Дождь продолжал идти, порой моросящий, чаще сильный, и бил по его обнаженной спине. К вечеру он, скрытый пеленой дождя от глаз уай'ичуранан, проплыл мимо Сан-Педро.
Он греб и греб дни за днями, спал урывками, ел прихваченные с собой сушеное мясо и фрукты, а когда они кончились, стал ловить на удочку священника рыбу, которую ел сырой, а порой срывал с нависавшей над водой ветки какой-нибудь фрукт. Чтобы не свалиться от усталости и голода, знахарь жевал листья коки. Один раз ему удалось застрелить из духового ружья обезьянку, но она утонула прежде, чем он успел до нее добраться. По Палуто Мойе доплыл до места ее впадения в Мета, более широкую реку, названия которой он не знал, в свою очередь вливавшуюся в еще более могучий поток, прозванный мертвецами Ориноко. У слияния этих двух рек стоит огромный город, а над водой и над его каноэ возвышались, словно холмы, громадные лодки мертвых.
Он проплыл мимо быстроходных белых судов, полных уай'ичуранан, мужчин и женщин, разодетых в пестрые одежды, как попугаи. Подобно попугаям, они при виде его галдели, кричали, указывали на него черными палками с серебряными тыквами. Вреда, правда, никакого не причинили, но на всякий случай он стал таиться и двигался теперь только под покровом ночи, ранним утром или за завесой дождя. Его настроение ухудшилось, тем более что Ягуар посылал тревожные сны о мертвых и их бесконечных поселениях, каменных улицах с похожими на утесы домами, построенных из камня и стекла, похожего на затвердевший воздух. Сны о едущих по этим улицам и загрязнявших воздух сухопутных лодках. И о самих мертвецах, топтавшихся повсюду в таких количествах, что перечесть их не хватило бы никаких рук – их было не меньше, чем листьев в лесу.
Ягуар покидал небо, чтобы навестить Дождь, съеживался до пустоты и исчезал, но вскоре, утомившись, как все мужчины от родительских советов, возвращался, ярко и гордо сиял над водами, снова исчезал, возвращался, исчезал и возвращался. Местами Мойе встречались бурлящие стремнины и водовороты, но он провел немало времени, преодолевая пороги в верховьях Палуто, и здешние оказались ничуть не опаснее.
Клокочущие стремнины сменились спокойными бурыми водами, зато русло сделалось настолько широким, что рано утром в тумане он не видел противоположного берега. Дожди ослабли, потом прекратились, да и дождевые леса вокруг Ориноко уступили место сухим пальмовым рощам. Ночью он проплыл мимо большого города, который был похож на город из его сна: огромные, как утесы, дома светились яркими точками, словно внутри горели плененные звезды. Что-то огромное стремительно, с громовым ревом пронеслось над рекой: ему рассказывали, что у мертвых людей есть металлические каноэ, которые летают, как птицы, и теперь стало ясно, что это правда. Сам Мойе летал бесшумно, используя другой метод.
По прошествии нескольких дней его каноэ проплыло мимо еще одного города, потом пальмы по берегам сменились болотами, а широченное русло разделилось на более узкие протоки. Не зная, какой из них предпочесть, он предоставил это на выбор Ягуару, и однажды он опустил руку в реку, зачерпнул пригоршню воды, отпил и обнаружил, что вода соленая. Отец Перрин говорил ему, что в море вода соленая – верилось в такое с трудом, но и это оказалось правдой.
Мойе плыл мимо мангровых лесов и топких равнин, пока не увидел перед собой широкую водную гладь и на дальнем горизонте бурое пятно, которое, по его предположениям, должно было быть Майами-Америкой. Привязав каноэ к мангровому корню и взяв духовую трубку, знахарь двинулся по отмели вдоль края моря. Вскоре он подошел к мелкой бухточке, полной кормившихся фламинго и других морских птиц, застрелил двух фламинго, развел на берегу большой костер, разделал птиц, выжег перья, а мясо завернул в пальмовые листья, обмазал глиной и запек, зарыв в горячие угли. Поев жилистого мяса и запив его водой из своего бурдюка, он направил свое каноэ в мягко колыхавшиеся волны.
Ему потребовался целый день, чтобы пересечь море, и когда добрался до другого берега, он слегка удивился, увидев, что Америка очень похожа на Сан-Педро Касиваре. Отец Перрин рассказывал ему множество историй о своем Доме, но здесь все было вовсе не так: шаткий деревянный причал, несколько низких хибар среди пальмовых и перечных деревьев и чернокожие люди, занимавшиеся своими делами.
