Из культи мизинца до сих пор сочилась кровь с сукровицей, пропитавшая подложенное полотенце и простыню под ним. Остальные пальцы свело клешней.
– И что скажет моя маникюрша? – спросила Лаура.
– Надо отмачивать руки в пальмовом масле. Лаура рассмеялась. Смех имел нервозный оттенок. Диди вздохнула, желая как перед Богом, чтобы здесь был кто-нибудь другой, кто мог бы это сделать. Хотя могло бы быть и хуже. Псы могли добраться до горла Лауры, или отгрызть ноги, или вцепиться еще и в другую руку. Или убить ребенка. Диди поглядела на обручальное и на венчальное кольцо на распухшем пальце. Их никак не снять – только разрезать.
– Бриллиант, – сказала Лаура. – Ты сможешь его вынуть из оправы?
– Не знаю. – Она коснулась торчащего бриллианта и обнаружила, что тот уже разболтан – два из шести держащих зубчиков сломаны.
– Попробуй. Я выдержу.
– Зачем тебе его вынимать?
– У нас же осталось всего тридцать пять долларов, – напомнила ей Лаура. – Что у нас еще есть заложить, кроме бриллианта?
У них ничего не было. Диди ухватила искалеченное запястье Лауры так мягко, как могла, и принялась работать ножницами, пытаясь вытащить бриллиант. Лаура приготовилась терпеть муку, но ничего не произошло.
– Этот палец мертв, – сказала она. Через несколько минут Диди сумела ослабить третий зубец. Бриллиант болтался, но вытащить его было невозможно. Четвертый зубец оказался потуже.
– Поторопись, ладно? – слабым голосом попросила Лаура. Через две-три минуты Диди достаточно отогнула четвертый зубец, подвела кончик ножниц под бриллиант и надавила. Он легко выскочил, и Диди поймала его на ладонь.
– Отличный камушек. Сколько заплатил за него твой муж?
– Три тысячи долларов. – Пот струился по лицу Лауры. – Это было восемь лет назад.
– Может, мы сможем за него получить пять сотен. Честный ссудный кассир даже не притронется к бриллианту без оправы и без документа на владение. – Она завернула бриллиант в пластырь и положила в карман. – О'кей. Ты готова к большой работе?
– Да. Давай с этим покончим.
Диди начала с промывки руки перекисью водорода. Кровавая пена шипела из раны от укусов, и Лаура стонала и жевала мочалку. Диди пришлось повторить эту работу еще два раза, пока удалось смыть всю корку. Глаза Лауры были крепко зажмурены, слезы сочились из уголков. Диди потянулась за йодом.
– Ну, – сказала она, – сейчас немножко пощиплет. – Лаура опять засунула полотенце между зубами и Диди принялась за свою жуткую работу.
Была в жизни Лауры боль, которую она запомнила навсегда. Ей было девять лет. Она сломя голову ехала на велосипеде по проселочной дороге, когда шины скользнули по гравию. У нее на коленях были кровавые дыры, руки были все ободраны, локти кровоточили и подбородок разбит. А хуже всего – это случилось за две мили от дома. Не было никого, кто услышал бы, если она заплачет. Никого, кто бы ей мог помочь. Так что она встала и залезла на этот велосипед и стала крутить педали, потому что это был единственный выход.
– Лаура! – помнила она вопли своей матери. – Ты себя искалечила!
Нет, это ранение тогда не искалечило ее. Она нажила царапины и шрамы, но с этого дня она и начала расти.
Эта боль тоже оказалась тяжелым уроком. Будто совать руку в горячий уголь, обдавать ее соленой водой и снова в горячий уголь. Ее трясло, пот крупными горошинами сбегал с лица. Судьба еще над ней сжалилась, что через десять секунд после того, как Диди взялась за работу Лаура потеряла сознание. Когда она пришла в себя, Диди закончила наносить дезинфицирующие средства и уже накладывала шину на безымянный палец Лауры. Выпрямила его и прибинтовывала к языкодержателю, приложив его к пальцу и ладони Лауры. Затем наступила очередь среднего пальца. Когда Диди коснулась его, Лаура болезненно вздрогнула.
– Прости, – сказала Диди – Другого способа нет. Она начала вытягивать палец, чтобы его выпрямить, и Лаура стонала, зажав в зубах мочалку.
И опять Лаура потеряла сознание, что было благословением, потому что Диди смогла завершить работу быстро, поставив шину на место и закрепив пластырем. Она как раз закончила указательный палец, когда веки Лауры затрепетали. Она выплюнула полотенце, лицо ее было желтовато-белым.
– Рвет, – задохнулась она, и Диди кинулась за мусорным ведром.
Испытание еще не закончилось. Диди посадила шину на большой палец – еще одно испытание мучением – и забинтовала всю руку марлевыми бинтами, и от их давления Лаура стонала и потела.
