Как если бы некий человек исцелился от отравленной раны благодаря какой-то дикой взаимовыгодной сделке с фениксом – и вдруг научился летать, вероятно, маша руками вместо крыльев.
Имейте в виду, никто не видел феникса вот уже тысячу лет, и фениксы не склонны делать людям добро. Скорей уж наоборот. Думаю, совсем как вампиры. Отличие в том, что многие люди считают фениксов мифом, но немногие настолько глупы, чтобы считать мифом – вампиров. Я думаю, у феникса по меньшей мере пятьдесят процентов шансов существовать на самом деле, слишком уж они ужасны. Чего нет в этом мире – так это золотых рыбок с тремя желаниями, встреч на балу с прекрасным принцем, концовок вроде «и жили они долго и счастливо до конца своих дней». Ну и тому подобной магии. А любой зловредной, увечащей магии – навалом. Кто создал эту систему?
Я преотлично видела в темноте. И думала: а хочу ли я видеть, как приближается Бо?
Ах да, «видеть в темноте» не означает просто «видеть после захода солнца». Это работает и со всеми дневными тенями. – Вампира бы такое не волновало, но меня тревожило чертовски. Даже обычный столовый нож отбрасывает тень – хотя на самом деле мне больше не нужны напоминания, что столовые ножи для меня обычными не станут.
Это выводит из равновесия – видеть сквозь тени. Ощущение глубины искажается, как если пытаться смотреть сквозь чужие очки. Предметы приобретают странные контрастные края, а иногда эти края, в свою очередь, едва заметно озарены красным. «Эффект чужих очков» проявляется даже при взгляде на собственные руки и тело, на лица и фигуры людей, которых любишь и которым доверяешь. Но в одном-единственном случае это пропадает – когда смотришь в зеркало. А может быть, это только у меня так. На случай, если понадобится напоминание, что я получила это от вампира. Вот спасибо.
Меня бесило, что в темноте я теперь «видела» гораздо лучше, чем на свету. В темноте все эти особенности имели смысл. Я терпеть этого не могла.
Первые дней десять я была настолько неуклюжа, что Чарли проделал очередной трюк с забреданием в пекарню и закрыванием двери. Черт возьми, дважды за две недели: похоже, я становилась худшей занозой, чем думала. Черт! С минуту Чарли бродил по пекарне, как будто думал, что бы сказать. Я отлично знала: такие вещи он продумывает заблаговременно. Когда я еще жила с ним и мамой, я частенько видела, как Чарли бродит вокруг дома этой обманчиво ленивой походкой, размышляя, что сказать кому-то и что собеседник может на это ответить. Чарли и обдумывает это на ходу, и говорит тоже на ходу. Он много кругов намотал вокруг дома, когда городской совет пытался окультурить нас. Журналисты, которые предпочитают хороший сюжет правдивости, представили «Кофейню Чарли» центром борьбы нашей округи за право остаться такими, как мы были: дешевыми и паршивыми. Не так уж сильно они погрешили против истины. Именно тогда кофейня появилась на карте Новой Аркадии, а не просто на карте Старого Города, и одним из результатов было то, что Чарли смог позволить себе построить пекарню.
Должна сказать, он частенько бродил и тогда, когда мы с мамой особенно сильно вцепились друг другу в глотки. Эти две эпохи частично совпали. Кенни и Билли, должно быть, боялись за свою жизнь.
Но оттого, что Чарли так знакомо бродил вокруг, мне стало дурно. Я больше не жила в его доме, но создавалось впечатление, что теперь он не расхаживает столько, как тогда; значит, он по большей части вывел, как говорить то, что должен говорить Чарли из «Кофейни Чарли».
Наверное, пекарь-магодел с тягой к вампирам не относится к разряду дежурных проблем кофейни. Тривиален здесь скорее стерв-фактор.
– У тебя в последнее время были определенные проблемы, – мягко и тихо начал он, обращаясь к одной из печей.
– Печь работает хорошо, – ответила я, думая: «Если ты собираешься управлять мною, то можешь просто сделать это».
Он развернулся.
– Извини. Мы… у кофейни бывали тяжелые времена, но… интерес ООД к одной из моих работниц – это что-то новое.
Я воздержалась от напоминания, что регулярные сотрудники ООД всегда любили мое общество. Тогда я думала – это потому, что я так люблю слушать их истории, но как выяснилось, все дело в том, что они помнят моего отца, пусть даже не помнит Чарли – и, соответственно, мы с мамой.
– Ага, – ответила я, – Типа того. Я думала: ладно, мой отец всегда был моим отцом, но толку от этого… Я могла и дальше не понимать, что это означает.
Чарли помедлил с ответом.
