Вошел лорд Карлтон. Добротная одежда прекрасно сидела на его фигуре. Теперь я его видела, словно бы со стороны. Да, это был видный, даже красивый и несомненно мужественный человек, мужчина во цвете лет. Но теперь весь его облик, все поведение для меня связывались с моей прежней английской, лондонской обыденностью. Скучная жизнь добродетельной супруги, сосредоточенность на характере, на чувствах и желаниях одного-единственного человека, – нет, это не для меня. Да, конечно, это дает тебе преимущества. Ты чувствуешь себя защищенной. Но, увы, за эту защищенность надо расплачиваться тем, чего нет в моем характере. Оставим роль преданной супруги своего мужа Коринне Карлтон! Только бы Брюс понял меня.
Он почтительно поцеловал мне руку и попросил дозволения сесть. Я кивнула. Мы опустились в кресла по обеим сторонам стола. Брюс вынул из кармана письмо. Я не могла догадаться, о чем пойдет речь; но теперь, когда я ощутила себя свободной для новой жизни, это было не так уж важно. Все равно!
– Вам, должно быть, будет интересно узнать, Эмбер, чья воля так круто изменила вашу жизнь, – начал Карлтон спокойно.
Он остановил на мне выжидающий взгляд. Чего он ждал? Возгласа «Да, да! Скажи скорее!»? Но он и так понимает, что мне действительно небезынтересно узнать то, что он намеривается сообщить мне. Я молчала.
Карлтон продолжил:
– Только что прибыл корабль из Лондона…
– Сюда часто прибывают корабли из Лондона, – прервала я его с некоторой досадой.
Я предпочла бы, чтобы связь с Лондоном, с прежней жизнью не была такой регулярной.
– Да, случается, – он улыбнулся.
Взглянув на эту улыбку, я почувствовала облегчение. Эта ироническая и по-доброму насмешливая улыбка сказала мне о том, что Карлтон, кажется, понимает меня. Мое равнодушие к нему, готовое перейти в отвращение, теперь готово было смениться самыми бескорыстными дружескими чувствами.
– Вот письма, – лорд Карлтон протянул мне два письма.
Я взяла.
– Я бы хотел, чтобы вы прочли их сейчас, – сказал Брюс.
Одно письмо было от Эмили и Джона Элмсбери и адресовано мне. Это было теплое дружеское письмо. Леди Эмили выражала озабоченность здоровьем моих детей, описывала свою семейную повседневность и надеялась на то, что я еще вернусь в Англию. Меня тронуло это простое и искреннее послание. Но явно не из-за него Брюс Карлтон сейчас расположился в моих здешних апартаментах.
Второе письмо было уже распечатано. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, письмо адресовалось Карлтону. На этих листках, не украшенных ничьей подписью, доверительно сообщалось, что герцог Бэкингем и барон Арлингтон, известные придворные интриганы, опасаясь моего влияния на его величество, сочли необходимым уведомить меня о якобы скоропостижно последовавшей смерти Коринны. И я, словно марионетка, которую дернули за ниточку, поступила именно так, как они и рассчитывали: очертя голову кинулась следом за лордом Карлтоном.
Вот оно что! Значит, они все обо мне знали. Знали настолько верно, что спокойно управляли моими действиями. И уж, конечно, они ни от кого не таили всего того, что знали обо мне. Целый Лондон сплетничал о глупой страсти герцогини Райвенспер к лорду Карлтону.
Боже, как все это мелочно и глупо! И как далеко от меня сегодняшней.
Я положила листки на стол. Карлтон смотрел на меня. Я уловила в его взгляде любопытство. Но оно не оскорбило меня. В конце концов, это действительно любопытно: как я сейчас поступлю. Хотя… наверняка, он уже догадывается. Он умный человек, и, слава Богу, с чувством юмора.
– Я буду с вами откровенной до конца, лорд Карлтон, – я с удовольствием чувствовала, как в моем голосе звучит спокойная уверенность, достоинство свободного человека. – Если бы я осталась прежней, той, которую вы знали в Лондоне, несомненно сейчас между нами произошло бы достаточно неприятное объяснение. Нам обоим, – я подчеркнула выразительно голосом это «обоим», – пришлось бы много лгать, изворачиваться, выдумывать Бог знает что, просить друг у друга прощения. Я снова напомнила бы вам о том, что я ваша первая законная жена и мать вашего наследника; о том, что вы бросили меня, в свое время, юную и неопытную, на произвол судьбы. Вы, конечно, вправе были бы возмутиться тем, что я чуть ли не с радостью восприняла известие о смерти Коринны, оказавшейся, к счастью, мнимой. Но к еще большему нашему обоюдному счастью, мы избавлены от всех этих мелочных объяснений смертью одной известной вам особы. Прежняя Эмбер умерла, лорд Карлтон, ее больше не существует. И все прежнее умерло вместе с ней. Возьмите эти писульки анонимного сплетника, – небрежным жестом я подвинула к нему листки.
Один листок соскользнул на пол. Лорд Карлтон нагнулся и поднял. В его склоненной фигуре, в его согнутой спине я с изумлением разглядела подчинение. Да, наконец-то я покорила этого упрямого и сильного человека. Правда, покорила не как женщина. Но женщинам он никогда не покорялся и покоряться не будет, он может только бросать их или подчинять себе.
Лорд Карлтон разогнулся. Во взгляде его я уловила восхищение. Да, теперь он восхищался не моими золотыми волосами или нежной кожей, но силой моего характера. Что ж, он для меня больше не мужчина. Я для него не женщина. Посмотрим, кто станет любовником или супругом новой, сильной и свободной Эмбер!
– Вы довольны, лорд Карлтон? – спокойно спросила я.
– Да, ваша светлость, – это прозвучало почтительно и естественно.
Он уважал меня!
Я поднялась. Лорд Карлтон предложил мне руку. Мы покинули мои апартаменты.
Глава двадцать восьмая
Столовая во дворце родителей Коринны казалась бескрайней. Впрочем, за огромным дубовым столом, покрытым белой льняной скатертью, нас собралось не так уж много. Я увидела своего старшего сына. Остальные дети были еще слишком малы и ели в своих комнатах.
Длинный стол в блеске свечей сверкал, словно полноводная река драгоценностей. Хрусталь, фарфор, золото, серебро.
– Герцогиня Райвенспер! – объявил ливрейный лакей.
За столом все поднялись. Да, титулом я превосходила всех собравшихся здесь.
Родители Коринны торжественно и церемонно были представлены мне.
Отец ее, граф Мейн, был нестарым еще человеком, но, кажется, жизнь успела достаточно потрепать его. Он хромал и опирался на тяжелую дубовую трость с золотым набалдашником. Было ему лет пятьдесят и, вероятно, в молодости он отличался красотой. Лицо его, особенно глаза, их форма, цвет, выражение, все это показалось мне странно знакомым. Возможно, в Лондоне мне пришлось сталкиваться с кем-либо из его родных.
Мать Коринны, сеньора Инес, оказалась настоящей испанской знатной дамой, вся в черном, с туго затянутыми в пучок на затылке темными волосами, чопорная и даже несколько суровая, она склонилась передо мной в церемонном сложном реверансе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123