Да, розы спасали
нас в критических ситуациях - впрочем, таковых просто не возникало. Теперь
они мертвы. И виной тому - я, продавший их этому типу, словно Фауст
Мефистофилю свою душу. Поделом мне. Несчастный Арнольд! Бедная Маша,
бедный, бедный я...
Сэр Роберт то багровел, то зеленел, то покрывался обильной испариной
- и всё вился вокруг меня, сшибая стулья и некоторые другие лёгкие предметы
мебели, всё шипел и требовал свой кровно нажитый миллион. А мы с Машей
стояли и широко раскрытыми глазами смотрели друг на друга. Она тоже всё
поняла.
- Прости, - чуть слышно сказала она.
- Прости, - чуть слышно ответил я.
Она бережно, словно боясь сломать, взяла умерший букет и унесла его
на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.
- Возьмите ваш чек, господин Иванофф, - обратился я к ненавистному
визитёру, - и соблаговолите, пожалуйста, покинуть мой дом. Наша сделка
расторгнута.
Резким движением сэр Роберт Иванофф смахнул чек к себе в карман и
кинул на меня исподлобья неприязненный взгляд.
- Мошенники, - процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не
было: возвращённый миллион, видимо, сделал своё дело. - Гуд бай, май
френдз! Не поминайте лихом.
Он торопливо ринулся к выходу и исчез за входной дверью - теперь уже
навсегда. А я тяжело опустился на стул и задумался. Как всё гадко, мерзко,
некрасиво! Как, оказывается, хрупко человеческое счастье и как легко можно
разбить его одним лишь мановением руки, необдуманным поступком, дурным
словом, жестом, взглядом, мыслью. И весь ужас в том, что процесс-то этот
необратим: разбитое не склеишь...
- Коля! Коля, скорее! - вдруг донёсся до меня испуганный,
взволнованный и в то же время радостный голос Маши с кухни. - Скорее сюда!
Опять что-то стряслось! Я бросился на выручку. Влетев на кухню, я
остановился как вкопанный. Моему взору представилась следующая картина.
На табуретке у стола сидела Маша с заплаканными щеками и завороженным
взглядом смотрела на бывший некогда прекрасный, а теперь превращённый в
облезлый веник, букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Нет, это
уже не веник, это уже далеко не веник... На моих глазах происходило чудо:
засохшие, сморщенные лепестки роз распрямлялись, разглаживались, голубели,
оживали и - или мне это только показалось? - улыбались. Сухие листочки
становились зелёными, колючие стебли наливались соком, весь букет оживал,
дышал, благоухал, самопроизвольно шелестел лепестками и - всё-таки кажется
мне это или нет? - весело звенел, словно бубенчики. Или это звенит
радостный, по-детски чистый и счастливый смех Маши? Она действительно
смеялась, лучась веером морщинок вокруг глаз, и слёзы облегчения падали на
букет - не веник, заметьте, а самый настоящий, самый прекрасный в мире
букет голубых роз!
- Как в сказке! - шептала она. - Помнишь - про Аленький цветочек? Я
заплакала - и он ожил. Слеза что ль капнула...
Я был уверен, что это не мистификация, а самое настоящее чудо. По
крайней мере, я очень, очень хотел на это надеяться.
На этом бы и закончился этот удивительный, насыщенный событиями и
треволнениями и всё-таки чудесный день, если бы под занавес его не омрачил
этот стервец Васька. Он внезапно появился за моей спиной и басом прогудел:
- Может, вернуть американца? Ведь букет-то целёхонек. Только теперь
не за миллион, а за десять - ведь за чудеса платить надо...
- Пошёл вон! - рявкнул я, зверея.
Глава восьмая
На следующий день я наметил встречу с Козлятиным-Боцманом. Была
пятница, накрапывал мелкий колючий дождь, и ехать после работы в другой
конец Москвы очень не хотелось - но дело требовало моей жертвы. И я поехал.
Винный магазин на улице Конёнкова я нашёл быстро. Несмотря на дождь,
вход в него атаковала голодная разношерстная толпа, преимущественно
мужского пола, а вдоль очереди, которая то и дело теряла свои контуры и
сбивалась в кучу, патрулировали два милиционера. Ещё два стояли у входа в
магазин в полной боевой готовности. Невдалеке дежурила милицейская машина,
в которой сидел милиционер с рацией, готовый в любой момент вызвать
усиленное техникой подкрепление.
