Ведь я словно бы уступлю Коринне; что называется, отступлю без боя.
Но посмотрим, что будет дальше. Я спокойно прощусь со всеми и объявлю, что хочу попутешествовать одна с детьми. Я уеду не так уж далеко. Санчо легко сможет следить за моим маршрутом. Коринна очень скоро надоест ему своими претензиями. А там… Или Коринна смирится… Или… Санчо поедет со мной… Тогда… если, конечно, Коринна проявит должное смирение, я примирю его с ней…
Впрочем, существует и еще вариант. Я могу все рассказать Санчо прямо сейчас. Он умен, мы доверяем друг другу. Пусть он сам попытается найти выход из создавшейся ситуации.
Решено!
Я вскочила, набросила на плечи шаль, надела халат, убрала волосы под сетку, сунула ноги в домашние туфли.
Взяв серебряный подсвечник с ярко горящей свечой, я вышла из комнаты, заперев за собой дверь.
Я тихо постучалась в дверь Санчо. Молчание. Я прислонилась к стене, напряженно ожидая.
Наконец дверь приоткрылась.
– Эмбер? – спросил голос Санчо.
– Да. Я могу войти?
– Конечно.
Я проскользнула в дверь.
Горели две свечи на столе. Санчо, одетый, сидел в кресле. Увидев меня, он улыбнулся.
– Садись, – он указал на кресло напротив своего.
– Тебе лучше? – спросила я, с удовольствием опускаясь в мягкое кресло.
– Пожалуй, да. У меня какое-то странное недомогание. Похоже, кто-то добавил мне в тарелку ртуть. Странная приправа. Но, кажется, ни ты, ни Коринна, ни Этторе ничего подобного не чувствуете?
– Да, – мне стало уютно и спокойно, как всегда бывает с человеком, который тебя понимает и не оставит в беде, в то же время всегда сохраняя тон добродушной насмешки. – Да, – повторила я, – мы ничего подобного не чувствовали, и поэтому с уверенностью можно сказать, что это кто-то из нас подмешал тебе яд в пищу. – Я улыбнулась.
– Приятно слышать, – Санчо подмигнул мне. – Думаю, Этторе догадался о причине моего недомогания, – он посерьезнел. – Я бы понял его, если бы он сегодня же ночью уехал. Не всякий захочет вмешиваться в какую-то странную и темную историю.
– Но он твой друг, – заметила я.
Так вот в чем причина странного состояния Этторе! Конечно, он мог определить причину недомогания Санчо. Ведь Этторе занимается естественными науками. Интересно, что подумал Этторе, кого заподозрил? Но тут ход моих мыслей был прерван. Я заметила, как внимательно смотрит на меня Санчо.
– Почему ты на меня так смотришь? – невольно вырвалось у меня.
– Неужели не догадываешься? – усмехнулся он. – Я думаю, знаешь ли ты, что только что от меня ушла Коринна?
– Коринна?! – Мое изумление было настолько неподдельным, что человек менее умный, чем Санчо, непременно подумал бы, что я притворяюсь.
– Да, Коринна, – Санчо кивнул и озабоченно упер кончик языка в щеку. Я увидела, что щека его чуть вздулась. Может быть, на внутренней поверхности щеки возникло изъязвление от яда?
Но даже серьезная озабоченность не заставила меня сдержать вспышку нервического хохота. Я хохотала, как безумная, я раскачивалась в кресле и прижимала что есть силы ладонь к губам.
Санчо смотрел на меня, и лицо его приняло трагикомическое выражение.
То, что произошло затем, вовсе не входило в мои планы. Я вдруг невольно начала защищать Коринну; и чем более я распалялась, тем больше мне делалось жаль ее.
– Ее можно понять, Санчо, – говорила я, – как и все мы, она почувствовала, что происходит что-то неладное. Нервы ее были взвинчены до предела, и вот возбуждение ее проявилось именно таким образом…
– А ведь это она подложила мне ртуть в еду, – заметил Санчо с нарочитой небрежностью.
– Она призналась?
– Я не говорил с ней о возможном отравлении.
– Тогда почему же ты думаешь?
– Ты права, Эмбер. Коринна – существо наивное и экспансивное. Только что она прибежала ко мне в состоянии истерического возбуждения. Она пыталась соблазнить меня, тревожилась о моем здоровье; бессвязно обвиняла тебя во всех смертных грехах, клялась мне в вечной любви, умоляла пожалеть детей и тому подобное…
– Возможно, я и вправду виновата перед ней. Она не может, не умеет быть свободной. Для таких, как она, понятие свободы равносильно понятию порока. Вкусив свободы и поняв, что не в состоянии наслаждаться ею, такие, как наша Коринна, начинают страстно бороться с любыми проявлениями свободы. Именно из таких женщин получаются необычайно добродетельные матери семейств и строгие настоятельницы монастырей.