Он подтянул каноэ к песку и выбрался на берег, надлежаще одетый в свою наплечную накидку cape из перьев, в том числе перьев птицы кецаль, чтобы люди сразу увидели, что перед ними не кто-нибудь, а йампири, с которым следует обращаться почтительно. Подойдя к группе чернокожих, стоявших и сидевших перед небольшим зданием, он вежливо осведомился по-испански:
– Прошу прощения, дамы и господа, это Майами-Америка?
Они воззрились на него с недоумением. Мойе повторил свой вопрос, но они лишь тарахтели на непонятном наречии и таращились на него. Потом одна женщина убежала и привела старика с чудной, желтоватой кожей, который говорил по-испански и спросил Мойе, откуда тот прибыл.
– Из Дома, – ответил Мойе, – и я хочу знать, это ли Майами-Америка, потому что я долго плыл по многим рекам, а потом пересек море, а мне говорили, что нужное мне место находится как раз за морем.
Но старик ответил, что это не Майами, а городок Фернандино на острове Тринидад, а еще он сказал, что Мойе пересек вовсе не море, а всего лишь залив Пария. Он пояснил, что море гораздо больше залива и его невозможно пересечь на каноэ, а заодно осведомился, не желает ли джентльмен чего-нибудь выпить.
Итак, они уселись на стулья в тени, выпили из бутылок какой-то напиток, похожий на разновидность чича, чего Мойе не делал с мальчишеской поры, и человек Эзра рассказал ему, что когда-то он объехал весь свет, работая на кораблях белого человека высотой с холм. Он сказал, что знает и испанский, и английский язык, на котором говорят в Америке, хотя в Майами говорят и по-испански. Еще он сказал, если джентльмен хочет добраться до Майами, ему следует отправиться в Порт-оф-Спейн, к северу отсюда, найти корабль, тайно ночью пробраться на борт, спрятаться, и корабль отвезет его в Майами. Эзра рассказал ему много всего о том, как это сделать, и о множестве опасностей, которыми это чревато, потому что в старые времена, будучи моряком, он многим помог таким образом добраться до Америки, чтобы разбогатеть, как разбогател сам, работая на этих кораблях.
Потом Эзра кого-то позвал, и женщина принесла ему нечто. Эзра поместил на свое лицо еще одно блестящее нечто, сделавшее его глаза похожими на рыбьи, и внимательно рассмотрел то, что принесла женщина. Что-то белое, как облако, шелестящее, как листва, покрытое маленькими, похожими на мертвых муравьев черными точками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Он греб и греб дни за днями, спал урывками, ел прихваченные с собой сушеное мясо и фрукты, а когда они кончились, стал ловить на удочку священника рыбу, которую ел сырой, а порой срывал с нависавшей над водой ветки какой-нибудь фрукт. Чтобы не свалиться от усталости и голода, знахарь жевал листья коки. Один раз ему удалось застрелить из духового ружья обезьянку, но она утонула прежде, чем он успел до нее добраться. По Палуто Мойе доплыл до места ее впадения в Мета, более широкую реку, названия которой он не знал, в свою очередь вливавшуюся в еще более могучий поток, прозванный мертвецами Ориноко. У слияния этих двух рек стоит огромный город, а над водой и над его каноэ возвышались, словно холмы, громадные лодки мертвых.
Он проплыл мимо быстроходных белых судов, полных уай'ичуранан, мужчин и женщин, разодетых в пестрые одежды, как попугаи. Подобно попугаям, они при виде его галдели, кричали, указывали на него черными палками с серебряными тыквами. Вреда, правда, никакого не причинили, но на всякий случай он стал таиться и двигался теперь только под покровом ночи, ранним утром или за завесой дождя. Его настроение ухудшилось, тем более что Ягуар посылал тревожные сны о мертвых и их бесконечных поселениях, каменных улицах с похожими на утесы домами, построенных из камня и стекла, похожего на затвердевший воздух. Сны о едущих по этим улицам и загрязнявших воздух сухопутных лодках. И о самих мертвецах, топтавшихся повсюду в таких количествах, что перечесть их не хватило бы никаких рук – их было не меньше, чем листьев в лесу.
Ягуар покидал небо, чтобы навестить Дождь, съеживался до пустоты и исчезал, но вскоре, утомившись, как все мужчины от родительских советов, возвращался, ярко и гордо сиял над водами, снова исчезал, возвращался, исчезал и возвращался. Местами Мойе встречались бурлящие стремнины и водовороты, но он провел немало времени, преодолевая пороги в верховьях Палуто, и здешние оказались ничуть не опаснее.