Я не долго думал, прежде чем отдал предпочтение винному магазину,
нежели законному обиталищу Козлятина, обозначенному в его паспорте в графе
"прописка". Зная повадки своих, кузьминских, алкашей, я мог почти
безошибочно указать, в каких точках микрорайона обитает их основная масса в
то или иное время суток. Этими точками могли быть либо винные магазины,
либо пивнушки. В этой же местности концентратором мужского населения служил
вышеозначенный винный магазин, который мне посоветовал посетить сержант
Стоеросов. Затаившись несколько поодаль, я стал скрупулёзно и с
пристрастием просеивать сквозь зрительное сито страждущую толпу, выискивая
в ней нужного мне человека. Как и следовало ожидать, в хвосте очереди его
не оказалось. Не оказалось его и в первых рядах, где было заметно
наибольшее оживление и где страсти накалились до предела. Ага, значит он
внутри! - догадался я и стал ждать, когда находящиеся в недрах магазина
счастливчики прорвутся сквозь кордон таких же, как они, но ещё не
отоваренных спиртным, и вырвутся на оперативный простор предмагазинного
пространства.
Бежали минуты. Я уже порядком продрог и в душе клял всю эту затею,
когда внезапно встретился взглядом с патрульным милиционером, сидевшим в
машине у рации. Ба, да это же мой старый знакомый, сержант Стоеросов! Он
улыбнулся одними углами рта, чуть заметно подмигнул и кивнул в сторону
магазина, давая понять, что клиент на месте. Ответным кивком я поблагодарил
его, собрал всю свою волю в кулак и приготовился ждать дальше. Наконец
ожидания мои увенчались успехом: на пороге магазина, расталкивая страждущих
и жаждущих, вырос человек в тельняшке и джинсах с четырьмя или пятью
бутылками водки в обеих руках. Да, это был Козлятин, именно его образ
остался в памяти тех нескольких бабулек, которых я "просветил" вчера.
Случайный взгляд, брошенный много на Стоеросова, подтвердил мои догадки: он
снова кивнул в сторону магазина.
А Козлятин тем временем, злой, довольный и красный, спускался со
ступенек и, высоко подняв руки с огненной жидкостью над головой, победно
взирал на толпу. Толпа шумно глотала слюну и урчала пустыми желудками. К
счастливчику тут же ринулись его дружки и знакомые - те, с кем ему
надлежало раздавить эти несколько поллитровок. (Надо заметить, что в такую
погоду я и сам бы не прочь... впрочем, это к делу не относится.)
- Ну ты, Боцман, молоток! - гоготнул один из дружков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
нас в критических ситуациях - впрочем, таковых просто не возникало. Теперь
они мертвы. И виной тому - я, продавший их этому типу, словно Фауст
Мефистофилю свою душу. Поделом мне. Несчастный Арнольд! Бедная Маша,
бедный, бедный я...
Сэр Роберт то багровел, то зеленел, то покрывался обильной испариной
- и всё вился вокруг меня, сшибая стулья и некоторые другие лёгкие предметы
мебели, всё шипел и требовал свой кровно нажитый миллион. А мы с Машей
стояли и широко раскрытыми глазами смотрели друг на друга. Она тоже всё
поняла.
- Прости, - чуть слышно сказала она.
- Прости, - чуть слышно ответил я.
Она бережно, словно боясь сломать, взяла умерший букет и унесла его
на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.
- Возьмите ваш чек, господин Иванофф, - обратился я к ненавистному
визитёру, - и соблаговолите, пожалуйста, покинуть мой дом. Наша сделка
расторгнута.
Резким движением сэр Роберт Иванофф смахнул чек к себе в карман и
кинул на меня исподлобья неприязненный взгляд.
- Мошенники, - процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не
было: возвращённый миллион, видимо, сделал своё дело. - Гуд бай, май
френдз! Не поминайте лихом.
Он торопливо ринулся к выходу и исчез за входной дверью - теперь уже
навсегда. А я тяжело опустился на стул и задумался. Как всё гадко, мерзко,
некрасиво! Как, оказывается, хрупко человеческое счастье и как легко можно
разбить его одним лишь мановением руки, необдуманным поступком, дурным
словом, жестом, взглядом, мыслью. И весь ужас в том, что процесс-то этот
необратим: разбитое не склеишь...
- Коля! Коля, скорее! - вдруг донёсся до меня испуганный,
взволнованный и в то же время радостный голос Маши с кухни. - Скорее сюда!
Опять что-то стряслось! Я бросился на выручку. Влетев на кухню, я
остановился как вкопанный. Моему взору представилась следующая картина.