– Ну… сомневаюсь, Светлячок. Если бы у тебя просто кофе не остывал – еще может быть. Но, умея… – его голос замер. – Ты говорила об этом с Сэди?
Я качнула головой. Пилить себя тупым ножом? Нет, спасибо.
– Ты знаешь, какова Сэди – знаешь, как никто. Ты унаследовала ее суть – ее упрямство.
Огромное отличие меня от матери – не считая того факта, что она нормальна до мозга костей, а я – урод от магоделия, – в том, что она настоящая. Пусть у мамы есть небольшие проблемы с пониманием точек зрения других людей, но она честна в этом. Она стерва с сержантскими замашками, поскольку верит, что знает все лучше всех. Я такая же – но потому, что не хочу подпускать кого-либо на дистанцию, с которой можно понять, какое я на деле хилое существо с обнаженными нервами.
– …И ее ужасный характер, – закончила я. Чарли улыбнулся:
– Она отлично знала твоего отца. Ты знаешь, что она любила его? Любила по-настоящему. В глубине сердца любит до сих пор. О, не волнуйся, теперь она любит меня. И вместе мы счастливы – вот в чем фокус. Она счастлива быть администратором в «Кофейне Чарли».
И рвать на клочки важничающих придурков, подумала я. Но если маме под руку давно не попадалось придурков – спасайся, кто может.
– С твоим отцом она знала много радости – даже эйфории – особенно поначалу. Но жить долго в его мире не могла. А в моем смогла. Я считаю, что она вынырнула из мира твоего отца и забрала тебя с собой как раз потому, что знала, чем ты являешься. Думаю, она знала, что ты вырастешь чертовски необычной, и сочла: того, что она тебе даст – будучи твоей матерью и вырастив тебя в таком месте, как эта кофейня, – окажется достаточно. Достаточно весомым якорем – когда то, что передал тебе отец, начнет выходить на свет.
Я уже давно сделала вывод, что она не включила его в Службу Спасения от Дурной Крови, а потому версия Чарли на мой счет не включала возможного демонизма. В общем, я считала, что моя версия более правдоподобна, чем версия Чарли. Потому, наверное, что она была более гнетущей.
Я очень по-чарлийски сместилась к табурету и села. Посмотрела на свои руки, оттененные светом, тьмой и красными линиями. Подумала о неудачных генетических гибридах. Уронила голову в ладони и закрыла глаза.
– Как думаешь, Светлячок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Имейте в виду, никто не видел феникса вот уже тысячу лет, и фениксы не склонны делать людям добро. Скорей уж наоборот. Думаю, совсем как вампиры. Отличие в том, что многие люди считают фениксов мифом, но немногие настолько глупы, чтобы считать мифом – вампиров. Я думаю, у феникса по меньшей мере пятьдесят процентов шансов существовать на самом деле, слишком уж они ужасны. Чего нет в этом мире – так это золотых рыбок с тремя желаниями, встреч на балу с прекрасным принцем, концовок вроде «и жили они долго и счастливо до конца своих дней». Ну и тому подобной магии. А любой зловредной, увечащей магии – навалом. Кто создал эту систему?
Я преотлично видела в темноте. И думала: а хочу ли я видеть, как приближается Бо?
Ах да, «видеть в темноте» не означает просто «видеть после захода солнца». Это работает и со всеми дневными тенями. – Вампира бы такое не волновало, но меня тревожило чертовски. Даже обычный столовый нож отбрасывает тень – хотя на самом деле мне больше не нужны напоминания, что столовые ножи для меня обычными не станут.
Это выводит из равновесия – видеть сквозь тени. Ощущение глубины искажается, как если пытаться смотреть сквозь чужие очки. Предметы приобретают странные контрастные края, а иногда эти края, в свою очередь, едва заметно озарены красным. «Эффект чужих очков» проявляется даже при взгляде на собственные руки и тело, на лица и фигуры людей, которых любишь и которым доверяешь. Но в одном-единственном случае это пропадает – когда смотришь в зеркало. А может быть, это только у меня так. На случай, если понадобится напоминание, что я получила это от вампира. Вот спасибо.
Меня бесило, что в темноте я теперь «видела» гораздо лучше, чем на свету. В темноте все эти особенности имели смысл. Я терпеть этого не могла.
