Длинные рыжие волосы спадали волнами ей на плечи. У Лауры повлажнели ладони, нервы расходились. «Хладнокровнее», – напомнила она себе. Остановила машину и заглушила мотор. Момент настал.
Беделия Морз стояла в дверях и смотрела на идущих к ней Лауру и Марка. Лаура видела ее жабье лицо и кривой нос и успела подумать: что за пластический хирург мог быть доволен таким результатом? И какая душевная мука могла заставить Беделию Морз носить лицо, нарочно сделанное уродливым?
– Сука ты, – холодно сказала Диди Марку и пошла в дом, не дожидаясь их.
В прибранной гостиной коттеджа Диди села на стул, откуда была видна в окно дорога. Лауре и Марку она сесть не предложила; смотрела она только на Марка, потому что помнила искаженное болью лицо Лауры по телепередачам, и смотреть на нее было трудно.
– Привет, Диди! – сказал Марк, пытаясь улыбнуться. – Давненько мы не виделись?
– Сколько она тебе заплатила? Неуверенная улыбка Марка испарилась.
– Она ведь тебе заплатила? Сколько сребреников стоила моя голова на блюде? Лаура сказала:
– Марк поступил со мной как друг. Он…
– Когда-то он и мне был другом. – Диди бросила быстрый взгляд на Лауру и отвела глаза. – Ты сдал меня, Марк. Ты меня продал, а она купила. Так? Хорошо, вот я. – Диди заставила себя повернуться к Лауре и посмотреть на нее в упор. – Миссис Клейборн, я убивала людей. Я зашла в ресторан с тремя ребятами из Штормового Фронта и убила четырех полицейских, виновных только в том, что носили синий мундир и бляху. Я участвовала в закладке бомбы, которая ослепила пятнадцатилетнюю девочку. Я веселилась, когда Джек Гардинер перерезал горло полисмену, и я помогла поднять труп, чтобы Акитта Вашингтон и Мэри Террелл прибили его за руки к балке. Я та женщина, о которой матери говорят детям: «Будешь плохо себя вести, вырастешь вот такой». – Диди холодно улыбнулась; лицо ее было изрезано тенями ветвей. – Добро пожаловать в мой дом.
– Марк не хотел меня привозить. Я от него не отставала, пока он не согласился.
– От этого я должна чувствовать себя лучше? Или безопаснее? – Она соприкоснула концы пальцев. – Миссис Клейборн, вы понятия не имеете о мире, в котором я живу. Да, я убивала людей, я преступница. Но ни одному судье или жюри присяжных уже не надо приговаривать меня к тюрьме. Каждый день моей жизни с семьдесят второго года я оглядываюсь через плечо и до смерти боюсь того, что могу увидеть. Я сплю по три часа в сутки – если удается заснуть. Иногда я открываю глаза, и оказывается, что я забилась в шкаф, сама того не зная. Я иду по улице и думаю, что десятки людей видят под этой маской, кем я была раньше. С каждым своим вздохом я ощущаю, что лишала жизни своих собратьев по человечеству. Убивала, а потом праздновала убийство с кислотой при свечах. – Она кивнула, будто подтверждая свои слова, и зеленые глаза были полны боли. – Мне не нужна тюремная камера. Я ее ношу в себе. Так что если вы собираетесь выдать меня полиции, я вам вот что скажу: они не смогут со мной ничего сделать. Меня нет. Я мертва, и мертва уже много лет.
– Я не собираюсь выдавать вас полиции, – сказала Лаура. – Я хочу только задать вам несколько вопросов о Мэри Террелл.
– Мэри Террор, – поправила ее Диди. – С ее стороны было… – с языка чуть не сорвалось «безумием», – глупостью красть вашего ребенка. Глупостью.
– ФБР упустило ее, когда она заезжала к матери в Ричмонд. Ее мать сказала им, что Мэри собиралась в Канаду. У вас нет соображений, куда она могла деться?
Вот этот вопрос, подумала Диди. И уставилась на свои руки. Лаура глянула на Марка в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и сел на кушетку.
– Все, что вы можете сказать мне о Мэри Террелл, может быть важно. – Лаура снова повернулась к Диди. – Вы не можете припомнить, с кем она могла бы связаться? Кто-нибудь из прошлого?
– Прошлого, – фыркнула Диди. – Нет такого места. Есть только длинная проклятая дорога оттуда сюда, и ты чуть больше умираешь с каждой милей.
– У Мэри Террелл были друзья вне Штормового Фронта?
– Нет. Штормовой Фронт был ее жизнью. Мы были ее семьей.
Диди глубоко вздохнула и снова выглянула в окно, в любую минуту ожидая полицейской машины. Если так, она не будет сопротивляться. Ее борьба давно закончилась. Она снова повернулась к Лауре:
– Вы сказали, что видели человека, вломившегося в мой дом?
Лаура рассказала о проблеске фонаря, который заметила ночью.
– Я вошла, включила свет на кухне, и он был там. У него… – ее передернуло при этом воспоминании, – у него изуродовано лицо. Он улыбался; лицо изрезано шрамами, и на нем застыла улыбка. А на шее у него что-то вроде электрической розетки. Вот здесь.