– Эх, если бы мы догадались об этом прежде! Короче, Коринна сама выдала себя самым что ни на есть элементарным образом. Я уже говорил, что она то и дело спрашивала, как я себя чувствую. Затем все в том же состоянии лихорадочного возбуждения она как бы мельком спросила, верно ли, что очень маленькие дозы ртути не опасны.
– И что ты ответил?
– Ответил, как ни в чем не бывало, что нет, не опасны.
– И ты не спросил ее, зачем ей это?
– Нет, не спросил.
– Но где она взяла ртуть? Как ей пришло в голову такое?
– Коринна не из тех, что обдумывают свои преступления заранее. Я поразмыслил хорошенько и понял, как все пришло ей в голову.
– Но зачем, зачем она хотела отравить тебя? – перебила я. – Совсем недавно она уверяла, что безумно тебя любит.
– Одно другому не мешает. Та свобода, которую мы с тобой столь внезапно ей раскрыли, действительно вскружила ей голову. Сначала она была в восторге и просто таяла в порыве благодарности к нам. Затем на место трепещущей под порывами свободного ветра новой Коринны вернулась Коринна прежняя, более устойчивая в своей добродетели.
– Но как она могла отравить тебя? – не выдержав, я снова нетерпеливо перебила Санчо.
– Ну потерпи. Дай досказать. Разумеется, Коринна совсем не хотела моей смерти. Более того, мысль о ртути пришла ей в голову совсем случайно. Я вспомнил, как однажды, еще на корабле, Этторе показал нам сконструированный им самим прибор – стеклянную трубочку, в которую впаяно немного ртути. При этом Этторе объяснил, на что годна ртуть в малых и больших дозах; и между прочим сказал, что употребление ртути вовнутрь может вызвать смертельное отравление или легкое недомогание, в зависимости от дозы. Сейчас Коринна все это вспомнила. Я уверен, что стеклянная трубочка Этторе безвозвратно исчезла. Ртути там было совсем немного. Коринна употребила ее на меня. А осколки и металлический стержень она, как я полагаю, закопала где-нибудь в саду.
– Но для чего эта трубочка предназначалась, Санчо?
– Этторе говорил, что она может измерять температуру воды, воздуха и даже человеческого тела.
– Странно, что я не помню. Меня бы это заинтересовало.
– Думаю, ты как раз купалась в бассейне.
– Но зачем Коринне понадобилось вызывать у тебя недомогание?
– Ты, опытная женщина, задаешь мне такой вопрос!
– Наверное, я слишком опытна для того, чтобы понимать мотивы импульсивных действий Коринны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Но посмотрим, что будет дальше. Я спокойно прощусь со всеми и объявлю, что хочу попутешествовать одна с детьми. Я уеду не так уж далеко. Санчо легко сможет следить за моим маршрутом. Коринна очень скоро надоест ему своими претензиями. А там… Или Коринна смирится… Или… Санчо поедет со мной… Тогда… если, конечно, Коринна проявит должное смирение, я примирю его с ней…
Впрочем, существует и еще вариант. Я могу все рассказать Санчо прямо сейчас. Он умен, мы доверяем друг другу. Пусть он сам попытается найти выход из создавшейся ситуации.
Решено!
Я вскочила, набросила на плечи шаль, надела халат, убрала волосы под сетку, сунула ноги в домашние туфли.
Взяв серебряный подсвечник с ярко горящей свечой, я вышла из комнаты, заперев за собой дверь.
Я тихо постучалась в дверь Санчо. Молчание. Я прислонилась к стене, напряженно ожидая.
Наконец дверь приоткрылась.
– Эмбер? – спросил голос Санчо.
– Да. Я могу войти?
– Конечно.
Я проскользнула в дверь.
Горели две свечи на столе. Санчо, одетый, сидел в кресле. Увидев меня, он улыбнулся.
– Садись, – он указал на кресло напротив своего.
– Тебе лучше? – спросила я, с удовольствием опускаясь в мягкое кресло.
– Пожалуй, да. У меня какое-то странное недомогание. Похоже, кто-то добавил мне в тарелку ртуть. Странная приправа. Но, кажется, ни ты, ни Коринна, ни Этторе ничего подобного не чувствуете?
– Да, – мне стало уютно и спокойно, как всегда бывает с человеком, который тебя понимает и не оставит в беде, в то же время всегда сохраняя тон добродушной насмешки. – Да, – повторила я, – мы ничего подобного не чувствовали, и поэтому с уверенностью можно сказать, что это кто-то из нас подмешал тебе яд в пищу. – Я улыбнулась.
– Приятно слышать, – Санчо подмигнул мне. – Думаю, Этторе догадался о причине моего недомогания, – он посерьезнел. – Я бы понял его, если бы он сегодня же ночью уехал. Не всякий захочет вмешиваться в какую-то странную и темную историю.
– Но он твой друг, – заметила я.
