голос был хриплый, как будто надорванный долгим криком. Возможно, ему неловко было разговаривать со своим обедом. Если он не проявит осмотрительность, то может расстаться со мной, как Алиса с пудингом после того, как их представили друг другу. С меня станется такое счастье.
Я вздрогнула при первых звуках его голоса. Не только потому, что он вообще заговорил, но и потому, что голос был таким же чужим, как и внешность. Как будто производившая его грудная клетка была сделана из странного материала, который отражает звук иначе, чем обычная – то есть живая – плоть. Голос звучал гораздо более странно – зловеще, жутко, – чем голоса вампиров, доставивших меня сюда. Еще можно было представить, что банда Бо когда-то была людьми. Но не он.
Я вздрогнула и взвизгнула – что-то вроде «оййй!». Сначала пришла бредовая мысль об Алисе и пудинге, а потом значение его слов начало доходить до меня. Напомнить ему, что я разумное существо! Я и сама-то не была уверена, что до сих пор таковым являюсь. Я попыталась собраться с мыслями, думать о чем-то, кроме Льюиса Кэррола…
– Я… ой… они назвали вас Конни, – наобум ляпнула я после очень долгого молчания. – Это ваше имя?
Он издал то ли кашель, то ли рычание, или еще что-то, чему я не могу дать названия – какой-то вампирский звук.
– Ты знаешь достаточно, чтобы не смотреть мне в глаза, – сказал он. – Но не знаешь, что не стоит спрашивать моего имени?
На сей раз фразы звучали более бегло, и в конце однозначно присутствовал знак вопроса. Он спрашивал меня.
– Ох… нет… ох… я не знаю… я не так много знаю о вам… э-э-э, – промямлила я, на полуслове вспомнив, что сам он не использовал слова «вампир». Он сказал «мне» и «моего». Возможно, не стоит говорить «вампир», как не стоит и спрашивать его имени. Я попыталась вспомнить все, что Пат, Джесс и другие рассказали мне за эти годы, и сделала вывод, что взгляды ООД на вампиров, похоже, сильно отличаются от собственных взглядов вампиров и мало полезны для меня сейчас. А «Вечная Смерть», которую я помнила почти дословно, была сейчас и вовсе бесполезна.
– Простите меня, – сказала я со всем достоинством, какое могла изобразить (не так уж много). – Я… э-э… о чем вы хотите, чтобы я говорила?
Еще одна пауза, и он сказал:
– Расскажи мне, кто ты такая. Имя можешь не говорить. Имена обладают силой – даже человеческие. Расскажи, где живешь и как живешь.
У меня челюсть отвисла.
– Рассказать вам?..
Я что, Шахерезада? Я почувствовала неожиданный истерический прилив возмущения. Достаточно плохо уже то, что меня собираются съесть (или, скорее, выпить – я все не могла отделаться от аналогий с Алисой), но чтобы я перед этим еще и разговаривала?
– Я… я пеку булочки в «Кофейне Чарли», в городе. Чарли женился на моей маме, когда мне было десять лет, как раз перед началом… – Я сумела не сказать: «перед началом Войн Вуду», которые, по мне, могли стать скользкой темой. – У них двое сыновей, Кенни и Билли. Они хорошие мальчики. Ну, это Билли до сих пор хороший мальчик. Кенни уже юноша. Ох, черт. Я не собиралась говорить имен. Плохо. В мире много еще есть всяких Чарли, Кенни и Билли.
– Мы все работаем в кофейне, хотя мои братья еще учатся в школе. Мой парень тоже там работает. Сейчас он правит кухней, потому что Чарли стал вроде как метрдотелем и распорядителем вин.
Хорошо, что имя Мэла я, кажется, не упомянула. Но сложно было вспомнить, какой была моя жизнь. Все это, казалось, случилось очень давно с девушкой, которая нынешней ночью была прикована к стене в пустой бальной зале и говорила с вампиром.