Она показала на своей шее.
– Этот тип через дорогу, тоже его видел, – добавил Марк. – Сказал, что этот хмырь прикладывал к горлу динамик и в него говорил.
– Постой! – Внутренняя сирена тревоги у Диди поднялась до визга. – Этот человек заходил к мистеру Брюеру?
– Ага. Он спрашивал, куда ты поехала. Сказал, что он твой друг.
– Он спрашивал меня по имени? Диана Дэниеле? – Она еще не успела занести бинокль Брюеру и потому не знала. Когда Марк кивнул, у Диди было ощущение, как от удара под дых. – Боже мой! – Она встала. – Боже мой! Кто-то еще узнал. Ах ты паразит! Наверняка кто-то ехал за тобой!
– Да погоди ты! Никто за нами не ехал. И вообще, этот хмырь тебя искал, когда нас еще даже в Энн-Арборе не было!
Диди почувствовала, что теряет над собой контроль. Тот, кто вломился в дом, ничего не взял. Он знал ее новое имя и знал, где она живет. Спрашивал у Брюера, куда она поехала. Ощущение затягивающейся на шее петли: кто-то знает, кто она такая.
– Постарайтесь подумать, – гнула свое Лаура. – Есть ли кто-нибудь, к кому могла бы обратиться за помощью Мэри Террелл?
– Нет! – Лицо Диди перекосилось, она готова была сорваться. – Я же сказала, что ничем не могу помочь! Убирайся и оставь меня в покое!
– Ох, как бы я этого хотела! Как бы я хотела, чтобы Мэри Террелл не крала моего ребенка. Как бы я хотела знать, жив мой сын или мертв. И я не могу оставить тебя в покое, потому что ты – моя последняя надежда.
– Не хочу я этого слышать! – Диди закрыла уши руками. «Она что-то знает».
Лаура подскочила к Диди, схватила ее за руки и отвела их от ушей.
– Будешь слышать! – пообещала она с горящими от гнева щеками. – Слушай! Если ты знаешь хоть что-то про Мэри Террелл – хоть что-нибудь, – ты должна мне сказать! Она же не в своем уме, ты это понимаешь? Она может убить ребенка в любой момент, если еще не убила!
Диди затрясла головой. Образ Мэри, подтаскивающей лицо ребенка к горелке, был слишком реален.
– Пожалуйста, оставьте меня в покое. Все, чего я хочу, – чтобы меня оставили в покое!
– А все, чего хочу я, – вернуть свое! – ответила Лаура, все еще сжимая запястья Диди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Беделия Морз стояла в дверях и смотрела на идущих к ней Лауру и Марка. Лаура видела ее жабье лицо и кривой нос и успела подумать: что за пластический хирург мог быть доволен таким результатом? И какая душевная мука могла заставить Беделию Морз носить лицо, нарочно сделанное уродливым?
– Сука ты, – холодно сказала Диди Марку и пошла в дом, не дожидаясь их.
В прибранной гостиной коттеджа Диди села на стул, откуда была видна в окно дорога. Лауре и Марку она сесть не предложила; смотрела она только на Марка, потому что помнила искаженное болью лицо Лауры по телепередачам, и смотреть на нее было трудно.
– Привет, Диди! – сказал Марк, пытаясь улыбнуться. – Давненько мы не виделись?
– Сколько она тебе заплатила? Неуверенная улыбка Марка испарилась.
– Она ведь тебе заплатила? Сколько сребреников стоила моя голова на блюде? Лаура сказала:
– Марк поступил со мной как друг. Он…
– Когда-то он и мне был другом. – Диди бросила быстрый взгляд на Лауру и отвела глаза. – Ты сдал меня, Марк. Ты меня продал, а она купила. Так? Хорошо, вот я. – Диди заставила себя повернуться к Лауре и посмотреть на нее в упор. – Миссис Клейборн, я убивала людей. Я зашла в ресторан с тремя ребятами из Штормового Фронта и убила четырех полицейских, виновных только в том, что носили синий мундир и бляху. Я участвовала в закладке бомбы, которая ослепила пятнадцатилетнюю девочку. Я веселилась, когда Джек Гардинер перерезал горло полисмену, и я помогла поднять труп, чтобы Акитта Вашингтон и Мэри Террелл прибили его за руки к балке. Я та женщина, о которой матери говорят детям: «Будешь плохо себя вести, вырастешь вот такой». – Диди холодно улыбнулась; лицо ее было изрезано тенями ветвей. – Добро пожаловать в мой дом.
– Марк не хотел меня привозить. Я от него не отставала, пока он не согласился.