На табуретке у стола сидела Маша с заплаканными щеками и завороженным
взглядом смотрела на бывший некогда прекрасный, а теперь превращённый в
облезлый веник, букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Нет, это
уже не веник, это уже далеко не веник... На моих глазах происходило чудо:
засохшие, сморщенные лепестки роз распрямлялись, разглаживались, голубели,
оживали и - или мне это только показалось? - улыбались. Сухие листочки
становились зелёными, колючие стебли наливались соком, весь букет оживал,
дышал, благоухал, самопроизвольно шелестел лепестками и - всё-таки кажется
мне это или нет? - весело звенел, словно бубенчики. Или это звенит
радостный, по-детски чистый и счастливый смех Маши? Она действительно
смеялась, лучась веером морщинок вокруг глаз, и слёзы облегчения падали на
букет - не веник, заметьте, а самый настоящий, самый прекрасный в мире
букет голубых роз!
- Как в сказке! - шептала она. - Помнишь - про Аленький цветочек? Я
заплакала - и он ожил. Слеза что ль капнула...
Я был уверен, что это не мистификация, а самое настоящее чудо. По
крайней мере, я очень, очень хотел на это надеяться.
На этом бы и закончился этот удивительный, насыщенный событиями и
треволнениями и всё-таки чудесный день, если бы под занавес его не омрачил
этот стервец Васька. Он внезапно появился за моей спиной и басом прогудел:
- Может, вернуть американца? Ведь букет-то целёхонек. Только теперь
не за миллион, а за десять - ведь за чудеса платить надо...
- Пошёл вон! - рявкнул я, зверея.
Глава восьмая
На следующий день я наметил встречу с Козлятиным-Боцманом. Была
пятница, накрапывал мелкий колючий дождь, и ехать после работы в другой
конец Москвы очень не хотелось - но дело требовало моей жертвы. И я поехал.
Винный магазин на улице Конёнкова я нашёл быстро. Несмотря на дождь,
вход в него атаковала голодная разношерстная толпа, преимущественно
мужского пола, а вдоль очереди, которая то и дело теряла свои контуры и
сбивалась в кучу, патрулировали два милиционера. Ещё два стояли у входа в
магазин в полной боевой готовности. Невдалеке дежурила милицейская машина,
в которой сидел милиционер с рацией, готовый в любой момент вызвать
усиленное техникой подкрепление.
Я не долго думал, прежде чем отдал предпочтение винному магазину,
нежели законному обиталищу Козлятина, обозначенному в его паспорте в графе
"прописка". Зная повадки своих, кузьминских, алкашей, я мог почти
безошибочно указать, в каких точках микрорайона обитает их основная масса в
то или иное время суток. Этими точками могли быть либо винные магазины,
либо пивнушки. В этой же местности концентратором мужского населения служил
вышеозначенный винный магазин, который мне посоветовал посетить сержант
Стоеросов. Затаившись несколько поодаль, я стал скрупулёзно и с
пристрастием просеивать сквозь зрительное сито страждущую толпу, выискивая
в ней нужного мне человека. Как и следовало ожидать, в хвосте очереди его
не оказалось. Не оказалось его и в первых рядах, где было заметно
наибольшее оживление и где страсти накалились до предела. Ага, значит он
внутри! - догадался я и стал ждать, когда находящиеся в недрах магазина
счастливчики прорвутся сквозь кордон таких же, как они, но ещё не
отоваренных спиртным, и вырвутся на оперативный простор предмагазинного
пространства.
Бежали минуты. Я уже порядком продрог и в душе клял всю эту затею,
когда внезапно встретился взглядом с патрульным милиционером, сидевшим в
машине у рации. Ба, да это же мой старый знакомый, сержант Стоеросов! Он
улыбнулся одними углами рта, чуть заметно подмигнул и кивнул в сторону
магазина, давая понять, что клиент на месте. Ответным кивком я поблагодарил
его, собрал всю свою волю в кулак и приготовился ждать дальше. Наконец
ожидания мои увенчались успехом: на пороге магазина, расталкивая страждущих
и жаждущих, вырос человек в тельняшке и джинсах с четырьмя или пятью
бутылками водки в обеих руках. Да, это был Козлятин, именно его образ
остался в памяти тех нескольких бабулек, которых я "просветил" вчера.
Случайный взгляд, брошенный много на Стоеросова, подтвердил мои догадки: он
снова кивнул в сторону магазина.
А Козлятин тем временем, злой, довольный и красный, спускался со
ступенек и, высоко подняв руки с огненной жидкостью над головой, победно
взирал на толпу. Толпа шумно глотала слюну и урчала пустыми желудками. К
счастливчику тут же ринулись его дружки и знакомые - те, с кем ему
надлежало раздавить эти несколько поллитровок. (Надо заметить, что в такую
погоду я и сам бы не прочь... впрочем, это к делу не относится.)
- Ну ты, Боцман, молоток! - гоготнул один из дружков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43