– Ты ведь не хочешь всю жизнь проходить с клешней? – спросила Диди, разрезая марлю и начиная забинтовывать новый слой. Лаура дышала, как медленные кузнечные мехи, ее глаза были отсутствующими, затуманенные болью. – Почти уже добинтовала, – сказала Диди. – Все, теперь все хорошо.
На самом деле нет. Утром надо будет сменить бинты и прочистить раны, и они обе это знали.
– Люси, – прошептала Лаура, когда Диди закончила забинтовывать.
– Что? Какая Люси?
– Люси и Этель. – Она глотнула, в горле у нее жгло. – Когда они.., заворачивали конфеты.., и конфеты бежали по конвейеру все быстрее и быстрее. Ты смотрела эту серию?
– О да! Это был полный отпад!
– Классное шоу, – сказала Лаура. Ее рука была полыхающей массой огня и муки, но целебный процесс уже начался. – И они потом.., больше не любят конфеты.
– Мне понравилась серия, где Люси в Лас-Вегасе и должна спуститься по лестнице в своей огромной прическе. Помнишь? И где она положила в хлеб слишком много дрожжей, и хлеб вылетает из духовки, как товарный поезд. Это было здорово. – Диди обрезала бинт и закрепила его пластырем. – А самое классное, когда Люси пытается принять участие в одном шоу Рики и он ругается на нее по-испански. – Диди положила забинтованную руку Лауры на мешок со льдом. – Я это смотрела с мамой и папой. У нас был телевизор с круглым экраном, и его всю дорогу закорачивало. Я помню, как отец стоит на коленях, пытаясь починить телевизор, и говорит:
– Диди, тот мужик, который научится, как заставить эту штуку работать, заработает кучу денег.
– Почему? – слабо спросила Лаура.
– Что почему?
– Почему ты пошла в Штормовой Фронт? Диди свернула остатки марлевого бинта и закрыла ящичек с пластырями. Ножницы и все остальное она положила на комод. За окном слышалось тонкое осиное жужжание замораживающего ветра.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала? – наконец спросила Диди, увидев, что Лаура продолжает на нее смотреть. – Что я была плохой девочкой? Что я отрывала ножки кузнечикам и била котят бейсбольными битами? Нет, я росла совсем не такой. Я была президентом клуба домоводства в старших классах и с отличием заканчивала каждый семестр. Я аккомпанировала на пианино нашему детскому церковному хору. – Она пожала плечами. – Я не была чудовищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
– И что скажет моя маникюрша? – спросила Лаура.
– Надо отмачивать руки в пальмовом масле. Лаура рассмеялась. Смех имел нервозный оттенок. Диди вздохнула, желая как перед Богом, чтобы здесь был кто-нибудь другой, кто мог бы это сделать. Хотя могло бы быть и хуже. Псы могли добраться до горла Лауры, или отгрызть ноги, или вцепиться еще и в другую руку. Или убить ребенка. Диди поглядела на обручальное и на венчальное кольцо на распухшем пальце. Их никак не снять – только разрезать.
– Бриллиант, – сказала Лаура. – Ты сможешь его вынуть из оправы?
– Не знаю. – Она коснулась торчащего бриллианта и обнаружила, что тот уже разболтан – два из шести держащих зубчиков сломаны.
– Попробуй. Я выдержу.
– Зачем тебе его вынимать?
– У нас же осталось всего тридцать пять долларов, – напомнила ей Лаура. – Что у нас еще есть заложить, кроме бриллианта?
У них ничего не было. Диди ухватила искалеченное запястье Лауры так мягко, как могла, и принялась работать ножницами, пытаясь вытащить бриллиант. Лаура приготовилась терпеть муку, но ничего не произошло.
– Этот палец мертв, – сказала она. Через несколько минут Диди сумела ослабить третий зубец. Бриллиант болтался, но вытащить его было невозможно. Четвертый зубец оказался потуже.
– Поторопись, ладно? – слабым голосом попросила Лаура. Через две-три минуты Диди достаточно отогнула четвертый зубец, подвела кончик ножниц под бриллиант и надавила. Он легко выскочил, и Диди поймала его на ладонь.
– Отличный камушек. Сколько заплатил за него твой муж?
– Три тысячи долларов. – Пот струился по лицу Лауры. – Это было восемь лет назад.
– Может, мы сможем за него получить пять сотен. Честный ссудный кассир даже не притронется к бриллианту без оправы и без документа на владение. – Она завернула бриллиант в пластырь и положила в карман. – О'кей. Ты готова к большой работе?
– Да. Давай с этим покончим.
Диди начала с промывки руки перекисью водорода. Кровавая пена шипела из раны от укусов, и Лаура стонала и жевала мочалку. Диди пришлось повторить эту работу еще два раза, пока удалось смыть всю корку. Глаза Лауры были крепко зажмурены, слезы сочились из уголков. Диди потянулась за йодом.