– От этого я должна чувствовать себя лучше? Или безопаснее? – Она соприкоснула концы пальцев. – Миссис Клейборн, вы понятия не имеете о мире, в котором я живу. Да, я убивала людей, я преступница. Но ни одному судье или жюри присяжных уже не надо приговаривать меня к тюрьме. Каждый день моей жизни с семьдесят второго года я оглядываюсь через плечо и до смерти боюсь того, что могу увидеть. Я сплю по три часа в сутки – если удается заснуть. Иногда я открываю глаза, и оказывается, что я забилась в шкаф, сама того не зная. Я иду по улице и думаю, что десятки людей видят под этой маской, кем я была раньше. С каждым своим вздохом я ощущаю, что лишала жизни своих собратьев по человечеству. Убивала, а потом праздновала убийство с кислотой при свечах. – Она кивнула, будто подтверждая свои слова, и зеленые глаза были полны боли. – Мне не нужна тюремная камера. Я ее ношу в себе. Так что если вы собираетесь выдать меня полиции, я вам вот что скажу: они не смогут со мной ничего сделать. Меня нет. Я мертва, и мертва уже много лет.
– Я не собираюсь выдавать вас полиции, – сказала Лаура. – Я хочу только задать вам несколько вопросов о Мэри Террелл.
– Мэри Террор, – поправила ее Диди. – С ее стороны было… – с языка чуть не сорвалось «безумием», – глупостью красть вашего ребенка. Глупостью.
– ФБР упустило ее, когда она заезжала к матери в Ричмонд. Ее мать сказала им, что Мэри собиралась в Канаду. У вас нет соображений, куда она могла деться?
Вот этот вопрос, подумала Диди. И уставилась на свои руки. Лаура глянула на Марка в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и сел на кушетку.
– Все, что вы можете сказать мне о Мэри Террелл, может быть важно. – Лаура снова повернулась к Диди. – Вы не можете припомнить, с кем она могла бы связаться? Кто-нибудь из прошлого?
– Прошлого, – фыркнула Диди. – Нет такого места. Есть только длинная проклятая дорога оттуда сюда, и ты чуть больше умираешь с каждой милей.
– У Мэри Террелл были друзья вне Штормового Фронта?
– Нет. Штормовой Фронт был ее жизнью. Мы были ее семьей.
Диди глубоко вздохнула и снова выглянула в окно, в любую минуту ожидая полицейской машины. Если так, она не будет сопротивляться. Ее борьба давно закончилась. Она снова повернулась к Лауре:
– Вы сказали, что видели человека, вломившегося в мой дом?
Лаура рассказала о проблеске фонаря, который заметила ночью.
– Я вошла, включила свет на кухне, и он был там. У него… – ее передернуло при этом воспоминании, – у него изуродовано лицо. Он улыбался; лицо изрезано шрамами, и на нем застыла улыбка. А на шее у него что-то вроде электрической розетки. Вот здесь.
Она показала на своей шее.
– Этот тип через дорогу, тоже его видел, – добавил Марк. – Сказал, что этот хмырь прикладывал к горлу динамик и в него говорил.
– Постой! – Внутренняя сирена тревоги у Диди поднялась до визга. – Этот человек заходил к мистеру Брюеру?
– Ага. Он спрашивал, куда ты поехала. Сказал, что он твой друг.
– Он спрашивал меня по имени? Диана Дэниеле? – Она еще не успела занести бинокль Брюеру и потому не знала. Когда Марк кивнул, у Диди было ощущение, как от удара под дых. – Боже мой! – Она встала. – Боже мой! Кто-то еще узнал. Ах ты паразит! Наверняка кто-то ехал за тобой!
– Да погоди ты! Никто за нами не ехал. И вообще, этот хмырь тебя искал, когда нас еще даже в Энн-Арборе не было!
Диди почувствовала, что теряет над собой контроль. Тот, кто вломился в дом, ничего не взял. Он знал ее новое имя и знал, где она живет. Спрашивал у Брюера, куда она поехала. Ощущение затягивающейся на шее петли: кто-то знает, кто она такая.
– Постарайтесь подумать, – гнула свое Лаура. – Есть ли кто-нибудь, к кому могла бы обратиться за помощью Мэри Террелл?
– Нет! – Лицо Диди перекосилось, она готова была сорваться. – Я же сказала, что ничем не могу помочь! Убирайся и оставь меня в покое!
– Ох, как бы я этого хотела! Как бы я хотела, чтобы Мэри Террелл не крала моего ребенка. Как бы я хотела знать, жив мой сын или мертв. И я не могу оставить тебя в покое, потому что ты – моя последняя надежда.
– Не хочу я этого слышать! – Диди закрыла уши руками. «Она что-то знает».
Лаура подскочила к Диди, схватила ее за руки и отвела их от ушей.
– Будешь слышать! – пообещала она с горящими от гнева щеками. – Слушай! Если ты знаешь хоть что-то про Мэри Террелл – хоть что-нибудь, – ты должна мне сказать! Она же не в своем уме, ты это понимаешь? Она может убить ребенка в любой момент, если еще не убила!
Диди затрясла головой. Образ Мэри, подтаскивающей лицо ребенка к горелке, был слишком реален.
– Пожалуйста, оставьте меня в покое. Все, чего я хочу, – чтобы меня оставили в покое!
– А все, чего хочу я, – вернуть свое! – ответила Лаура, все еще сжимая запястья Диди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125