– Я живу в квартире на другом конце города от кофейни, этажом выше Ио… старой леди, владелицы дома. Мне там нравится, деревьев много, но в мои окна проникает много э-э-э… – В этот раз я ухитрилась не сказать «солнечного света», что тоже могло быть неприятной темой. – Мне всегда нравилось вертеться на кухне. Одно из первых моих детских воспоминаний – как я держу деревянную ложку и кричу, пока мама не разрешит мне ей что-нибудь помешать. Еще до встречи с Чарли мама шутила, что я вырасту поваром. Другие дети играли в софтбол, занимались в драмкружках – а я только болталась возле кухни в кофейне. И мама сказала, раз такое дело, то можно и замуж за повара выйти, если он продолжает просить – а Чарли продолжал просить. Мама потом утверждала, что наконец сказала «да», чтобы мне было легче осуществить мечту. Это у нас такая семейная шутка. Они познакомились, когда мама пришла к Чарли работать. Она была официанткой. Она любит кормить людей, как и Чарли, я и Мэ… как Чарли, я и повар. Она считает, что едва ли не ото всех бед спасет хорошая питательная еда, но не слишком-то любит готовить. Сейчас она в основном управляет остальными, составляет график работы, чтобы каждый получил достаточно рабочих часов, но никому не приходилось перерабатывать. Это вроде олимпийского троеборья по одновременному почесыванию живота и затылка, только ей приходится заниматься этим каждую неделю, а еще она заведует бухгалтерией и заказами… хмм… потому что многие приходят к нам не за сытным обедом, а перехватить кусок шоколадного торта и глоток шампанского, или то, что м… э-э-э, или на завтрак, который у нас подают весь день: яичница с беконом, сосиски, тушеные бобы, блины, картофельные оладьи, тосты и булочки с корицей – и так пока они не закончатся: Обычно это случается часов в девять, зато пончики можно есть с утра до вечера, а вечером мы бесплатно доставляем клиентов к автобусной остановке в тачке, как хоббитов после гулянки. Э-э-э. Шутка. Поездка на тачке по нашим вымощенным булыжником улицам была бы плохим одолжением. Я перевела дыхание:
– Приходится вставать в четыре утра, чтобы поставить в печь булочки с корицей – «Булочки-с-корицей-размером-с-вашу-голову», фирменное блюдо Чарли, но мне это не в тягость. Люблю работать с дрожжами, мукой и сахаром, люблю запах пекущегося хлеба. М… то есть мой парень говорит, что захотел пригласить меня прогуляться, потому что в первый раз увидел меня с руками по локоть в тесте и перепачканную в муке. Он говорит, что для большинства парней важны в девушке красивые ножки или умение танцевать – я танцевать вообще не умею, – или хороший характер или что-то высокопарное вроде этого, но он только посмотрел, как я замешиваю это тесто…
Я и не заметила, как расплакалась. Моя потерянная, давно прошедшая жизнь… Слезы бежали – лились градом по щекам. И вдруг вампир пододвинулся ко мне. Я замерла, думая: «О нет», и «Наконец», и «Хорошо, хоть вспомнила под конец всех наших из кофейни», но его большая рука остановилась под подбородком, так, чтобы слезы падали ему в ладонь. Теперь я ревела не только от утраты и горя, но и от страха и ожидания, и, пока не успокоилась, слез вытекло целое озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Я вздрогнула при первых звуках его голоса. Не только потому, что он вообще заговорил, но и потому, что голос был таким же чужим, как и внешность. Как будто производившая его грудная клетка была сделана из странного материала, который отражает звук иначе, чем обычная – то есть живая – плоть. Голос звучал гораздо более странно – зловеще, жутко, – чем голоса вампиров, доставивших меня сюда. Еще можно было представить, что банда Бо когда-то была людьми. Но не он.
Я вздрогнула и взвизгнула – что-то вроде «оййй!». Сначала пришла бредовая мысль об Алисе и пудинге, а потом значение его слов начало доходить до меня. Напомнить ему, что я разумное существо! Я и сама-то не была уверена, что до сих пор таковым являюсь. Я попыталась собраться с мыслями, думать о чем-то, кроме Льюиса Кэррола…
– Я… ой… они назвали вас Конни, – наобум ляпнула я после очень долгого молчания. – Это ваше имя?
Он издал то ли кашель, то ли рычание, или еще что-то, чему я не могу дать названия – какой-то вампирский звук.
– Ты знаешь достаточно, чтобы не смотреть мне в глаза, – сказал он. – Но не знаешь, что не стоит спрашивать моего имени?
На сей раз фразы звучали более бегло, и в конце однозначно присутствовал знак вопроса. Он спрашивал меня.
– Ох… нет… ох… я не знаю… я не так много знаю о вам… э-э-э, – промямлила я, на полуслове вспомнив, что сам он не использовал слова «вампир». Он сказал «мне» и «моего». Возможно, не стоит говорить «вампир», как не стоит и спрашивать его имени. Я попыталась вспомнить все, что Пат, Джесс и другие рассказали мне за эти годы, и сделала вывод, что взгляды ООД на вампиров, похоже, сильно отличаются от собственных взглядов вампиров и мало полезны для меня сейчас. А «Вечная Смерть», которую я помнила почти дословно, была сейчас и вовсе бесполезна.
– Простите меня, – сказала я со всем достоинством, какое могла изобразить (не так уж много). – Я… э-э… о чем вы хотите, чтобы я говорила?
Еще одна пауза, и он сказал:
– Расскажи мне, кто ты такая. Имя можешь не говорить. Имена обладают силой – даже человеческие. Расскажи, где живешь и как живешь.
