на пустыри вокруг больших городов. Наш город среднего размера и, как я уже говорила, довольно чист. И все же глупо и опасно заниматься этим – глупее, чем оказалась моя поездка на озеро.
Вампиры вокруг костра двигались, не задумываясь, выдает ли их походка.
А я еще говорила, что противочарная технология делает голоса кровопийц на ТВ, радио и глобонете смешными. Вживую они еще смешнее. До ужаса.
Возможно, Дыхание что-то со мной сделало. Очнувшись, я, как уже сказано, чувствовала жуткую слабость, и недомогание, и небольшой испуг – но отнюдь не тряслась от ужаса, как можно было ожидать. Я знала, что это – конец. Не бывает такого, чтоб вампиры схватили человека, а потом решили, что не очень-то голодны, и отпустили. Я стану обедом, а потом – трупом. Но мои мысли сводились к тому, что вот, блин, не повезло – да что ж поделаешь… Так можно чувствовать себя, если отпуск накрылся в последний момент или если весь день готовишь праздничный торт для любимого, а потом спотыкаешься на пороге его дома, и он падает собаке на спину. Блин. И все.
Я лежала, слушала свое сердцебиение и была странно спокойна. Мы все еще были возле озера. Из своего полулежачего положения я видела его сквозь деревья. Прекрасный, умиротворяющий, залитый лунным светом вечер еще не закончился.
– Ведем ее немедленно?
Это проговорил тот, что заметил мое пробуждение. Он сидел немного в стороне от остальных то ли на пне, то ли на камне – отсюда не было видно, – словно часовой.
– Да. Так велел Бо. Но он говорит, что сначала нужно ее одеть.
Этот говорил, как начальник. Возможно, он и есть Дыхатель.
– Одеть ее? Это что, вечеринка?
– Я думал, это у нас будет вечеринка, пока… – сказал третий. Несколько вампиров засмеялись. От этого смеха я вся покрылась гусиной кожей. Я не могла толком разглядеть никого, кроме часового. Не видела, сколько их всего. Голоса казались мужскими, но я не была уверена – до того странные у кровососов голоса.
– Бо говорит, что наш… гость старомоден. Леди должны носить платья.
Я чувствовала, как они смотрят на меня, как их глаза блестят в свете костра. Но не оглядывалась. Даже когда уже знаешь, что ты – ужин, не стоит смотреть вампиру в глаза.
– Она – леди? Ха!
– Неважно. В платье будет вполне похожа.
Они опять рассмеялись. Я, наверное, всхлипнула. Один из вампиров отделился от темной толпы собратьев и подошел ко мне. Сердце подпрыгнуло к горлу, но я лежала спокойно. Я, как ни странно, совсем успокоилась. Как будто четкое и ясное мышление может мне чем-то помочь. Я думала, так ли себя чувствуют те, кто просыпается утром перед казнью.
Имейте в виду, я не очень храбрая особа. Я плохо переношу, когда все вокруг идет наперекосяк, и не особо снисходительна к людской глупости. Короче, я стерва. Поверьте, я могу закатить сцену. Но это другое. Я не храбра. Вот Мэл храбрый. Один из его старых друзей рассказал мне как-то несколько таких историй о нем, что я чуть не упала – о его курьерских поездках во время Войн. Мэл был в бешенстве, когда узнал, хотя ничего и не отрицал. И мама моя храбрая: ушла от отца без денег, без работы, без перспективы – собственные родители бросили ее, когда она вышла за отца, а младшие сестры не отыскали, пока она не объявилась у Чарли, – и с шестилетней дочерью. Чарли тоже храбрый: он основал кофейню, уговорив банк дать ему кредит под залог собственного дома в те дни, когда на улицах Старого Города имели место только крысы, тараканы, руины и сам Чарли.
А я не храбра. Я пеку булочки с корицей. Много читаю. Мое понятие экстрима – Мэл, на одном колесе едущий на красный свет со мной на заднем сиденье.
Вампир стоял рядом со мной. Я не увидела, как оно подошло. Видела только, как оно встало и отделилось от группы. И очутилось рядом со мной. Оно? Он? Я посмотрела на его руку, что-то мне протягивающую.
– Надень.
Я неохотно приняла эту вещь. Казалось, ему не больше хочется касаться меня, чем мне – касаться его; предлагаемая вещь скользнула из его руки в мою. Он отошел. Я посмотрела вслед, но не могла различить его в тенях. Его просто не было там.
Я медленно встала и повернулась к ним всем спиной. Вы можете думать, что никогда бы так не сделали – но захотелось бы вам смотреть, как проверяют прочность веревки, надежность петли и люк эшафота? Или, может, вы захотели бы зажмуриться? Я отвернулась. Стянула футболку через голову и надела платье. Плечевые лямки едва прикрыли тесемки лифчика;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122