Так вот в чем причина странного состояния Этторе! Конечно, он мог определить причину недомогания Санчо. Ведь Этторе занимается естественными науками. Интересно, что подумал Этторе, кого заподозрил? Но тут ход моих мыслей был прерван. Я заметила, как внимательно смотрит на меня Санчо.
– Почему ты на меня так смотришь? – невольно вырвалось у меня.
– Неужели не догадываешься? – усмехнулся он. – Я думаю, знаешь ли ты, что только что от меня ушла Коринна?
– Коринна?! – Мое изумление было настолько неподдельным, что человек менее умный, чем Санчо, непременно подумал бы, что я притворяюсь.
– Да, Коринна, – Санчо кивнул и озабоченно упер кончик языка в щеку. Я увидела, что щека его чуть вздулась. Может быть, на внутренней поверхности щеки возникло изъязвление от яда?
Но даже серьезная озабоченность не заставила меня сдержать вспышку нервического хохота. Я хохотала, как безумная, я раскачивалась в кресле и прижимала что есть силы ладонь к губам.
Санчо смотрел на меня, и лицо его приняло трагикомическое выражение.
То, что произошло затем, вовсе не входило в мои планы. Я вдруг невольно начала защищать Коринну; и чем более я распалялась, тем больше мне делалось жаль ее.
– Ее можно понять, Санчо, – говорила я, – как и все мы, она почувствовала, что происходит что-то неладное. Нервы ее были взвинчены до предела, и вот возбуждение ее проявилось именно таким образом…
– А ведь это она подложила мне ртуть в еду, – заметил Санчо с нарочитой небрежностью.
– Она призналась?
– Я не говорил с ней о возможном отравлении.
– Тогда почему же ты думаешь?
– Ты права, Эмбер. Коринна – существо наивное и экспансивное. Только что она прибежала ко мне в состоянии истерического возбуждения. Она пыталась соблазнить меня, тревожилась о моем здоровье; бессвязно обвиняла тебя во всех смертных грехах, клялась мне в вечной любви, умоляла пожалеть детей и тому подобное…
– Возможно, я и вправду виновата перед ней. Она не может, не умеет быть свободной. Для таких, как она, понятие свободы равносильно понятию порока. Вкусив свободы и поняв, что не в состоянии наслаждаться ею, такие, как наша Коринна, начинают страстно бороться с любыми проявлениями свободы. Именно из таких женщин получаются необычайно добродетельные матери семейств и строгие настоятельницы монастырей.
– Эх, если бы мы догадались об этом прежде! Короче, Коринна сама выдала себя самым что ни на есть элементарным образом. Я уже говорил, что она то и дело спрашивала, как я себя чувствую. Затем все в том же состоянии лихорадочного возбуждения она как бы мельком спросила, верно ли, что очень маленькие дозы ртути не опасны.
– И что ты ответил?
– Ответил, как ни в чем не бывало, что нет, не опасны.
– И ты не спросил ее, зачем ей это?
– Нет, не спросил.
– Но где она взяла ртуть? Как ей пришло в голову такое?
– Коринна не из тех, что обдумывают свои преступления заранее. Я поразмыслил хорошенько и понял, как все пришло ей в голову.
– Но зачем, зачем она хотела отравить тебя? – перебила я. – Совсем недавно она уверяла, что безумно тебя любит.
– Одно другому не мешает. Та свобода, которую мы с тобой столь внезапно ей раскрыли, действительно вскружила ей голову. Сначала она была в восторге и просто таяла в порыве благодарности к нам. Затем на место трепещущей под порывами свободного ветра новой Коринны вернулась Коринна прежняя, более устойчивая в своей добродетели.
– Но как она могла отравить тебя? – не выдержав, я снова нетерпеливо перебила Санчо.
– Ну потерпи. Дай досказать. Разумеется, Коринна совсем не хотела моей смерти. Более того, мысль о ртути пришла ей в голову совсем случайно. Я вспомнил, как однажды, еще на корабле, Этторе показал нам сконструированный им самим прибор – стеклянную трубочку, в которую впаяно немного ртути. При этом Этторе объяснил, на что годна ртуть в малых и больших дозах; и между прочим сказал, что употребление ртути вовнутрь может вызвать смертельное отравление или легкое недомогание, в зависимости от дозы. Сейчас Коринна все это вспомнила. Я уверен, что стеклянная трубочка Этторе безвозвратно исчезла. Ртути там было совсем немного. Коринна употребила ее на меня. А осколки и металлический стержень она, как я полагаю, закопала где-нибудь в саду.
– Но для чего эта трубочка предназначалась, Санчо?
– Этторе говорил, что она может измерять температуру воды, воздуха и даже человеческого тела.
– Странно, что я не помню. Меня бы это заинтересовало.
– Думаю, ты как раз купалась в бассейне.
– Но зачем Коринне понадобилось вызывать у тебя недомогание?
– Ты, опытная женщина, задаешь мне такой вопрос!
– Наверное, я слишком опытна для того, чтобы понимать мотивы импульсивных действий Коринны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123