Клокочущие стремнины сменились спокойными бурыми водами, зато русло сделалось настолько широким, что рано утром в тумане он не видел противоположного берега. Дожди ослабли, потом прекратились, да и дождевые леса вокруг Ориноко уступили место сухим пальмовым рощам. Ночью он проплыл мимо большого города, который был похож на город из его сна: огромные, как утесы, дома светились яркими точками, словно внутри горели плененные звезды. Что-то огромное стремительно, с громовым ревом пронеслось над рекой: ему рассказывали, что у мертвых людей есть металлические каноэ, которые летают, как птицы, и теперь стало ясно, что это правда. Сам Мойе летал бесшумно, используя другой метод.
По прошествии нескольких дней его каноэ проплыло мимо еще одного города, потом пальмы по берегам сменились болотами, а широченное русло разделилось на более узкие протоки. Не зная, какой из них предпочесть, он предоставил это на выбор Ягуару, и однажды он опустил руку в реку, зачерпнул пригоршню воды, отпил и обнаружил, что вода соленая. Отец Перрин говорил ему, что в море вода соленая – верилось в такое с трудом, но и это оказалось правдой.
Мойе плыл мимо мангровых лесов и топких равнин, пока не увидел перед собой широкую водную гладь и на дальнем горизонте бурое пятно, которое, по его предположениям, должно было быть Майами-Америкой. Привязав каноэ к мангровому корню и взяв духовую трубку, знахарь двинулся по отмели вдоль края моря. Вскоре он подошел к мелкой бухточке, полной кормившихся фламинго и других морских птиц, застрелил двух фламинго, развел на берегу большой костер, разделал птиц, выжег перья, а мясо завернул в пальмовые листья, обмазал глиной и запек, зарыв в горячие угли. Поев жилистого мяса и запив его водой из своего бурдюка, он направил свое каноэ в мягко колыхавшиеся волны.
Ему потребовался целый день, чтобы пересечь море, и когда добрался до другого берега, он слегка удивился, увидев, что Америка очень похожа на Сан-Педро Касиваре. Отец Перрин рассказывал ему множество историй о своем Доме, но здесь все было вовсе не так: шаткий деревянный причал, несколько низких хибар среди пальмовых и перечных деревьев и чернокожие люди, занимавшиеся своими делами.
Он подтянул каноэ к песку и выбрался на берег, надлежаще одетый в свою наплечную накидку cape из перьев, в том числе перьев птицы кецаль, чтобы люди сразу увидели, что перед ними не кто-нибудь, а йампири, с которым следует обращаться почтительно. Подойдя к группе чернокожих, стоявших и сидевших перед небольшим зданием, он вежливо осведомился по-испански:
– Прошу прощения, дамы и господа, это Майами-Америка?
Они воззрились на него с недоумением. Мойе повторил свой вопрос, но они лишь тарахтели на непонятном наречии и таращились на него. Потом одна женщина убежала и привела старика с чудной, желтоватой кожей, который говорил по-испански и спросил Мойе, откуда тот прибыл.
– Из Дома, – ответил Мойе, – и я хочу знать, это ли Майами-Америка, потому что я долго плыл по многим рекам, а потом пересек море, а мне говорили, что нужное мне место находится как раз за морем.
Но старик ответил, что это не Майами, а городок Фернандино на острове Тринидад, а еще он сказал, что Мойе пересек вовсе не море, а всего лишь залив Пария. Он пояснил, что море гораздо больше залива и его невозможно пересечь на каноэ, а заодно осведомился, не желает ли джентльмен чего-нибудь выпить.
Итак, они уселись на стулья в тени, выпили из бутылок какой-то напиток, похожий на разновидность чича, чего Мойе не делал с мальчишеской поры, и человек Эзра рассказал ему, что когда-то он объехал весь свет, работая на кораблях белого человека высотой с холм. Он сказал, что знает и испанский, и английский язык, на котором говорят в Америке, хотя в Майами говорят и по-испански. Еще он сказал, если джентльмен хочет добраться до Майами, ему следует отправиться в Порт-оф-Спейн, к северу отсюда, найти корабль, тайно ночью пробраться на борт, спрятаться, и корабль отвезет его в Майами. Эзра рассказал ему много всего о том, как это сделать, и о множестве опасностей, которыми это чревато, потому что в старые времена, будучи моряком, он многим помог таким образом добраться до Америки, чтобы разбогатеть, как разбогател сам, работая на этих кораблях.
Потом Эзра кого-то позвал, и женщина принесла ему нечто. Эзра поместил на свое лицо еще одно блестящее нечто, сделавшее его глаза похожими на рыбьи, и внимательно рассмотрел то, что принесла женщина. Что-то белое, как облако, шелестящее, как листва, покрытое маленькими, похожими на мертвых муравьев черными точками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124