У меня челюсть отвисла.
– Рассказать вам?..
Я что, Шахерезада? Я почувствовала неожиданный истерический прилив возмущения. Достаточно плохо уже то, что меня собираются съесть (или, скорее, выпить – я все не могла отделаться от аналогий с Алисой), но чтобы я перед этим еще и разговаривала?
– Я… я пеку булочки в «Кофейне Чарли», в городе. Чарли женился на моей маме, когда мне было десять лет, как раз перед началом… – Я сумела не сказать: «перед началом Войн Вуду», которые, по мне, могли стать скользкой темой. – У них двое сыновей, Кенни и Билли. Они хорошие мальчики. Ну, это Билли до сих пор хороший мальчик. Кенни уже юноша. Ох, черт. Я не собиралась говорить имен. Плохо. В мире много еще есть всяких Чарли, Кенни и Билли.
– Мы все работаем в кофейне, хотя мои братья еще учатся в школе. Мой парень тоже там работает. Сейчас он правит кухней, потому что Чарли стал вроде как метрдотелем и распорядителем вин.
Хорошо, что имя Мэла я, кажется, не упомянула. Но сложно было вспомнить, какой была моя жизнь. Все это, казалось, случилось очень давно с девушкой, которая нынешней ночью была прикована к стене в пустой бальной зале и говорила с вампиром.
– Я живу в квартире на другом конце города от кофейни, этажом выше Ио… старой леди, владелицы дома. Мне там нравится, деревьев много, но в мои окна проникает много э-э-э… – В этот раз я ухитрилась не сказать «солнечного света», что тоже могло быть неприятной темой. – Мне всегда нравилось вертеться на кухне. Одно из первых моих детских воспоминаний – как я держу деревянную ложку и кричу, пока мама не разрешит мне ей что-нибудь помешать. Еще до встречи с Чарли мама шутила, что я вырасту поваром. Другие дети играли в софтбол, занимались в драмкружках – а я только болталась возле кухни в кофейне. И мама сказала, раз такое дело, то можно и замуж за повара выйти, если он продолжает просить – а Чарли продолжал просить. Мама потом утверждала, что наконец сказала «да», чтобы мне было легче осуществить мечту. Это у нас такая семейная шутка. Они познакомились, когда мама пришла к Чарли работать. Она была официанткой. Она любит кормить людей, как и Чарли, я и Мэ… как Чарли, я и повар. Она считает, что едва ли не ото всех бед спасет хорошая питательная еда, но не слишком-то любит готовить. Сейчас она в основном управляет остальными, составляет график работы, чтобы каждый получил достаточно рабочих часов, но никому не приходилось перерабатывать. Это вроде олимпийского троеборья по одновременному почесыванию живота и затылка, только ей приходится заниматься этим каждую неделю, а еще она заведует бухгалтерией и заказами… хмм… потому что многие приходят к нам не за сытным обедом, а перехватить кусок шоколадного торта и глоток шампанского, или то, что м… э-э-э, или на завтрак, который у нас подают весь день: яичница с беконом, сосиски, тушеные бобы, блины, картофельные оладьи, тосты и булочки с корицей – и так пока они не закончатся: Обычно это случается часов в девять, зато пончики можно есть с утра до вечера, а вечером мы бесплатно доставляем клиентов к автобусной остановке в тачке, как хоббитов после гулянки. Э-э-э. Шутка. Поездка на тачке по нашим вымощенным булыжником улицам была бы плохим одолжением. Я перевела дыхание:
– Приходится вставать в четыре утра, чтобы поставить в печь булочки с корицей – «Булочки-с-корицей-размером-с-вашу-голову», фирменное блюдо Чарли, но мне это не в тягость. Люблю работать с дрожжами, мукой и сахаром, люблю запах пекущегося хлеба. М… то есть мой парень говорит, что захотел пригласить меня прогуляться, потому что в первый раз увидел меня с руками по локоть в тесте и перепачканную в муке. Он говорит, что для большинства парней важны в девушке красивые ножки или умение танцевать – я танцевать вообще не умею, – или хороший характер или что-то высокопарное вроде этого, но он только посмотрел, как я замешиваю это тесто…
Я и не заметила, как расплакалась. Моя потерянная, давно прошедшая жизнь… Слезы бежали – лились градом по щекам. И вдруг вампир пододвинулся ко мне. Я замерла, думая: «О нет», и «Наконец», и «Хорошо, хоть вспомнила под конец всех наших из кофейни», но его большая рука остановилась под подбородком, так, чтобы слезы падали ему в ладонь. Теперь я ревела не только от утраты и горя, но и от страха и ожидания, и, пока не успокоилась, слез вытекло целое озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122