…Вот генерал Скобелев на белом коне ведет в атаку русские войска на Зеленых горах… Вот гибнут в неравном бою солдаты майора Горталова, поклявшиеся не отдавать назад захваченные ими турецкие траншеи… Вот картина переправы русских войск через Дунай…. Вот плененный Осман-паша отдает свою саблю русскому генералу Ганецкому…
Фотографии и рисунки говорят о беспримерной храбрости русских солдат, о разгроме в боях всех турецких армий: на Дунайском фронте и на Кавказе, о взятии русскими мощных крепостей Карса, Эрзерума и Плевны, которые турки считали неприступными. Эти рисунки наполняют гордостью юные сердца. Братья вслух мечтают о том, что станут такими же, как герои Плевны и Эрзерума. Но не все фотографии им одинаково понятны. Они смотрят на усатого генерала графа Игнатьева, подписывающего Сан-Стефанский мир с турками, и не знают, радоваться этому или нет. Им не было известно, что этот мир был продиктован царскому правительству англичанами, боявшимися падения Константинополя, так как русские армии двигались к нему, почти не встречая сопротивления разбитых турецких войск. Англичане ввели свой флот в Дарданеллы и угрожали России войной, если русские войска займут турецкую столицу. Вмешательство англичан свело на нет победы русских войск, одержанные ценой тяжелых жертв. Условия Сан-Стефанского мира глубоко возмутили широкие круги русского народа. Не было семьи, где бы не говорили о последствиях этой войны.
Война легла тяжелым бременем особенно на крестьян и рабочих. Росло недовольство самодержавием. В больших городах стали возникать рабочие организации. В Петербурге в 1878 году под руководством столяра Степана Халтурина и слесаря Обнорского был организован «Северный союз русских рабочих», ставивший своей целью «ниспровержение существующего строя».
Но Володя и его братья ничего не знали об этом.
Днем, когда братья были в гимназии, Володя один рассматривал журналы, то и дело прибегая в кухню к Анне Ивановне, прося прочесть подписи под картинками.
Кончалось тем, что мать прятала журналы, а его выпроваживала гулять…
Отцу как-то нездоровилось, и он не пошел на службу. Присев поближе к окну, Григорий Федорович развернул газету и стал читать хронику. Сейчас же к нему на колени вскарабкался младший из сыновей и, бойко водя пальчиком по газете, громко прочитал: «Бир-же-вы-е ве-до-мо-сти».
Отец искренне изумился:
– Ты уже знаешь все буквы?
– Да, и умею читать! – с гордостью ответил Володя.
Отец занес руку, чтоб погладить сына по русой головке… но вдруг что-то громко ухнуло, задребезжали стекла. Отец насторожился. Через несколько минут раздался новый оглушительный взрыв.
Отец вскочил и, передав испуганного Володю матери, бросился на улицу. Через некоторое время он вернулся и на немой вопрос Анны Ивановны шепотом сообщил:
– В городе переполох… только сейчас взрывом бомбы убит Александр II…
3
Семья Федоровых жила замкнутой жизнью. Только после бомбы Григория Рысакова, убившей 1 марта Александра II, Федоровы узнали о существовании тайных организаций. Но говорить об этом не смели. Отец был строг и, боясь быть заподозренным, пресекал всякие попытки политических разговоров.
«Учиться и выйти в люди!» – вот что с детских лет внушалось каждому из сыновей. Несмотря на скудный заработок, отец все силы употреблял на то, чтобы дети получили образование.
Как-то придя с улицы, Володя услышал голос матери. Она говорила отцу:
– Ванина-то тужурка ему как раз, только надо перелицевать да поштопать, а то выгорела, прохудилась кой-где, да и пятна есть…
«Обо мне говорят», – подумал Володя и вошел в комнату. Разговор о тужурке тотчас же прекратился. Володя понял: родители не хотят, чтоб он знал о трудностях, с которыми они готовят его в гимназию, и молча прошел в свой уголок.
Однажды он проснулся ночью и увидел мать, сидевшую у лампы. Осторожно, чтоб она не услышала, он приподнялся на кроватке и посмотрел через стол.
«Так и есть! – мелькнуло в сознании. – Мама перелицовывает старую тужурку».
Опершись на спинку кроватки, он внимательно смотрел, как Анна Ивановна отпаривала и чистила борта, как кропотливо штопала и утюжила рукава, протертые на локтях, как заметывала старые петли…
Вначале он обрадовался тому, что наконец-то и у него будет своя тужурка, и он, как и братья, пойдет учиться в гимназию. Потом мальчик нахмурился. Стало невыносимо жаль бедную, добрую мать. Еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, он уткнулся в подушку, и горячие слезы потекли по его щекам…
Володя проснулся раньше обычного. Первое, что он увидел, открыв глаза, была почти новенькая тужурка, висевшая на спинке стула. Сев на кроватке, он долго смотрел на нее, ласково гладил по суконным бортам, любовно трогал блестящие пуговицы. Он понимал, сколько труда и любви вложила в эту тужурку его мать…
Как бы они жили, если б ее не было?.. От этой мысли ему стало страшно, он прибежал в кухню и прижался к груди матери…
Отец, отдав двух сыновей в военную гимназию, решил, что третий должен приобрести гражданскую специальность. Григорий Федорович мечтал устроить Володю в Третью классическую гимназию, так как она находилась рядом. Гимназия эта была одной из лучших в Петербурге.
Осенью 1883 года Володя Федоров вместе с отцом подошел к воротам знаменитой гимназии.
Их обогнал и быстро исчез за дверью смуглый, живой мальчик в костюме гимназиста, показавшийся Володе очень знакомым.
– Папа, кто этот гимназист? Я его знаю…
– Нет, ты его не знаешь, – улыбнулся отец, – ты видал на портретах его деда… Это внук Александра Сергеевича Пушкина.
– Пушкина? – переспросил Володя. – Ведь я знаю на память столько его стихов! – И он чуть не запрыгал от радости. – Похож, похож!.. Как Пушкин в детстве!..
Они вошли в высокий, строгий вестибюль, где их встретил поклоном старый седобородый швейцар в яркой ливрее.
– Пожалуйте раздеваться, – сказал он, указывая рукой на дверь, ведущую в раздевалку, и, обращаясь к Григорию Федоровичу, добавил: – Не извольте беспокоиться за вашего сынка, все будет хорошо.
Григорий Федорович, обняв и перекрестив сына, сказал ему; на ухо:
– С богом, Володя. Не бойся, ты не один. Будь внимателен, слушайся…
Володе же стало совсем страшно. Не смея ничего сказать, он робкими шагами пошел за швейцаром…
В раздевалке Володя сдал фуражку и был отведен в класс, где уже сидело за партами до двадцати гимназистов.
Не успел мальчик осмотреться, как раздался звонок, и в класс вошел учитель в форменном мундире с блестящими пуговицами. Он ответил на приветствие новичков и строгой, парадной поступью взошел на кафедру.
– Ну-с, приступим к занятиям, – торжественным взглядом он окинул учеников и начал говорить о том, что представляет собой «наша» гимназия, как должен вести себя гимназист, и многое другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156