Первые дней десять я была настолько неуклюжа, что Чарли проделал очередной трюк с забреданием в пекарню и закрыванием двери. Черт возьми, дважды за две недели: похоже, я становилась худшей занозой, чем думала. Черт! С минуту Чарли бродил по пекарне, как будто думал, что бы сказать. Я отлично знала: такие вещи он продумывает заблаговременно. Когда я еще жила с ним и мамой, я частенько видела, как Чарли бродит вокруг дома этой обманчиво ленивой походкой, размышляя, что сказать кому-то и что собеседник может на это ответить. Чарли и обдумывает это на ходу, и говорит тоже на ходу. Он много кругов намотал вокруг дома, когда городской совет пытался окультурить нас. Журналисты, которые предпочитают хороший сюжет правдивости, представили «Кофейню Чарли» центром борьбы нашей округи за право остаться такими, как мы были: дешевыми и паршивыми. Не так уж сильно они погрешили против истины. Именно тогда кофейня появилась на карте Новой Аркадии, а не просто на карте Старого Города, и одним из результатов было то, что Чарли смог позволить себе построить пекарню.
Должна сказать, он частенько бродил и тогда, когда мы с мамой особенно сильно вцепились друг другу в глотки. Эти две эпохи частично совпали. Кенни и Билли, должно быть, боялись за свою жизнь.
Но оттого, что Чарли так знакомо бродил вокруг, мне стало дурно. Я больше не жила в его доме, но создавалось впечатление, что теперь он не расхаживает столько, как тогда; значит, он по большей части вывел, как говорить то, что должен говорить Чарли из «Кофейни Чарли».
Наверное, пекарь-магодел с тягой к вампирам не относится к разряду дежурных проблем кофейни. Тривиален здесь скорее стерв-фактор.
– У тебя в последнее время были определенные проблемы, – мягко и тихо начал он, обращаясь к одной из печей.
– Печь работает хорошо, – ответила я, думая: «Если ты собираешься управлять мною, то можешь просто сделать это».
Он развернулся.
– Извини. Мы… у кофейни бывали тяжелые времена, но… интерес ООД к одной из моих работниц – это что-то новое.
Я воздержалась от напоминания, что регулярные сотрудники ООД всегда любили мое общество. Тогда я думала – это потому, что я так люблю слушать их истории, но как выяснилось, все дело в том, что они помнят моего отца, пусть даже не помнит Чарли – и, соответственно, мы с мамой.
– Ага, – ответила я, – Типа того. Я думала: ладно, мой отец всегда был моим отцом, но толку от этого… Я могла и дальше не понимать, что это означает.
Чарли помедлил с ответом.
– Ну… сомневаюсь, Светлячок. Если бы у тебя просто кофе не остывал – еще может быть. Но, умея… – его голос замер. – Ты говорила об этом с Сэди?
Я качнула головой. Пилить себя тупым ножом? Нет, спасибо.
– Ты знаешь, какова Сэди – знаешь, как никто. Ты унаследовала ее суть – ее упрямство.
Огромное отличие меня от матери – не считая того факта, что она нормальна до мозга костей, а я – урод от магоделия, – в том, что она настоящая. Пусть у мамы есть небольшие проблемы с пониманием точек зрения других людей, но она честна в этом. Она стерва с сержантскими замашками, поскольку верит, что знает все лучше всех. Я такая же – но потому, что не хочу подпускать кого-либо на дистанцию, с которой можно понять, какое я на деле хилое существо с обнаженными нервами.
– …И ее ужасный характер, – закончила я. Чарли улыбнулся:
– Она отлично знала твоего отца. Ты знаешь, что она любила его? Любила по-настоящему. В глубине сердца любит до сих пор. О, не волнуйся, теперь она любит меня. И вместе мы счастливы – вот в чем фокус. Она счастлива быть администратором в «Кофейне Чарли».
И рвать на клочки важничающих придурков, подумала я. Но если маме под руку давно не попадалось придурков – спасайся, кто может.
– С твоим отцом она знала много радости – даже эйфории – особенно поначалу. Но жить долго в его мире не могла. А в моем смогла. Я считаю, что она вынырнула из мира твоего отца и забрала тебя с собой как раз потому, что знала, чем ты являешься. Думаю, она знала, что ты вырастешь чертовски необычной, и сочла: того, что она тебе даст – будучи твоей матерью и вырастив тебя в таком месте, как эта кофейня, – окажется достаточно. Достаточно весомым якорем – когда то, что передал тебе отец, начнет выходить на свет.
Я уже давно сделала вывод, что она не включила его в Службу Спасения от Дурной Крови, а потому версия Чарли на мой счет не включала возможного демонизма. В общем, я считала, что моя версия более правдоподобна, чем версия Чарли. Потому, наверное, что она была более гнетущей.
Я очень по-чарлийски сместилась к табурету и села. Посмотрела на свои руки, оттененные светом, тьмой и красными линиями. Подумала о неудачных генетических гибридах. Уронила голову в ладони и закрыла глаза.
– Как думаешь, Светлячок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122