– Ну, – сказала она, – сейчас немножко пощиплет. – Лаура опять засунула полотенце между зубами и Диди принялась за свою жуткую работу.
Была в жизни Лауры боль, которую она запомнила навсегда. Ей было девять лет. Она сломя голову ехала на велосипеде по проселочной дороге, когда шины скользнули по гравию. У нее на коленях были кровавые дыры, руки были все ободраны, локти кровоточили и подбородок разбит. А хуже всего – это случилось за две мили от дома. Не было никого, кто услышал бы, если она заплачет. Никого, кто бы ей мог помочь. Так что она встала и залезла на этот велосипед и стала крутить педали, потому что это был единственный выход.
– Лаура! – помнила она вопли своей матери. – Ты себя искалечила!
Нет, это ранение тогда не искалечило ее. Она нажила царапины и шрамы, но с этого дня она и начала расти.
Эта боль тоже оказалась тяжелым уроком. Будто совать руку в горячий уголь, обдавать ее соленой водой и снова в горячий уголь. Ее трясло, пот крупными горошинами сбегал с лица. Судьба еще над ней сжалилась, что через десять секунд после того, как Диди взялась за работу Лаура потеряла сознание. Когда она пришла в себя, Диди закончила наносить дезинфицирующие средства и уже накладывала шину на безымянный палец Лауры. Выпрямила его и прибинтовывала к языкодержателю, приложив его к пальцу и ладони Лауры. Затем наступила очередь среднего пальца. Когда Диди коснулась его, Лаура болезненно вздрогнула.
– Прости, – сказала Диди – Другого способа нет. Она начала вытягивать палец, чтобы его выпрямить, и Лаура стонала, зажав в зубах мочалку.
И опять Лаура потеряла сознание, что было благословением, потому что Диди смогла завершить работу быстро, поставив шину на место и закрепив пластырем. Она как раз закончила указательный палец, когда веки Лауры затрепетали. Она выплюнула полотенце, лицо ее было желтовато-белым.
– Рвет, – задохнулась она, и Диди кинулась за мусорным ведром.
Испытание еще не закончилось. Диди посадила шину на большой палец – еще одно испытание мучением – и забинтовала всю руку марлевыми бинтами, и от их давления Лаура стонала и потела.
– Ты ведь не хочешь всю жизнь проходить с клешней? – спросила Диди, разрезая марлю и начиная забинтовывать новый слой. Лаура дышала, как медленные кузнечные мехи, ее глаза были отсутствующими, затуманенные болью. – Почти уже добинтовала, – сказала Диди. – Все, теперь все хорошо.
На самом деле нет. Утром надо будет сменить бинты и прочистить раны, и они обе это знали.
– Люси, – прошептала Лаура, когда Диди закончила забинтовывать.
– Что? Какая Люси?
– Люси и Этель. – Она глотнула, в горле у нее жгло. – Когда они.., заворачивали конфеты.., и конфеты бежали по конвейеру все быстрее и быстрее. Ты смотрела эту серию?
– О да! Это был полный отпад!
– Классное шоу, – сказала Лаура. Ее рука была полыхающей массой огня и муки, но целебный процесс уже начался. – И они потом.., больше не любят конфеты.
– Мне понравилась серия, где Люси в Лас-Вегасе и должна спуститься по лестнице в своей огромной прическе. Помнишь? И где она положила в хлеб слишком много дрожжей, и хлеб вылетает из духовки, как товарный поезд. Это было здорово. – Диди обрезала бинт и закрепила его пластырем. – А самое классное, когда Люси пытается принять участие в одном шоу Рики и он ругается на нее по-испански. – Диди положила забинтованную руку Лауры на мешок со льдом. – Я это смотрела с мамой и папой. У нас был телевизор с круглым экраном, и его всю дорогу закорачивало. Я помню, как отец стоит на коленях, пытаясь починить телевизор, и говорит:
– Диди, тот мужик, который научится, как заставить эту штуку работать, заработает кучу денег.
– Почему? – слабо спросила Лаура.
– Что почему?
– Почему ты пошла в Штормовой Фронт? Диди свернула остатки марлевого бинта и закрыла ящичек с пластырями. Ножницы и все остальное она положила на комод. За окном слышалось тонкое осиное жужжание замораживающего ветра.
– А что ты хочешь, чтобы я сказала? – наконец спросила Диди, увидев, что Лаура продолжает на нее смотреть. – Что я была плохой девочкой? Что я отрывала ножки кузнечикам и била котят бейсбольными битами? Нет, я росла совсем не такой. Я была президентом клуба домоводства в старших классах и с отличием заканчивала каждый семестр. Я аккомпанировала на пианино нашему детскому церковному хору. – Она пожала плечами. – Я не была чудовищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125